Преодолевая трудности пути, продолжал господин подвигаться к фонарю, причем нос его выдавался далеко вперед, старательно вынюхивая запах сырой земли, прелость дерева, навоза и дыма.
Дойдя до фонарного столба, давно облезшего и покосившегося, господин оглянулся.
Напротив увидел он два освещенных запотевших окна и стеклянную дверь. Над крылечком нетрудно было прочесть надпись «Аптека».
Подойдя ближе, внимательно всмотрелся господин в зеленые и красные аптекарские флаконы, точно впервые их видя, заинтересованный меланхолическим их светом. Потом, видимо сейчас только о чем-то вспомнив, быстро поднялся незнакомец по деревянной лесенке на крылечко и дернул за ручку деревянную дверь.
Противно скрипнул болт, глухо и простуженно тявкнул колокольчик, — парной клуб воздуха, насыщенного карболкой и мятой, пахнул в лицо.
Над прилавком низко висела лампа-«молния» с широким зеленым абажуром. Фитиль был приспущен, край стекла закопчен.
Вытягивая шею из-за поднятого воротника пальто и тем обнаружив отсутствие крахмального воротничка, заглянул господин за прилавок и длинными ногтями худых, костлявых рук застучал по стеклу.
Тотчас же из затененного угла раздались хмыкающие, оборванные звуки, потом кто-то чихнул, и, наконец, по другую сторону прилавка появилась фигура аптекаря.
Протирая заспанные, покрасневшие глаза, зевал он во весь рот, трубочкой свертывая язык, как делают это большие собаки.
Придя в себя окончательно, он поднялся со скамьи, на которой лежал, и взглянул на покупателя.
Если недоумение, выразившееся на лице аптекаря, можно было объяснить остатком прерванного сна, то в следующую минуту, когда недоумение это перешло в степень крайнего удивления и точно в зеркале отразилось на лице пришедшего, — этого уже никак нельзя было объяснить сонным затмением.
Два тонких, длинных носа внимательно обратились друг к другу, две жиденькие бородки точно хотели смешать свои волосы одинакового цвета, а две пары черных глаз, похожих на изюмины, свободно могли бы поменяться местами, ничуть не нарушив общего склада этих двух одинаковых физиономий.
— Однако! — воскликнул покупатель, а провизор с ожесточением потер себе лоб.
— Непостижимо! — повторил пришедший, — можно ли поверить во что-либо подобное… Но все же я привык ничему не удивляться. Человеку пришлось бы стоять, разиня рот, всю свою жизнь, если бы внимательнее он всматривался в окружающее. Все же я не стану утруждать вас пустыми разговорами в такой поздний час и попрошу отпустить мне всего лишь эфирно-валерьяновых капель… да, да, всего лишь такой пустяк, с вашего позволения.
Аптекарь перестал тереть лоб и, убедившись в том, что перед ним не видение, а живой человек, важно надул щеки, выражая этим глубокомысленное достоинство. Он, конечно, заметил, что на покупателе не было крахмального воротничка, что пальто его носило на себе явные следы пережитых революционных бурь, и не хотел допустить какой-либо фамильярности в обращении с ним незнакомца, столь с ним схожего.
— Вам немного? — спросил он сдержанно.
Покупатель кивнул утвердительно головой, и, когда аптекарь налил капель в пузырек и собрался наклеить ярлык, незнакомец протянул руку, воскликнув поспешно:
— Нет-нет, сударь! Не трудитесь. Позвольте злоупотребить вашей любезностью до конца и попросить у вас рюмочку. Самую маленькую рюмочку, какая найдется… Благодарю вас, чувствительно вам благодарен. Вот, обратите внимание, я капну сюда несколько капель и сделаю один глоток — совершенно пустячное движение горловыми мышцами… Заметили? Прошу не удивляться. Вода мне не нужна. Я обхожусь без воды отличнейшим образом.
Незнакомец запрокинул голову, кадык напружился на его обнаженной, жилистой шее.
Аптекарю почудилось, что у него самого запершило в горле, — он откашлянулся, а взглянув снова на посетителя, увидал длинный нос его, бородку и смешно моргающие, заслезившиеся глазки. Это почему-то сразу смягчило аптекаря. Он сказал тоном добродушного парня, который не прочь почесать язык с закадычным приятелем:
— Мы иногда любим хватить рюмочку-другую, не правда ли, сударь?
Длинный нос незнакомца слился на тени с точно таким же носом хозяина.
Покупатель шепнул, подмигивая:
— Сознаюсь, это моя слабость. Я должен вам сказать, что я — поэт, человек пустой и с большими странностями. Мне очень совестно, что мое лицо так поразительно похоже на ваше. К тому же, я всегда преклонялся пред аптекарями. Это совершенно особая порода людей… Кто может быть серьезнее, точнее, полезнее аптекаря? Я вас спрашиваю, где вы найдете человека с более точным, ясным мировоззрением? Аптекарь отмеривает нам наше здоровье по граммам и миллиграммам: сегодня — то, завтра — столько-то, точно какой-нибудь чародей или алхимик. Он мешает себе в своей ступке всевозможные яды и делает из них эликсир жизни… — при этом у него совершенно спокойное, уверенное лицо; он точен в каждом своем движении и серьезен, как курица, только что снесшая яйцо. Уверяю вас!
Незнакомец кивнул головой, — нос его на тени прикрыл собою нос хозяина.
