ится то, что даст толчок событиям в правильном направлении, я увижу лазейку, разработаю план и начну претворять его в жизнь.
Безумие, полное безумие! Я определенно утрачиваю способность вынюхивать скрытые лазейки и выкручиваться из практически безвыходных ситуаций.
Размышления наедине с бутылкой коньяка привели к тому, что к полудню я уже прилично набрался и задремал прямо в кресле. Меня разбудил Ланген.
— Что, уже обед? — проворчал я, с трудом разлепляя веки.
— Нет, штандартенфюрер, — ответил Ланген, подвигая ко мне телефонный аппарат. — Обергруппенфюрер фон дем Бах. Вас, срочно.
Только этого не хватало! Я откашлялся и взял трубку.
— Здесь Герлиак. Хайль Гитлер, обергруппенфюрер!
— Хайль, Герлиак, — недовольным голосом Баха отозвалась мембрана. — Почему так долго?
— Как только адъютант меня разыскал, я…
— Ладно, не имеет значения, — не стал выслушивать мои оправдания Бах. — Немедленно вылетайте самолетом в Любчу. Вы знаете, где это? Около двадцати километров к северо — востоку от Новогрудка. Там вас ждет Штадле. Я хочу, чтобы вы высказали свое мнение.
— По какому поводу, обергруппенфюрер? — решился я задать вопрос.
— Там узнаете, — буркнул Бах. — Отправляйтесь немедленно, через час вы должны уже быть там.
Я положил трубку и взглянул на часы. Да, обед сорвался!
— Ланген! — крикнул я адъютанту. — Срочно подготовьте мне самолет, вылет через пятнадцать минут. И пусть Махер соберет мне обед в дорогу.
Через десять минут я уже был на взлетной полосе. Командир летного отделения унтерштурмфюрер Штеглиц уже ждал меня.
— Штеглиц, задача следующая: через сорок минут я должен быть в Любче. Вы знаете, где это?
— Недалеко от Новогрудка, — кивнул Штеглиц. — На «шторхе» мы не успеем, на маршруте встречный ветер. Я приказал подготовить к вылету «Хеншель-126». Обычно мы используем его как самолет — разведчик. Старенькая, но надежная машина. И скорость вдвое выше, чем у «шторха».
— Хорошо, только давайте быстрее, — поторопил я пилота.
— Через десять минут мы уже будем в воздухе, — заверил Штеглиц. Подбежал Махер и передал мне небольшой чемоданчик, в который он всегда клал дорожный паек.
— В термосе кофе, во фляге коньяк, в бумаге курица и копченая колбаса, — сообщил Махер, тяжело дыша после пробежки от кухни до взлетной полосы.
— Зачем так много? — поморщился я. — Лишняя тяжесть.
— Штандартенфюрер! Уверяю вас: лишней еды не бывает, — убежденно заявил Махер.
— Идемте к самолету, штандартенфюрер, — сказал мне Штеглиц, и мы направились к биплану, казавшемуся рядом с изящным «шторхом» большим и неуклюжим. Я с трудом влез в кабину стрелка, больно ударившись о пулемет. Через пять минут мы уже были в воздухе. Спустя сорок минут мы уже подлетали к Любче, невзирая на встречный ветер.
На шоссе из Новогрудка в Любчу, возле небольшой рощи, я увидел небольшую колонну грузовиков и бронетехники. Три грузовика и бронтеранспортер были сожжены, и я отчетливо увидел распростертые возле машин трупы. Много трупов, около сотни. Похоже, что меня вызвали сюда ради этого побоища.
— Штеглиц! — сказал я пилоту по внутренней связи. — Садитесь как можно ближе к дороге.
— Хорошо, что вы так быстро прилетели, Герлиак, — озабоченно проговорил Штадле. — Что скажете по поводу этой бойни?
Я прошел вдоль дороги. Бронеавтомобиль был буквально превращен в решето крупнокалиберным пулеметом: легкая броня не смогла выдержать прямое попадание пуль калибра 12,7 миллиметра. На грузовиках тоже были отверстия от тех же пуль, но гораздо меньше, в основном следы от пуль обычного ружейного калибра. Но тоже очень много.
Положение тел лежавших на обочине и дороге солдат показывало, что они погибли в первую же минуту боя.
— Огонь в основном велся из рощи и зарослей кустарника на противоположной стороне дороги, — сказал я. — Обратите внимание: до рощи не менее полукилометра, а до кустарника метров триста. Да тут, похоже, работала целая рота пулеметчиков!
— Да, вы абсолютно правы, Герлиак! — согласился Штадле. — Их расстреляли из пулеметов с большого расстояния, а тех, кто успел выскочить и залечь, закидали гранатами укрывшиеся в мелких окопчиках рассредоточенные вдоль дороги партизаны. Всех раненых добивали: из 144 человек мы подобрали только девять раненых, из них всего двое оказались в состоянии разговаривать. Один ефрейтор сказал любопытную вещь: он посмотрел на часы, и буквально через несколько секунд началась стрельба. Когда русские добивали его, очередь из автомата попала ему в руку и в голову. По голове пули прошлись вскользь, он лишь потерял сознание. Но вот что интересно: одна из пуль повредила часы, и они остановились. Так вот, судя по показаниям ефрейтора, весь бой от начала стрельбы и до методичного расстрела выживших, занял не более пяти минут.
