Ну, мы и познакомились. В этом еще не было ничего предосудительного. Но он сразу очаровал меня своим голосом, своими манерами. Он держал себя очень корректно и ничего себе не позволял. Но я поняла, что я ему нравлюсь. Боже мой, любовь приходит очень скоро. Не успеешь оглянуться, как уже чувствуешь, что влюблена. Мне ведь стукнуло тогда всего лишь семнадцать лет! Мы выпили немного вина в кафе, потом немного наливки… Это маленькое удовольствие все себе позволяют в марди-гра… Ничего не поделаешь… И потом, Шарль так упрашивал. Он еще не видал моего лица, так как я не снимала своей маски, но он говорил, что видал меня раньше и что отдал бы все, чтобы увидеть меня еще раз. Я смеялась, потому что мне было весело. Я была вся осыпана конфетти, а прохожие не переставали на меня сыпать и сыпать. «Вас скоро совсем не увидишь, — сказал Шарль. — Что, если мы поднимемся наверх и мадемуазель приведет себя немного в порядок? Я думаю, что конфетти ее стесняют!»
О, он был прав! Эти дрянные конфетти забрались ко мне за ворот кофточки и щекотали грудь и спину. Я немного колебалась. Я никогда не поднималась наверх в отдельные кабинеты. Но Мария сказала мне, что тут нет ничего дурного, и мы пошли.
О, как только я сняла свою шляпу, с меня так и посыпался разноцветный дождь. Пестрый круг образовался вокруг меня на полу. Мария и ее спутник куда-то исчезли. Мы остались вдвоем. Я стояла перед зеркалом и поправляла прическу. Шарль стоял за мною. И вдруг он подходит ко мне близко-близко, срывает с меня маску и целует прямо в губы. Этого еще не хватало! Я отскочила от него, но он опять был рядом и расстегивал ворот моей кофточки: «У мадемуазель, наверное, и там много конфетти…»
Знаете, когда делаешь одну глупость, за нею следует другая — это всегда так.
Он меня взял. Он сделал со мною все, что хотел. Может быть, потому, что у меня кружилось в голове, а может быть, потому, что у меня не было сил бороться с человеком, который все же мне нравился. И, по правде сказать, хотя я и плакала после, но уж совсем не так жалела об этом, как бы следовало. Все же я была счастлива. Кто бы ни был ее первый любовник, женщина его любит, привязывается к нему.
Он был в самом деле очень мил, мой Шарль. С этого дня началась наша любовь.
Очень старая история, конечно! Но для девушки в мои годы все казалось необыкновенным. С каждым днем моя любовь крепла. Я привязывалась к Шарлю.
Сначала я обманывала отца, потом совсем его бросила и уже не ходила в мастерскую.
У Шарля водились деньги — нам обоим хватало. Он часто ходил со мною в кафе и в бары. Знакомил меня со своими товарищами, которые ухаживали за мною, но мне, право, не хотелось даже смотреть на них. У Шарля было обширное знакомство и все по большей части молодые люди, среди них много художников. Я была счастлива, мне было весело. Более всех обращал на меня внимание Грегуар, еще совсем юный студент, лучший друг Шарля. Он часто говорил ему: «Я хочу у тебя отнять твою Ивон», на что Шарль, смеясь, отвечал: «Тебе только это и остается сделать. Она наверное пойдет за тобою…»
Я, конечно, понимала, что Шарль шутит, и смеялась вместе с ним.
Все шло хорошо до марди-гра прошлого года. Я не могла даже заметить, чтобы Шарль охладел ко мне или ухаживал за кем-нибудь другим. Но в этот день он с утра исчез.
Я подумала, что он пошел переодеваться тайком от меня, чтобы сделать мне сюрприз, и я тоже оделась Пьереттой и прикрыла лицо черной маской.
Но Шарль не приходил, а вместо него пришел Грегуар. Он казался очень озабоченным сегодня и особенно предупредительным со мною.
Видя, что я волнуюсь, он предложил мне пойти на бульвар Сен-Мишель, где уже бросали конфетти.
Мы пошли. Надо сказать, что Грегуар очень крепко прижимал к себе мою руку, я это только потом вспомнила, но тогда я ни на что не обращала внимания. Я торопилась встретить поскорее Шарля.
«Сегодня марди-гра и надо быть веселой, мадемуазель, — говорил мне Грегуар. — Почему вы так озабочены? Шарль, наверное, нас тоже ищет, но в такой толпе трудно найти кого-нибудь». Я не отвечала.
Так мы шли очень долго. В меня бросали конфетти, я оставалась равнодушной.
Но вот мы подходим к кафе «Пантеон» и я вижу, что за столиком сидит Шарль, а напротив него какая-то девушка в желтом костюме с большим декольте и черным беретом на рыжих волосах. Он держит ее за руку и шепчет ей что-то, а она смеется.
Тогда я подошла к столику и назвала Шарля его именем.
Он оглянулся и мне показалось, что он даже смутился на время.
Потом сказал очень непринужденно и насмешливо:
«А, это ты, Ивон?»
Я не отвечала и смотрела на него в упор.
«Что же ты пришла сюда, моя милая? — продолжал он, все еще держа руку девушки в желтом, которая пучила на меня свои глаза. — Ты видишь, я занят… А с тобой твой любящий Грегуар…»
Я чувствовала, что у меня пересохло в горле и я через силу спросила:
«Что же мне теперь делать?»
Тогда он махнул в воздухе рукой.
