, — сразу прилетела характеристика от Турина. Глаза визави яростно вспыхнули, он скрипнул зубами. Я продолжил с деланным изумлением в голосе, — Это же надо спросить у аристо, зачем он наводит порядок вокруг своего дома, завоевывает новые ничейные земли, присоединяет их к своим владением, а те в свою очередь входят в Империю… Это все равно что спросить у любого живого существа зачем оно дышит. Еще дурнее вопрос: почему те или иные расы и народы берутся под руку, ведь они вроде как бесполезны или слабы. Если бы этим руководствовались древние, то никакой Империи не было бы. Например, наши предки вытащили из смердящих глубин Арархара гномов, которые прятались от склизких джингаров, и не могли ничего им противопоставить. Маленькие людишки, жалкие и озлобленные от дикарской жизни, но понимающие в рудах и полезных ископаемых, — эльфы обозначили улыбки, что означало у них гомерический смех, — И аристо дали им возможность работать и созидать в нормальных условиях. Прошли века, и гномы по праву заняли свое место лучших мастеров в обработке металлов и камней. Смелые воины, владеющие огненным боем, рвущиеся вперед на козлах, не уступая им в ярости и упорстве. Не так ли почтенные? — дилемму: похвалил я их или оскорбил, так с наскока у бородачей не получилась решить, поэтому сопели, — Или где-то я солгал? — и больше не ожидая ответов, продолжил, — Или, например, древние аристо сняли, как диких обезьян, с деревьев эльфов, которые кроме, как из палок и дерьма чин-чинов не умели ничего строить, — теперь пришел черед гномов скалиться, — Зато они могли лечить, понимали животных и обладали многими полезными знаниями. Их тоже поставили в строй. В результате получили лучших лекарей, массажистов, садовников, смотрителей зверинцев, а их жрицы любви творили настоящие чудеса, которые не смог описать в полной мере даже Улентий Синеус. И опять же сейчас они по праву занимают свое место, обладая уж очень утонченным вкусом, недоступным обычным аристо. Поэтому древние и были великими! Зачем… — вновь передразнил я, — Затем, что я создаю свой Дом нуля! Мой девиз: «возьму все сам», а не «я умею играть на эльфийской дудке» или «папа, мама, дай»! — через белила или пудру, а может и магическое средство на щеках у визави проступили красные пятна, — Зачем? Когда я мог легко и спокойно войти в один из могущественных Домов Империи? Ответ прост и краток. Потому что я — аристо! И моя кровь горит, а не протухла! И я буду брать под свою руку всех и все, даже призраков и мертвецов! По заветам Древних, о которых многие и многие позабыли!
— Ты хочешь сказать, что я глупец без памяти? — и глазки сузил. Зло так.
— А ты разве умен? Что же до памяти… О чем ты ведешь речь, позабывший и предавший своего великого предка глэрда Тарна по прозвищу Меч Исторга, которого не могли взять в честном бою остроухие гады во время Второй Закатной войны. И вот на пиру, далеко за линией фронта, где всем обещали безопасность, когда все были без брони, и только камзолы цвета бычьей крови защищали тела, через тайный подземный ход ночью в разгар веселья ворвались сотни и сотни подлых эльфов с отравленными мечами, кинжалами и арбалетами. Их лучшие из лучших элитные воины — Янтарные клинки. Глэрд сражался яростно, как настоящий имперский дракон, его тело пронзали не раз и не два подлой сталью! Три! Три оперения болта торчало из спины, но он бился и бился. А другие аристо и хуманы, глядя на него, воодушевлялись, ибо им казалось, что он заговорен, и не берет его ничего. Что сам Кронос в него вселился и пришел на помощь. И дрогнули, и побежали, истерично вопя и теряя длинные уши подлые лирнийские слизни! Твой предок, возвестил победу кличем: аррас, и упал бездыханный. Оказалось и первая рана была смертельной, отрава пожирала его, но он и видом не показал ни боли, ни ранений. Это настоящий герой, это настоящий аристо!
— Ты чествуешь убийцу? — вот это поворот, хотел пристыдить, даже историю вспомнил, а тут совсем все запущенно, — А я проклинаю его. Самое паскудное преступление на этом свете — это уничтожать тех, кто видел зарождение Первой Империи, кто сотворил эти архитектурные ансамбли в Великом лесу, кто…
Я рассмеялся.
— Да, выкипела кровь Великого Дома, превратилась в грязную слизь. И будет тебе известно, эльфы никак не могли видеть зарождение Империи, потому что их нашли и, повторюсь, сняли с деревьев, аристо в другом мире, когда наше государство уже существовало пять с половиной тысяч лет. После Мертвецких войн. Ансамбли же в лесу — это дело рук древних аристо, которое не способны повторить ни остроухие, ни, увы, сегодня даже мы. Они сохранились только потому, что это были лечебницы, санатории, курорты, а не военные и промышленные объекты, которые первыми подверглись удару сил Тьмы и Хаоса.
— Ложь, это все ложь! И я докажу! Глэрд Райс глава Истинного Великого Дома Сумеречных, я глэрд Арнаст из Великого Дома Падающей звезды Ирхаста вызываю тебя на Поединок чести! И…
— Приказать всыпать тебе плетей? Ты хотя бы понимаешь разницу в статусах? Это все равно, что грязный бабуин вызовет честного человека на ристалище. И что, каждую собаку облаивать в ответ? По законам Империи… — ловись рыбка, специально паузу сделал, в которую так легко ворваться.