— Очень грамотно организованное нападение: максимальная плотность огня в возможно более короткий промежуток времени, — заметил я. — И похоже, что первым начал работать крупнокалиберный пулемет: с противоположной стороны от рощи гораздо больше трупов. Вначале расстреляли бронебойно — зажигательными бронеавтомобиль, а затем дали пару очередей по грузовикам. Люди начали выпрыгивать на противоположную сторону, и тут по ним из кустов ударили обычные пулеметы. Тех, кто сумел выжить, пулеметы прижали к земле, а находившиеся в укрытиях партизаны забросали их гранатами, а затем добили в упор. Это не обычные партизаны, Штадле! Это грамотно подготовленные диверсанты с умным и опытным командиром. Вы установили хотя бы, в какую сторону они ушли?
— Мы полагали, что они ушли в Налибокскую пущу, — с досадой ответил Штадле, — и выдвинули в сторону Налибок, Клетищ и Бора усиленные полицейские подразделения. Но, судя по всему, нападавшие решили остаться на этом берегу Немана. Боюсь, что мы их потеряли.
Штадле замолчал, затем предложил:
— Идемте к тем кустам, я покажу вам кое — что интересное.
Мы прошли к кустам, и Штадле указал мне на позицию, оборудованную для стрельбы из пулемета: небольшой окопчик со странной деревянной конструкцией на бруствере — нечто вроде врытой в землю треноги с металлическим навершием.
— Мы тоже вначале не поняли, что это такое, пока не нашли чуть подальше в кустах вот это.
И Штадле указал на лежавший прямо на земле пулемет без станка.
— Авиационный ШКАС, — с удивлением отметил я. — Калибр винтовочный. Темп стрельбы свыше полутора тысяч выстрелов в минуту. Теперь понятно, откуда такая плотность огня! Похоже, что и крупнокалиберный пулемет диверсанты тоже сняли с какого — нибудь сбитого самолета и очень удачно использовали для уничтожения бронеавтомобиля.
— Именно так, Герлиак, — подтвердил Штадле. — Там, в роще, мы нашли самодельный станок для крупнокалиберного пулемета.
Я осмотрел пулемет.
— Судя по всему, его заклинило от перегрева ствола и потому пулемет бросили. В полете ствол пулемета охлаждается потоком воздуха, поэтому темп стрельбы авиационного пулемета вдвое выше, чем обычного станкового.
— С крупнокалиберным они обращались более осторожно: стреляли короткими очередями, сумели уберечь ствол от перегрева и унесли с собой, — отметил Штадле.
— Да… интересно знать, где объявится этот пулемет, — поделился я мыслями вслух. — И почему они выбрали именно это место для засады? Не сидели же они сутками возле проезжей дороги, подобно средневековым разбойникам?
— Как, вы разве не знаете? — удивился Штадле.
— А что я должен знать? — ответил я вопросом на вопрос.
— Так, значит, Бах вам не сказал… началось все с того, что эти самые диверсанты атаковали гарнизон в Любче. Атаковали очень грамотно: снайперы сняли пулеметчиков с вышек, затем обстреляли казармы из ручных пулеметов и минометов, а под прикрытием огня диверсанты подобрались поближе и забросали обороняющихся гранатами. Весь штурм занял не более двадцати минут.
— Откуда такое знание подробностей? — поинтересовался я.
— Местные полицейские при первых же выстрелах попрятались, а когда мы вошли в город и нашли лишь дымящиеся развалины казарм гарнизона, проклятые трусы повыползли из щелей и охотно все рассказали, — поведал мне Штадле. — Разумеется, я приказал расстрелять этих предателей!
— И расстреляли? — спросил я. Для моего недоверия были основания, поскольку Штадле неохотно ответил:
— Разумеется, нет. Должны же остаться свидетели, которые всегда могут рассказать о том, что же там в действительности произошло.
— Рассказать? — изумленно поднял я брови. — Но вы и так уже все знаете!
— А если по этому факту приедет разбираться специальная комиссия? — кисло осведомился Штадле. — Вы же знаете: нам приходится остерегаться не только партизан, но и комиссий из Берлина. Эти тупые чинуши понятия не имеют об условиях, в которых нам приходится действовать, и даже не желают их понять! И не только это! Вот недавно произошел совершенно возмутительный случай…
— Скажите, Штадле, — перебил я поток жалоб. — А у вас нет ощущения, что отряд майора госбезопасности Коровина возродился из небытия, наплевав на наши победные рапорты о его разгроме?
— С чего вы это взяли? — нервно осведомился Штадле. Ему явно не понравилась моя мысль.
— Да уж больно штурм гарнизона в Любче похож на генеральную репетицию штурма базы-500, — поделился я наблюдением.
Штадле не ответил, но я видел: мои слова дали толчок тяжелым мыслям в его голове.
Глава 12
От первого лица: Генрих Герлиак, 29 октября 1942 года,
Минск, штаб полицайфюрера СС «Руссланд — Митте»
Я не собирался ехать в Минск, но сразу после визита в Лю- бец отправился именно в столицу Вайсрутении. И не потому, что соскучился по руинам некогда великолепного города, превращенного благодаря стараниям люфтваффе в печальный памятник самому себе. Нет! Причиной была одна короткая фраза Штадле, которую тот произнес между прочим.
— Во время недавней операции задержали с десяток подозрительных субъектов. Не сочтите за труд, Герлиак, и взгляните на них: вдруг увидите знакомых по вашему «партизанскому» прошлому.