Аптекарь снисходительно улыбнулся. Положительно, этот чудак начинал ему нравиться; все-таки, с таким лицом, как у него, нельзя не казаться симпатичным. Не всем же быть почтенными людьми — люди различны даже тогда, когда природа наделила их одинаковыми физиономиями.
— Вы недурно рассуждаете, как я погляжу, — сказал аптекарь. — Конечно, наше дело нелегкое и требует большой аккуратности, но все же мне кажется, вы немного преувеличиваете. Мы не все так серьезны, как вы думаете. Правда, меня знают в этом городе и, смею думать, уважают, но иногда я не прочь побалагурить, это я готов вам доказать сейчас же. Потрудитесь обождать две минуты.
Хозяин потер руки, щелкнул языком и скрылся за дверью, а покупатель уселся у мраморного столика перед прилавком, вытянул длинные свои ноги, положил шляпу на подоконник, зевнул, плюнул в угол и налил еще капель в рюмку.
Он производил впечатление человека, вполне освоившегося с местом, куда попал, — точно прийти в аптеку в глухой час ночи и распивать валерьяновые капли было единственной его целью.
Он сидел за мраморным столиком, барабанил длинными пальцами и даже пробовал напевать какой-то мотив.
Все изобличало в нем легкомысленного, нелепого человека, для которого время и место не имели существенного значения.
— Не угодно ли отведать? — воскликнул аптекарь, неожиданно появляясь перед покупателем с бутылкой в руке. — Это удивительная настойка моего изобретения. Вы никогда такой не пивали. Она создана мною в те дни, когда все пили отвратительнейший сырец, почитая его небесным нектаром. Надо сознаться, в особенно знаменательные дни люблю я выпить рюмку-другую. Но вам я готов услужить, хотя, по правде сказать, вы мне не особенно-то понравились с первого взгляда… Как никак, все же нечасто случается увидать человека, как две капли воды похожего на тебя. Честное слово, дьявол вас возьми (не к ночи будь он помянут), мне все время не перестает казаться, что я смотрю на себя в зеркало.
Хозяин поставил бутылку на стол, вынул из кармана рюмки и налил в них пунцовую, густую жидкость, необычайно душистую и яркую. Посетитель взял двумя своими длинными пальцами рюмку и поднес ее к носу.
— Ваше изобретение, должно быть, изумительное, — сказал он, плотоядно шевеля губами. — Ну, разве я неправ был, утверждая, что нет более изобретательных людей, чем аптекари, — это мое глубокое убеждение. Ваше здоровье, глубокоуважаемый!
Подмигнув глазом и прищелкнув языком, покупатель медленно стал тянуть наливку. Хозяин смотрел на него внимательно, желая, по всей вероятности, узнать, какое впечатление произвело на гостя его угощение.
Круглые, орехового дерева часы над стеклянным шкафом под литерой «А» уверенно пробили три раза. Незнакомец поставил рюмку на стол, сладко жмурясь, и произнес мечтательно:
— Вы сами не знаете, мистер, какие возможности в вас таятся. Эта изумительная настойка открыла мне многое. Тот, кто мог так необычайно сочетать ее цвет, запах, остроту и сладость, тот несомненно сочетает в себе стремления, мечты и мысли, бесконечно разнообразные. Вы далеко не простой аптекарь. Посмотрите мне в глаза и сознайтесь, что вы совсем не тот, каким вы кажетесь. Позвольте налить вам и себе еще по рюмочке. Вот так. За случай, который нас свел вместе…
Итак, я настаиваю на том, что вы далеко не заурядный человек. Можно даже сказать — фантастический человек. И если вы никогда не путаете лекарств и не ошибаетесь в составлении снадобий, то я не поручусь за то, что вы это делаете только потому, что твердо знаете, что могли бы поступать иначе. Я думаю, даже вам не раз приходила этакая шаловливая мысль — вместо одного порошка подсунуть другой и посмотреть, что из этого выйдет.
Хозяин отвечал, мечтательно глядя на свет, как переливаются рубиновые капли по краю пустой рюмки:
— Сознаюсь, мне никогда не приходило это в голову. Но однажды я дал вместо рыбьего жира — касторки и всю ночь не мог заснуть от беспокойства. Через несколько дней ко мне пришел тот же гражданин и сказал, что мой рыбий жир оказался превосходным и очень понравился его сыну. Как вам это нравится! Нет, должен сознаться, есть на свете чрезвычайно много глупых людей.
— Ну да, конечно, это должно было вас разочаровать, — ваша проделка вам не удалась, — оживляясь, воскликнул незнакомец, наполняя рюмки, — но иногда это может удасть-ся. В вашей власти многие жизни! Что такое доктор без аптекаря, скажите, пожалуйста! Совершеннейший младенец! Он может писать какие угодно рецепты, но вы, только вы дадите лекарство! Чуть-чуть изменить пропорцию и то, что принесло бы облегчение, может принести…
Наморщив лоб и надув щеки, аптекарь перебил собеседника:
— То, что вы сейчас сказали, сударь, слишком плохая шутка. Какой порядочный аптекарь может ошибиться в пропорции?! Закон строго карает это. Такая невнимательность недопустима!
— О, любезный хозяин! Я бесспорно плохой аптекарь, но сообразительный малый, — отвечал покупатель, хлопая аптекаря по коленке и хитро подмигивая. — Вам напрасно хочется разыгрывать скромника! В такой час ночи человек может бросить осторожность вместе с воротничком. Почему не позволить себе маленького удовольствия и не попутешествовать в чуждые области?..