интеллигент: Да-да, боролся с национал-социализмом в партии, а бил литераторов; помнится, в фильме «Семнадцать мгновений весны» есть эпизод — уголовники играют на золотой зуб пастора Шлага. Похоже, верно?
Архангельский Александр, интеллектуал: Может быть. Не хочу углубляться в этот эпизод, потому что за деревьями опять не увидим леса. Яковлеву сказочно повезло: он успел вернуться в политику, раскрыться, поменяться; помнить его и судить о нем будут не по статье 1973 года, а по реабилитации 4 млн невинных людей, по раскрытию тайны пакта Молотова — Риббентропа, по искреннему покаянию за черные дела красных, по той политике, которую он формировал, а Горбачев до поры до времени проводил: возвращение от советского к русскому без провалов в шовинизм. Хотя, отдадим должное вашим коллегам-литераторам, они ему как следует отомстили за давешнюю критику «Нашего современника»: отыграли пропагандистские образы перестройки, ее прорабов и архитекторов, объявили Яковлева главным масоном и врагом России…
Александр Архангельский, интеллигент: Ну не поняли люди, что быть врагом СССР и врагом России — не одно и то же. Да, развалу империи Яковлев отчасти способствовал, но не по злобе, а по здравому расчету: она уже сгнила на корню и коридор возможностей был предельно узкий — либо мирно ее разобрать, либо она свалится нам на головы и всех под собой похоронит. Но я о другом хочу вас спросить. С вашей — холодной и прагматической — точки зрения, не оказался ли и поздний выбор Яковлева столь же бесполезным и столь же опасным, как его ранние номенклатурные деяния? Да, реабилитация состоялась.
Да, он лично за большевиков покаялся. Да, за демократию он боролся до последних дней. Но разве все это не пошло прахом, разве мы не сели в лужу, разве лужа не подернулась ряской? Разве не дезавуирует все яковлевские комиссии братиславское интервью нашего президента, где он называет пакт Молотова — Риббентропа чуть ли не техническим следствием Мюнхенского сговора? Разве нынешний отказ Генпрокуратуры доводить до конца расследование катынской трагедии не есть полный пересмотр выводов, которые именно Яковлев оглашал от имени государства? Разве мифология суверенной демократии не есть окончательный отказ от попыток учредить в России демократическую систему, на что А. Н. положил последние 20 лет своей жизни?
Архангельский Александр, интеллектуал: И да, и нет. Да — потому что именно те тенденции, против которых он восставал (на партийном, грубом, пошлом языке) в статье 1973 года, возобладали. Не в КПСС, а в постдемократической элите. Нет — потому что невозможно сделать вид, будто решений, которые он продавил, не было вовсе., И закрытие катынского дела поэтому — временное, и откат от свободы — не навсегда, и пакт Молотова — Риббентропа замолчать уже не удастся, и чекистское понимание суверенитета не утвердится слишком надолго. Лажа разоблачает сама себя — на фоне правды. Не было бы публичного признания этой правды, утвердить лажу в качестве истины оказалось бы куда легче.
Александр Архангельский, интеллигент: Что ж, он полностью победил?
Архангельский Александр, интеллектуал: Нет. Но мы не до конца проиграли.
ЕСЕНИН, БЕЛЫЙ, БЛОК И СМУТА
Инструкция сорок седьмая, на неделю 24–30 октября 2005 года, когда глава Конституционного суда т. Зорькин посетовал на отмену статьи о конфискации имущества, а культурные люди праздновали литературные юбилеи и смотрели телевизор.
Архангельский Александр, интеллектуал: Странная была неделя. Почти ничего не происходило, сплошные слова, слова, слова.
Александр Архангельский, интеллигент: Слова, уважаемый коллега, это тоже дела. Не знаю, чем занимались вы, новые российские интеллектуалы, а мы, старые русские интеллигенты, всю неделю отмечали юбилей великого русского писателя Андрея Белого и готовились к точно такому же юбилею Александра Блока, который случится через месяц. И убеждены, что это событие намного важнее и намного актуальнее, чем все политические баталии новейшего времени.
Архангельский Александр, интеллектуал: Не обессудьте, но скажу со всей большевицкой прямотой: все эти литературные юбилеи лишь повод произнести дежурные слова в маленьком музее или заработать денег на большом и пошлом сериале. Был бы Андрей Белый поизвестнее, пораскрученнее, сняли бы и про него, в его биографии сериального материала хоть отбавляй: любовные драмы, сексуальные истерики, двойные романы, борьба за жену друга, мистика, предательства и покаяния. Но ничего, не про Белого, так про его современников снимут. Как раз сегодня по ОРТ начинается сентиментальная революционная мелодрама «Есенин» с главным участковым, он же главный романтический бандит страны, Сергеем Безруковым в роли великого декадента, который успешно рядился в крестьянского певца избяной Руси. Есенинский юбилей, который вы в своем узком кругу отметили совсем недавно, принесет продюсерам, режиссерам и актерам неплохой доход. Рад за них, но мы-то здесь при чем? Политика тут каким образом примешана?
