– Я не могу столько ждать.
Через несколько лет я стану старикашкой, мечтающим лишь о деньгах, который в гробу видал всяческую крутизну. По-моему, деньги зарабатывать куда проще, чем быть крутым. Становлюсь чуть позади табурета моего нового знакомца, чтобы не доставлять неприятностей миссис Буфетчице.
– Кто тебе натрепал обо мне? – спрашивает он уголком рта. – Кит? Рич?
– Рич.
– Осел. Надо же додуматься посылать детей прямо ко мне. Передай ему, что, если подобное повторится, я его вышибу вон. Нет, погоди. Не надо говорить, что я вышибу его из дела. Скажи, что я вышибу из него дух вон. – Мужик криво усмехается. – Так будет правильнее.
– А как же мне теперь достать СКВИП? Я надеялся, что куплю либо у Рича, либо у вас.
Голос у меня против воли становится плаксивым.
– Сделай вот что. Топай к моему кузену, в молл «Менло-парк». Он работает в «Распродаже обуви». То есть на самом деле там три магазинчика «Распродажа обуви», мой кузен пашет в том, что напротив «Сэма Гуди». Короче, там два «Сэма Гуди», но кузена зовут Рэк. Всего три буквы, не забудешь. Разыщи его и поинтересуйся, что сталось с последними двумя штуками из партии. Ну, или посмотри на eBay.
– На eBay?
– Компьютер у тебя есть? Ну так включи его – и сильно удивишься.
– Еще вопрос можно? – Опускаю глаза. – СКВИП в самом деле стоит шесть сотен баксов?
– Повезет – за пять найдешь. Иди-ка сюда. – Он поворачивается на стуле, достает портмоне и разворачивает «гармошку» фотографий, вроде как у моей бабушки. – Гляди.
На снимках – он сам в каком-то шикарном казино. Наверное, в Лас-Вегасе. Впрочем, может быть, и в «Фоксвуде» или где-нибудь в офшоре.
– Просмотри их, – командует он. – Внимательно просмотри.
На каждой фотографии снят мой собеседник: оборванец, выигрывающий кучу денег, вернее, фишек, если я правильно помню. Перед ним их громоздятся прямо-таки горы: красных, белых, синих и желтых… Словно башни в настольной игре «Дженга». Вокруг оборванца – толпа грудастых девиц в перьях, расфуфыренных как павлины. Они улыбаются. Их руки тянутся к его бейсболке, той же самой, что сейчас на нем.
– Только представь, что эта штуковина может сделать для тебя в «Блэкджеке», – возбужденно шепчет мужик. – Свою я научил считать карты. Впрочем, забудь. Шесть сотен – хорошая цена. Для казино ты, конечно, еще маловат, но, я уверен, что-нибудь придумаешь. – Он смотрит на меня в упор и лыбится, блестя золотыми зубами, напоминающими «молнию». – Короче, это самая крутая штука на свете. Только так и следует жить. Обязательно добудь ее себе.
– eBay? – интересуется папа.
Я сижу за компом в столовой, чтобы не было соблазна отвлечься на порнуху. Надо найти СКВИП. На плечо ложится отцовская рука.
– eBay – это что-то, да? Знаешь, кому он пришелся бы по душе? Бену Франклину.
У него пунктик насчет Бена Франклина. Что ни возьми, любое новшество, будь то Интернет, почта или собаки-поводыри, папа сразу примется рассуждать, как бы это понравилось Бену Франклину, доживи он до наших дней, потому что Бен Франклин был «передовым мыслителем».
– Бен буквально не поверил бы своим глазам, увидев мировое сообщество, свободно обменивающееся товарами, ничем не рискуя. Может быть, eBay ему понравился бы даже больше кондиционера, а ведь кондиционер наверняка стал бы его любимчиком.
Папа усиленно наворачивает чипсы с арахисовым маслом. Понятия не имею, какого ответа он от меня ждет.
– А ты что ищешь, сын? Хм-м-м… плюшевых медвежат?!
– Что? Ага…
Оказывается, существует мягкая игрушка «крупяная кукла»: голубенький кальмарчик по имени Сквип. Стоило мне вбить в поле поиска это слово, как на меня обрушилось страниц шестьдесят предложений о продаже дурацкого кальмара! Отец торчит у меня за спиной. Делать нечего, покорно добавляю «крупяная кукла» в поле поиска и получаю девять тысяч семьсот восемьдесят один результат. Под каждой игрушкой – теги: «плюшевый медвежонок, Рождество-2000», «состояние: как новый» и прочая хрень, чтобы вы сразу определили, кто перед вами: лемминг или улитка. На большинстве страниц отмечено, что игрушка «не подвергалась воздействию табачного дыма».
– Ты уверен, что ты не гей, сын?
Тупо кликаю по страницам с игрушками. Ну когда же он уберется?
– Пап, я просто кое-что ищу.
– Ну а вчера на вечеринке нашел, что искал? С кем-нибудь перепихнулся?
– Чего-чего?
– Ты прекрасно меня понял, Джереми.
– Да, кажется… Нет, не перепихнулся.
– Гм-м-м. Однако тебе ведь хочется, правда? Неужели в тебе нет этого драйва? – он всплескивает руками.
Я рычу. Впрочем, мой рык больше похож на писк или хрип. Папа разочарованно вздыхает.
– Сынок, от тебя мухи дохнут, ты это знаешь? – бурчит он, немного отодвинувшись. – В восемнадцатом веке все дети, наверное, были такими же, как ты. Отцы тогда брали сыновей за ручку, вели в бордель и – вуаля! – дело в шляпе, ребенок выходит с улыбкой до ушей. Мадам знали в этом толк и следили, чтобы юнцу досталась опытная девка без дурных болезней.
