Но все же лирические волны Марселино предназначались не мне. Я просто оказался на их пути. Значит, отвечать требовалось по существу. А что я мог сказать? Что искал крохотное помещение, где можно скукожиться в уголке одному и жрать какую-нибудь вредную гадость, упиваясь жалостью к себе?
– Джеронимо там, в Центре, ведет неравный мозговой штурм, – показал я большим пальцем через плечо. – Я подумал – принесу ему кофе с какими-нибудь печеньками. Глядишь, это повысит наши шансы. То есть, думал-то я в первую очередь о деле, а вовсе не о том, чтобы самому пожрать вкусняшек…
– Снаружи жди! – Марселино вытолкал меня взашей и закрыл дверь. Однако я успел заметить на столе две тарелки и бутылку. Бутылку… вина?! Этого еще не хватало. Напившаяся от отчаяния машина для убийства. Чур, я в танке, когда это случится!
Дверь открылась минут через пять.
– На! – Марселино сунул мне в руки поднос и спрятался обратно.
Я с удивлением смотрел на кофейник, две чашки и вазу с маленькими, облитыми шоколадной глазурью печеньицами. Может, набухавшись, Марселино превращается в добрую фею?
Однако с подносом надо было что-то решать. Вариантов было немного, всего три. Можно подкатить к Веронике и облажаться. Можно сныкаться в танк и всласть прочувствовать себя ничтожеством. А можно притвориться, что изначально сказал Марселино правду.
Хотя это бред. Тысячи фильмов и книг, которые я смотрел и читал, всегда грешили этим: сужением выбора. У героя два или три варианта, и мы замираем, думая, как он поступит. Да ну! Вариантов всегда неисчислимое множество. Даже сейчас я могу просто поставить поднос на пол и навалить кучу посреди него. Или открыть кухонную дверь, швырнуть поднос в Марселино, влепить ему пощечину и завизжать: «Ублюдок! Между нами никогда ничего не будет!» – а потом забиться на полу в эпилептическом припадке. Могу даже скомбинировать оба этих варианта. К чему ограничивать себя унылыми рамками логики? Даешь жонглировать печеньем и обливаться кофе!
Такими вольнодумными мыслями я тешил себя, подходя к открытой двери Центра Управления.
– Печеньки! – обрадовался Джеронимо и убежал. Вернулся быстро – приволок из кладовки ящик. Втиснул его в небольшое помещение и посоветовал садиться.
– Если хочешь, закрой дверь, – сказал он.
Я хотел. Когда уселся и мы отхлебнули по глотку кофе, разговор я решил завязать с этой же двери:
– А я вот не мог бы работать, когда за спиной открытая дверь. Все время кажется, что кто-то подкрадывается, смотрит…
– Восхищаешься мной, – кивнул Джеронимо. В полутемном помещении на лицо его отбрасывались блики программного кода. – Понимаю. Ведь я – величайший гений на этой базе. И я полностью разделяю твое мнение. Только мне паранойя помогает. Я оглядываюсь, вижу, что никого нет, прикидываю, сколько секунд понадобится самому быстрому человеку – а именно Веронике – чтобы неслышно приблизиться ко мне от ближайшего укрытия и эти секунды работаю с невероятной продуктивностью. Потом опять оглядываюсь. В основе этой гениальной техники лежит примитивный принцип «Pomodoro».
Я глотнул кофе. Поморщился, добавил сахара, перемешал. Вот, теперь отлично! И печеньки ничего такие.
Джеронимо лупил по клавишам. Мне казалось, что он нажимает одну и ту же комбинацию, раз за разом. Я уж было рот открыл задать дурацкий вопрос, но Джеронимо меня опередил:
– Сеньор Робби погиб не напрасно.
– Ты запомнил его имя?!
– Я запоминаю всё, что важно. Всё, что можно использовать для мотивации или демотивации. К примеру, имя Робби поможет в мотивации тебя, а дата моего рождения – в демотивации Вероники. Веронику надо демотивировать, понимаешь… Когда она мотивирована, с ней невозможно. Начинает ставить в угол, заставлять мыть руки, чистить зубы.
– Как она-то умудрилась забыть? – удивился я с запозданием в пару часов. – Она ведь на тебе просто сдвинута.
– А она и не забыла. Просто у нее не было времени меня толком поздравить. Последний раз мы с ней оказались наедине, когда она отобрала у меня тетрадь…
Джеронимо помрачнел, щелкнул себя по майке – это была уже новая майка, с гербом Испании – и та отдалась бумажным звуком.
– Само собой, я подсунул ей подставную тетрадь, если тебя это беспокоит. Так вот, момент был неподходящий. Ни один из тех моментов, что мы здесь пережили, не был подходящим. Вероника очень стеснительна, когда приходится эмоционально вовлечься. Ей надо оказаться наедине, потупить глазки в пол и проворковать: «Джеронимо, с днем рождения тебя, прости, что в этом аду я не сумела раздобыть тебе никакого подарка, но я исправлюсь…»
Я вспомнил, как ее ладонь робко двигалась ко мне по перилам балкончика в Красноярском Метро. Джеронимо, черт возьми, был абсолютно прав. Тупик! Я никогда не решусь первым рассказать о своих чувствах, а она никогда не шагнет на ту дорогу, на которой однажды обожглась. Марселино уже предложил ей стать его женщиной, у него фора в тысячу километров.