Александр Архангельский, интеллигент: Все бы вам политику примешивать. По мне, она разложилась до такой степени, что впору ее от всего химически отсекать, чтобы не заражала здоровые ткани. Здесь примешана не политика; здесь примешана большая история — и в этой примеси главный секрет актуальности. Так получилось, что мы в нынешнем году сплошняком празднуем полукруглые юбилеи ключевых поэтов русской смуты, настоящей смуты, не мифологизированных событий XVII века имени обманного праздника 4 Ноября, а достоверных событий века XX. Начало года: 115 лет Пастернаку. Ранняя осень: Есенин. Сейчас: Белый. Через месяц: Блок. Они пропустили эту смуту сквозь себя, они отравились ее угарным газом, и каждый в меру своих слабых сил пробовал найти противоядие. Нас все время приучают к мысли, что на горизонте опять маячат смутные времена. На это ощущение ассоциативно наталкивают бесконечные разговоры об оранжевых революциях, угрозе внешнего управления, необходимости преодоления гражданской войны, примирения белых и красных задним числом, да и сама затея с 4 Ноября как главным общенациональным торжеством…
Архангельский Александр, интеллектуал: Да не будет никаких оранжевых революций, утешьтесь. Или расстройтесь, не знаю, какой вариант вам ближе. Украина с Грузией уходили от Америки через Россию; от кого и через кого уходить самой России? Она уже уходила через Америку от СССР, было это в августе 1991-го, и о том мы с вами уже говорили. Что же до предпосылок к новой смуте, то нету их. Решительно нету. Запас экономической прочности невероятный, уровень политического прагматизма элит выше всяких административных похвал и ниже всякого нравственного предела, доходы масс растут несмотря на мелкие потрясения…
Александр Архангельский, интеллигент: Объективно — нету, субъективно есть. А бытие определяется сознанием, что бы вы, позитивисты, по этому поводу ни думали. И если все время твердить: смута, смута, смута — то она придет. И никто не будет интересоваться тем, что пиарщики, запустившие в оборот разрушительный образ, всего лишь имели в виду Путина, выводящего нас из 1990 годов, как Минин вывел народ из 1610-х. Никого не будет волновать, какие экономические предпосылки должны были защитить нас от угрозы кризиса…
Архангельский Александр, интеллектуал: Все бы вам, интеллигентам, тревожиться. Все бы дуть на воду. Все бы пророчить потрясения.
Александр Архангельский, интеллигент: Наоборот: задача в том, чтобы поучиться у классиков, как преодолевать смуту в себе.
ПРАВДА И КРИВДА
Инструкция сорок восьмая, на неделю 31 октября — 6 ноября 2005 года, когда Россия впервые официально отметила праздник 4 Ноября.
Александр Архангельский, интеллигент: Здравствуйте, дорогой коллега! С очередным праздничком.
Архангельский Александр, интеллектуал: С каким? Сегодняшним, 7 Ноября? Или пятничным, 4-го? А может, с четверговым, с окончанием священного месяца Рамадан? Должен вас огорчить. С большевиками мне не по пути, смысла в общенациональных торжествах по поводу победы над поляками, открывшей путь к воцарению Романовых, — не вижу, а веру исповедую христианскую. Поэтому 4 Ноября для меня как был праздник Казанской иконы Божией Матери, так и остался. В свою очередь, вряд ли братья-мусульмане перед разговлением благоговейно читали акафист. В отличие от коммунистов, которые, не покаявшись за гонения на веру, готовы прикладываться к любым иконам, лишь бы народ поддержал.
Александр Архангельский, интеллигент: Я рад, что мы наконец-то совпали в оценках. Жаль только, взаимное понимание приходит лишь в точке обоюдного непонимания. Я давно веду любительский опрос в регионах: что же случилось 4 ноября и как это событие связано с нашей сегодняшней жизнью. Результат почти всегда нулевой. Во-первых, люди не знают, что именно им предписали праздновать; во-вторых, узнав, не могут понять, какое отношение к ним имеет то ли освобождение Китай-города, то ли изгнание горстки поляков из Кремля. Вы человек более политизированный; объясните мне, зачем было принимать такое решение? Кого объединит странный день единства, из какой Смуты выведут нас смутные торжества?
Архангельский Александр, интеллектуал: Нечему тут удивляться. Да, это общенациональный праздник, смысла которого нация не понимает. А какой еще может быть главный праздник в стране, где никто не знает слов гимна: на последнем футбольном чемпионате нашим болельщикам раздавали майки с текстом Михалкова на спине, чтобы сидящие сзади могли петь, а не мычать. В стране, где у армии и государства разные флаги. Где торжественно хоронят белого вождя и национального философа, но при этом закрывают тему Катыни и спокойно слушают, как президент объявляет пакт Молотова — Риббентропа вынужденной мерой — на прошлой неделе он повторил это в голландском интервью. Какой еще может быть праздник в стране полной смысловой неопределенности, идеологической смеси, политического китча. В стране, правящая элита которой в одно и то же время хочет строить восточную деспотию с газово-нефтяным наполнение