Молчу. Радужный медвежонок Джерри Гарсия стоит аж семьдесят один доллар! Чего это так дорого? Нет, я помню, что несколько лет назад это было повальное увлечение, но думал, народ давно переболел.
– А ты знаешь, что у твоей тетки Линды несколько тысяч таких игрушек?
– Правда?
– Весь чердак ими забит. Тусуйся с теткой почаще, лады? Короче, держи ее подальше от меня. – Он усмехается.
– А такие у нее есть?
Сортирую игрушки по цене. За самую дорогую просят девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов и девяносто девять центов.
– Джереми, ты меня за чучельщика, что ли, держишь? Ладно, труба зовет.
Труба обычно зовет его усесться с банкой пива перед теликом и смотреть футбол (только юношеская лига, там «поменьше стероидов»). Он уходит на кухню. Я же продолжаю поиски настоящего СКВИПа. Все без толку. Черт возьми, сколько же они просят за плюшевые игрушки! Восемь с половиной тысяч за две сотни «колибри-нектаринок» («Я – профессиональный продавец и инвестор. Я НЕ коллекционер. Этим я зарабатываю на жизнь себе и четверым детям. В этой стране найдется множество штатов, где нет ни одного «колибри»! А знаете, почему? Потому что все они МОИ!»). Больше двух сотен за десяток «мамочкиных медвежат». Бред какой-то. Машинально отмечаю, какие именно игрушки самые дорогие. Во-первых, медведи всех сортов, во-вторых, зверюшки, выпущенные под эгидой больших отелей или бейсбольных команд. Прежде я тоже собирал бейсбольные карточки, так что мир коллекционирования мне не чужд. Возвращаюсь к знакомому образу мыслей, где самое главное – умение анализировать, контролировать и схватывать на лету. Битый час разглядываю игрушки. Впервые за сегодняшний день я совершенно забыл о СКВИПе.
Когда домой возвращается мама, спрашиваю, можно ли мне сходить к тете Линде. В прошлом году я пообещал ей прочистить водосточные трубы и забыл. Мама удивляется, откуда столь внезапное рвение. Объясняю, что я, мол, примерный ребенок, обожающий свою семью. Мама звонит тете Линде. На следующей неделе мы приглашены к ней.
– Иеремия!
Воскресенье, вторая половина дня. Я в гостях у тетушки Линды. У меня в заднем кармане лежит список ценных «крупяных кукол», за которыми я, собственно, и явился. Там же – потрепанный и исчерканный «Список унижений» (пятница выдалась паршивой, зато я выяснил, что любимая группа Кристин – «Портисхед», и мы немного потрепались об этом, поскольку Джейка на репетиции не было). Терпеть не могу свою тетку, однако, как ни крути, мне нужны деньги. Это плохо, но так уж получилось.
– Входи, входи! – Тетя Линда втаскивает меня внутрь.
Она – мамина сестра. Рэя, ее мужа, дома нет. Он пашет пожарным наблюдателем в Монтане. На его месте я тоже предпочел бы жизни с тетей Линдой куковать по десять часов в день на высокой башне и обозревать леса.
– Ах ты божечки! – квохчет она.
Жужжание, потом громкий щелчок! Тетя Линда фотографирует, как я топаю по ее кухне.
– Вот он, вот он, наш мастер на все руки!
Щелк! У нее есть фото, на котором я блюю, фото, на котором я, совершенно голый, писаю в бассейн… И все их она вывешивает на холодильнике.
– Племянничек мой золотой! Хочешь персичек?
– Нет, спасибо, тетя Линда.
– Ладненько. Скажешь, когда захочешь.
– Обязательно. Ну, я наверх?.. – стою, качаясь с пятки на носок.
– Господи, Иеремия! Даже не поговорив по душам со своей любимой тетушкой? Я ведь уже почти старушка, мне все-все-все хочется знать. Как твои дела в школе? Как дома? Как поживает твой красавчик папаша?
Тетя Линда берет табурет, а мне кивает на пластмассовый ящик, на котором в данный момент развалился ее кот Хиросима.
– Ну давай, давай рассказывай!
Обреченно опускаюсь на ящик. Его перекладины врезаются в ягодицы.
– Тетя Линда, я ненавижу школу.
– Да неужели?
– Ага. Дело в том, что я – лох, и девчонки не хотят со мной встречаться. Вот, собираюсь приобрести суперкомпьютер. Он будет сидеть в моей голове и объяснять, как стать крутым.
– О господи! – тетя Линда машет на меня руками, ее рыжие волосы колышутся в приглушенном занавесками свете. – Ну и шутник же ты, Иеремия. Не думал о карьере комика?
– Нет.
– Мой муженек – помилуй, Господь, его тощую задницу, куда бы ее ни занесло – сделался бы самым кошмарным стэндап-комиком в мире. А вот у меня бы дело пошло.
– Ага.
– Впрочем, мой поезд ушел. – Тетя Линда улыбается. – У тебя девочка есть?
– Нет.
– Как же это ты? Ну-ка колись, Иеремия.
– Даже не знаю. Можно я пойду чистить водостоки?
– Успеется. Давай лучше обсудим, почему ты до сих пор не завел себе девчонку.
– А давайте не будем?
– Фу ты, ну ты, какой гордый! – Тетка встает и вытаскивает из-за холодильника длинный железный прут. – Вот я сейчас тебя!
И она принимается тыкать в меня прутом! А если на нем столбнячная палочка? Вскакиваю точно ошпаренный.