«А, ба! — воскликнул он. — Почем я знаю? Иди гулять, раз сегодня марди-гра, моя милая!»
Это были его последние слова, которые я слышала. Вся кровь прилила к моей голове и я сейчас же повернулась и побежала. Грегуар следовал за мною и просил меня остановиться. Но скоро он потерял меня из виду.
Я бежала, еще хорошо не зная, что делать. Меня осыпали конфетти и я отмахивалась от них, как от тяжелых мыслей, которые во сне не дают покоя. Так я добежала до моста Сен-Мишель… Тут было меньше народа и я остановилась. Не скажу, чтобы мне стало легче. Я посмотрела на Notre Dame, которая возвышалась как раз напротив, перекрестилась и, не успев понять, что делаю, бросилась через перила в Сену…
Ивон на время замолкла, опять наливая себе виски. Я смотрел на нее блестящими глазами. Виски согрело меня, и я вновь переживал свое недавнее прошлое. Зубы стучали у меня, когда я прошептал:
— Ну же, ну!
Ивон тряхнула головой.
— Знаешь, когда раз это попробуешь — покончить с собою — то уж больше не захочешь. Поверь мне, мой милый…
Меня спасли полицейские, которые всегда там, где их не нужно. Меня свезли в больницу и вернули мне жизнь… К чему?..
Но что сделано, то сделано! Если меня не взяла смерть, значит, судьба хотела, чтобы я отомстила за себя… Не правда ли?
Ивон дернула меня за рукав и улыбнулась. Я закивал головою:
— Конечно, конечно!
— Ну, так вот. Первым, кого я увидала у своей кровати — был Грегуар. Он говорил мне много хороших слов. Он действительно любил меня.
Я поправлялась и голова моя крепла. Все чаще приходили ко мне мысли, что я буду делать, когда меня выпустят из больницы. У меня не было денег, не было отца, от которого я ушла и который меня проклял, не было службы… Значит, нужно было стать уличной девкой… А это не так легко, я тебя уверяю!.. Невольно пришлось слушать, что говорит мне Грегуар, и согласиться идти к нему… Все-таки это лучше… Но, знаешь, я все же не могла забыть Шарля. По мере того, как возрастали мои силы, крепла моя ненависть к нему. Я решила отомстить…
Ивон повторила совершенно спокойно:
— Я решила отомстить…
У меня дрожали руки. Я вспомнил, как я хотел задушить свою любовницу, когда узнал об ее измене, и как у меня не хватило сил на это. Я сжимал кулаки:
— Что же, ты убила его?
Ивон засмеялась.
— Мой милый, ты все же еще не знаешь, что такое настоящая любовь, несмотря ни на что. Нет, ты это поймешь немного после! Но слушай.
Мне ничего не оставалось, как согласиться жить с Грегуаром. Он делал все, чтобы я была счастлива, и я даже постаралась забыть Шарля. Но когда стараешься забыть кого-нибудь — невольно думаешь о нем. Нет, я не могла забыть Шарля и еще меньше я могла полюбить Грегуара, несмотря на всю его заботливость. Когда, он меня спрашивал, люблю ли я его, я всегда отвечала, что очень благодарна ему. А любовь и благодарность не бывают друзьями между собою. Когда Грегуару нужно было ехать на родину, а это случилось этой весной, и он звал меня с собою, чтобы повенчаться там — я отказалась. Конечно, было очень неблагоразумно, то, что я делала, но подите же — такова любовь. Мне еще нужно было увидеть Шарля…
— И что же? — опять перебил я.
Ивон продолжала:
— О, я долго думала, как это сделать. Я хотела отомстить ему так, чтобы он меня помнил — ты понимаешь? И потом, мне хотелось… Вот тут-то все и есть… Я хотела, чтобы он еще раз поцеловал меня, желал меня… Но слушай. Завтра марди-гра — день, в который я впервые ему отдалась, и день, когда он меня бросил. С тех пор он ничего не знает обо мне. Он думает, что я утопилась. Я просила Грегуара передать ему, что я умерла. Для того, чтобы окончательно порвать с ннм, как я объяснила. Грегуар, конечно, сделал это с удовольствием. Он радовался, что все прошлое умрет вместе с моей мнимой смертью.
Итак, я для Шарля больше не существую, не только как любовница, но и как человек… Ха-ха… почему же мне этим не воспользоваться? И я воспользуюсь, воспользуюсь, ты увидишь!
Я одену костюм — я уже купила себе другой костюм — и пойду на бульвар Сен-Мишель. Шарль, конечно, будет там со своей желтой любовницей. Под маской он меня не узнает. Я сделаю все возможное, чтобы он обратил на меня внимание. О, он не пропустит такую интересную ряженую! Тогда я скажу ему, что мне нужно поправить свою прическу, и он поведет меня в отдельный кабинет.
Я схватил Ивон за руку, все во мне волновалось:
— И ты убьешь его?
— О, нет, — отвечала она, тихо и мечтательно улыбаясь. — Зачем? Я только попрошу не снимать с меня маски и позволю делать то, что ему захочется, со мною… Мой голос огрубел за это время — он его не узнает…
— Ну, а потом?
— А потом, когда он будет моим, когда я опять буду держать его в своих объятиях, я сдерну свою маску…
— Ты сдернешь свою маску?..
— Да, да… я сделаю это… И я хотела бы скорее увидеть его лицо в ту минуту… Ха-ха!.. Он никогда не поверит, что это я — живая Ивон… Я прижмусь губами к его губам так, чтобы он не мог крикнуть. Это будет для него