– Пусть мучается, ей на пользу. – Джеронимо опустошил чашку и постучал ею по подносу, который я примостил у себя на коленях. Я налил ему еще.
– Так что насчет Робби? – попытался я перевести тему.
– Про Веронику интереснее, – предупредил Джеронимо. – Но если ты настаиваешь… Я записал данные, которые прошли по сети, когда в тоннель вбежал Робби, и теперь их эмулирую с небольшими модификациями. Сигналка получает информацию о вторжении, но реального вторжения нет. Первые три раза она начинала стрелять – это пока ты блевал – потом перестала. Теперь только подергивается на электронном уровне. После каждого подхода реакция на миллисекунду задерживается. Я попытаюсь написать макрос, это ускорит процесс, и, может, когда задержка перевалит за какую-нибудь величину, мозги сигналки взорвутся. В крайнем случае мы заполучим небольшую фору. Может, робот сумеет пробежать и отключить сигналку с той стороны.
– Отличный план, – вздохнул я. – Только вот роботы больше меня слушать не хотят.
– Фигня, помиритесь! – Джеронимо не собирался грузиться всякой ерундой.
И я заразился его оптимизмом. Сидя в тесной, уютной комнатушке, попивая кофе, слушая мягкое гудение компьютеров, глядя на скачущие по экрану цифры и символы, я почувствовал зарождающуюся уверенность. Будущее в руках Джеронимо, который ради своей цели свернет горы. Худшее позади.
Как же я ошибался…
Глава 23
Познаний в области межполового этикета у меня практически не было. Без малого всё свободное место на жестких дисках Центра Управления ушло под терабайты безумного кода Сантоса, а на тех жалких гигабайтах, что остались, уместилось всего ничего. Документальный фильм «Как выжить во время торнадо», мультик про Златовласку, «Книга о вкусной и здоровой пище», плюс – парочка фанфиков по Гарри Поттеру, что бы это ни значило.
Но, разумеется, к моим услугам всегда была генетическая память первого Рамиреза, который еще был настоящим человеком и, учитывая доминантность и неотразимость, должен был иметь солидный опыт половых сношений. Поэтому я решил импровизировать.
Вероника – о, удача! – оказалась в кладовке одна. Уже переоделась в свои вещи и лежала на ящиках, соблазнительно согнув одну ногу в колене. Я подавил желание ворваться внутрь, как торнадо из документального фильма, и взять всё, что мне полагается по праву сильнейшего.
Рука поднялась, чтобы толкнуть дверь, но тут из глубин генетической памяти выплыло предостережение, и я вежливо постучал.
Вероника встрепенулась, одним движением села на ящике, сунув ноги в берцы. Пытливо уставилась на дверь. Через узкую щель она меня не видела, ведь в кладовке сейчас было светлее, чем в зале.
Я вошел. Вероника быстро моргнула, увидев меня, будто мое появление было какой-то неожиданностью. Я улыбнулся:
– Можно пригласить тебя на свидание?
Ее очаровательный ротик приоткрылся, глаза забегали. Кажется, я поторопился, надо было поздороваться, что ли. Хотя мы виделись час назад.
– До нашей смерти осталось чуть больше суток, и я подумал, что мы могли бы узнать друг друга поближе, – развил я свою мысль.
Вероника нахмурилась:
– Джеронимо ведь еще работает…
– Вряд ли это что-то даст. Августин Сантос создавал безумные машины, и если они выходят из строя, то делают это всерьез.
Она еще сильнее нахмурилась. А я тут же сделал на мозгах зарубку, внешне напоминающую извилину: «Не сомневаться в мелком при Веронике!» И постарался исправиться:
– Нет, я верю в твоего брата, но в любом случае нам сейчас нечего больше делать. Так отчего бы не поужинать в романтической обстановке?
– В романтической?.. – Она зачем-то огляделась и пожала плечами. – Окей, можно.
Я протянул руку. Вероника поднялась мне навстречу. Лишь только мы оказались напротив друг друга и я подумал, что настал гениальный момент для легкого разминочного поцелуя перед ужином, как она сморщила нос и чихнула.
– Чем это пахнет?!
Пахло моим козырем номер один (или, скорее, номер пять?). Этих козырей, сам того не ведая, напихал мне мелкий. Люди с поверхности много болтают, порой сами не замечают, когда выдают ценную информацию. То ли дело я. Рамирезы умеют держать язык за зубами!
– Тебе знаком этот запах? – улыбнулся я загадочно.
– Да еще бы. Альберто на каждый праздник дарил мне флакон…
– Какое изумительное совпадение! – воскликнул я. – Если хочешь, они – твои.
– Спа… сибо, – запнулась Вероника.
Взять себя под руку она не позволила. Может, я что-то путаю, и это дама должна брать парня под руку… В фанфиках об этом почти ничего не было, а в «Книге о вкусной и здоровой пище» – и подавно. Я решил быть как торнадо и перешел в наступление:
– Ты мне сразу понравилась, с первого взгляда. Когда вы только провалились, я смотрел на тебя через камеры и думал: эта девочка неспроста здесь. Мы созданы друг для друга.
Мы шли по залу мимо танка, по широкой дуге приближаясь к кухне. Вероника, сунув руки в карманы, определенно задавала маршрут, а я вышагивал рядом с ней. Услышав мои слова, она исподлобья покосилась на меня.