— Империя? Жалкое, ничтожное образование ваша Империя! Там, где нет красоты, нет чести, нет ничего достойного. Отсталая, жалкая недострана… Я плюю на ее законы! И…
Выбирая между «Кровопийцей» и булавой, я остановился на последней. Да и искажения слабенькие исходили от деятеля. Если бы что-то мощное, тогда бы однозначно кинжал. А так покажем всем вероятным противникам мое излюбленное оружие, от которого и нужно беречься.
Шипастое навершие, разогнанное до невероятных скоростей, опустилось на череп. В разные стороны брызнула кровь, мозги, кости, клочки кожи. Сама же голова едва в плечи не вмялась.
И тишина… Только у одного из эльфоподобных аристо беззвучно открывался и закрывался рот.
Я медленно повесил моргенштерн обратно на пояс. Затем смачно собрав слюни, харкнул на дергающееся в конвульсиях тело.
Проговорил медленно и мрачно.
— Любой может плюнуть на Империю, и да, когда рядом нет аристо, она утрется. Но когда они рядом, то Империя плюет в ответ, и оскорбивший ее потонет. Потонет в своей крови! — перефразировал любимую присказку деда про коллектив, — Мара, я как твой Кормчий, ни разу ничего не просил, но сейчас обращаюсь к тебе, пусть глэрд Тарн из Великого Дома Падающей звезды Ирхаста, прозванный при жизни Мечом Исторга, узнает о деяниях потомка, и… Там сам примет решение. Я бы отправил лет на двести чадо в Гратис! Предок — герой, а это лирнийский мрок. Может нагуляла мамаша от эльфов? — я не верил в то, что богиня отзовется. Да и не нужно мне это было, самое важное, это как окружающие восприняли деяние и слова.
Половина смотрела с расширенными глазами.
«Про глэрда Тарна правда?», — прилетело от Турина.
«Да. Так все и было. При жизни за его голову светлые эльфы обещали десять тысяч монет из красного золота, а темные пятнадцать. За живого и те, и эти — сто. Хотели его подвергнуть ритуальным пыткам с поглощением души и передачи ее пламени их лучшему воину», — хорошо знать историю. И таких я мог рассказать про многие Дома, находящиеся здесь и рядящиеся в эльфийские тряпки.
«Достойный был аристо. А эти…».
А затем раздался галдеж резко и сразу со всех сторон.
— Так нельзя!
— Да, что здесь происходит-то⁈
— Это что за дичь⁈ На Совете, убить!
— Это… Это…
— Дикие, дикие нравы! За слова! Взять и размозжить голову…
— Да…
— Мы требуем глэрда Райса заковать, посадить…
— Он невменяемый, он даже архилича хотел убить!
— Осудить!
— А я вам говорил! Говорил! Я читал, он сырое сердце дракона сожрал! Зубами рвал! А вы: не может быть, не может быть… Может! И было! Раена Справедливая всегда пишет правду!
— Тихо! — пророкотал герцог, ему пришлось повторить, только тогда все замолчали и уставились на него, — Кто тут требует глэрда Райса заковать? — и голос, не предвещающий ничего хорошего, — Вы забыли законы Империи? Напомню, то, что я услышал из уст недостойного Арнаста есть крамола. Крамола настоящая, беспрецедентная по своей наглости! И каждый, каждый из вас должен был сделать то, что сделал глэрд, иначе вас можно обвинить в пособничестве. Так кто-нибудь желает заковать главу Истинного Великого Дома Сумеречных? Нет? Я так и думал! Кто-то тут говорил, что за слова нельзя так поступать с разумными… Есть такие слова, которые лучше не стоит говорить в обществе настоящих имперцев. И вы пока находитесь на территории Империи! У нас здесь все просто, мы хоть и не столица, но мы живем по законам, а не по вашим понятиям или негласным правилам. Повторюсь, мы живем по законам! Многие здесь — гости. Уважайте свой и чужой дом.
— По законам⁈ Законам⁈ По законам снести голову, как высморкаться?.. — опять кто-то принялся закатывать истерику.
— Но великий герцог, это же Совет, тут спорят… — влез еще один эльфоподобный аристо.
— Он проспорил, — в тишине голос Турина прозвучал, как приговор на суде.
— Глэрд Райс, переходи к сути. И приказываю, не оскорбляй никого! Я знаю, что каждое собрание с тобой всегда заканчивается выносом трупов, но… У нас важное дело! Остановился ты на моменте, как проник в Гнездовище. И отвечаешь на вопрос, отчего инквизитор почувствовал за тобой множество смертей.
— Я и не думал никого оскорблять, более того, говорю лишь чистейшую правду и действую в рамках закона. Что же. Продолжу. Но не только внутри горы имелись разумные. На живописных террасах обосновались эльфы, проводившие запрещенные практики, вместе с хуманами и аристо, они предавались низменному. Изредка на свет выползали из нор и гномы. И тогда вопли гарпий разносились по округе. Не знаю, что они хотели получить в итоге, может и новый вид. Но с крылатыми гадинами жили душа в душу. У тех же, помимо эйденовской матки в потаенных глубинах, на самой вершине находился целый городок. Сотни и сотни, а может и тысячи тварей. Долго и упорно я исследовал все вокруг, ища слабое место в их обороне. Дабы нанести сокрушительный удар. И вот позавчера оно было найдено. И не без помощи богов, я разрушил алтарь Синеликой Архи, который окружали тысячи отрезанных голов и десятки истерзанных тел разумных, тогда задрожали сами горы, — я сорвал булаву с пояса и потряс ею, эмоциональный порыв не остался незамеченным, многие и многие отпрянули, хоть и разделяло нас несколько метров, больше никто не улыбался, — А затем ослепит