Беда
I
Заключительное слово на закрытии пленума обкома комсомола произнес Иван Егоров. Хотя он был еще совсем молод и только в прошлом году окончил Якутский пединститут, однако производил впечатление широко образованного человека, к тому же на редкость красноречивого оратора. И все-таки одно место в его заключительном слове не всем понравилось.
— Секретари райкомов комсомола весьма охотно приезжают в Якутск, а вот уезжают отсюда к месту работы крайне неохотно. — Секретарь обкома был мал ростом, очень подвижен, и потому его круглая голова вроде бы перекатывалась за высокой трибуной. — Разумеется, Токко и Мухтуя, Абый или Аллаиха не столицы. Понятно, что гостить у милых друзей приятнее, чем работать. Но…
— И в Токко могут быть милые друзья! — раздался с места звонкий девичий голос.
Зал тотчас пришел в движение, послышался смех. Это выкрикнула Даша Сенькина, секретарь Токкинского райкома, маленькая, худенькая девушка. Ленский секретарь Николай Тогойкин, которого тоже задели слова Егорова, хотя и сидел в президиуме, но не удержался и приветственно помахал Даше рукой. У него в Мухтуе остался близкий, очень даже близкий друг, а посему три дня, проведенные в Якутске, казались ему чуть ли не тремя годами. Не терпелось вернуться к Лизе.
— Товарищ Сенькина, если у тебя в Токко имеется дружок, это очень хорошо! Но почему же ты просишься в другой район? — улыбнулся Егоров и вдруг принял суровый вид. — Ладно. Шутки в сторону… В эти знаменательные дни, товарищи, когда наши доблестные войска, после Сталинградской битвы, наступают на широком фронте, каждый из нас должен прежде всего стремиться к своей работе… Мне очень хотелось бы, чтобы завтра к этому времени ни одного секретаря райкома не осталось в Якутске. Счастливого пути, товарищи!
В этот вечер Николай Тогойкин допоздна просидел в театре (ох и длинные же у них постановки!), а вернувшись из театра, проговорил с другом весь остаток ночи. Утром он отправился на аэродром, так и не сомкнув глаз.
У входа в зал ожидания он встретил Дашу Сенькину.
— Здравствуй, Тогойкин! Всю ночь напролет летали самолеты восточных, западных и северных направлений. И только южное закрыто. Мы должны были улететь еще вчера вечером…
— Кто это «мы»?
— Все, кому надо было лететь в южном направлении! — почему-то рассерженно ответила Даша. — В том числе и я с Катей Соловьевой.
— Меня, должно быть, ждали! — Тогойкин толкнул дверь своим маленьким чемоданчиком и отворил ее. — Пожалуйста, товарищ Сенькина!
И без того тесный зал ожидания оказался битком набит. Люди лежали и сидели прямо на полу, вдоль стен, а кое-кто, опершись на соседа, дремал стоя. Поминутно кто-то входил, кто-то выходил…
Легко ступая на носках и перешагивая через ноги лежащих, Даша быстро очутилась в противоположном от входа углу. Как только она остановилась, какая-то женщина приподняла голову с рюкзака. Это была Катя Соловьева, секретарь Олекминского райкома.
Девушки о чем-то пошептались, после чего Катя медленно, как и положено полным людям, поднялась и села. Словно стряхивая снежинки, она прошлась ладонью по своему пышному воротнику из рыжей лисы и глухим голосом подчеркнуто вежливо произнесла:
— Уважаемый Николай Иванович, просим вас сюда!
— Спасибо, уважаемая Екатерина Васильевна, — в тон ей сказал Тогойкин, — я здесь постою, благодарствую. — Он приподнял чемоданчик и шутливо приветствовал ее: — Здравствуйте!
— Товарищ, пожалуйста, ногу… — Катя тронула рукой колено огромного старика, спавшего около них. Тот послушно подобрал ноги в большущих валенках, и сразу же освободилось местечко, где вполне мог поместиться человек. — Коля, иди садись.
Осторожно вышагивая, словно перебираясь по кочкам через воду, Тогойкин подошел к девушкам, поставил свой чемоданчик, но не сел, а, так же осторожно вышагивая, отправился регистрироваться. Вскоре он вернулся, опустился на пол возле подруг, и они тихо заговорили.
Вдруг в репродукторе, что был прикреплен высоко на стене, что-то захрипело, зашипело, — казалось, кто-то громко прочищает горло. Люди настораживались, тотчас устанавливалась тишина. Энергичный женский голос объявил:
— Якутск — Хандыга — Охотск…
Суетливая радость охватывала тех, кто улетал в этом направлении. Люди доставали билеты, хватали свой багаж и устремлялись к выходу. Стихший было ненадолго шум многолюдья снова завладевал залом ожидания.
А через некоторое время, когда за разговорами и спорами люди начали забываться, радио опять прокашлялось и тот же энергичный женский голос возвестил:
— Якутск — Сангары — Вилюйск — Нюрба…
И спустя какое-то время снова:
— Якутск — Сангары — Верхоянск…
Многие уже покинули зал. Стало гораздо просторнее. Однако ненадолго. Вскоре ввалилась целая орава новых пассажиров. Наши друзья еще сидели. Самолетов в южном направлении не было.
Перевалило за полдень.
— Погодите, девушки, пойду-ка я разузнаю, что к чему. — Тогойкин снял свое потертое кожаное пальто, положил его на чемодан и похлопал ладонью. — Пожалуйста, садитесь вот сюда, мой чемодан кого угодно выдержит…
— Постарайся, Коля! — Круглолицая Катя Соловьева с надеждой посмотрела на него. — Хорошо бы в один самолет…
— Вместе, вместе! — заспешила Даша Сенькина. — Попробуй позвонить Егорову, пусть он поможет. Только не вздумай улететь один…
— Не вздумаю.
— Как бы не так, без очереди захотели! — всполошилась старушка, тихо и неприметно лежавшая за спиной громадного старика. — Мы уже здесь три ночи маемся… А вы помоложе наших детей будете…
— Не шуми, Марья! — прогудел сквозь сон старик.
Девушки тихо засмеялись. Тогойкин ушел.
Высокий и стройный, он ловко пробирался среди людей и неизвестно чему улыбался.
Вот и справочное. Тогойкин склонился к окошку.
— Скажите, пожалуйста, когда улетает самолет в Москву? — спросил он.
Девушка с копной буйных рыжих кудрей, не поднимая головы от каких-то бумаг, раздраженно ответила:
— Не знаю, ничего не знаю!
— Большое спасибо! — вежливо произнес Тогойкин.
— За что же?
Девушка вскинула голову и недоуменно уставилась на Тогойкина своими светло-карими глазками. Даже ее курносый носик, зажатый толстыми щечками, тоже казался удивленным.
— За ваше приятное и такое любезное сообщение.
Тут они оба рассмеялись и весьма оживленно заговорили.
И выяснилось, что знала девушка очень много. Оказывается, южное направление закрыто уже третий день. Но так как кассы только и знают, что продавать билеты, то люди набиваются в это тесное помещение и понапрасну испытывают всяческие неудобства. Оказывается, все самолеты, что летят с юга, находятся сейчас в Киренске, Красноярске и в Новосибирске. А здесь к отлету в южном направлении готов всего лишь один самолет.
Потом посмотрели списки пассажиров, улетающих в южном направлении, и уже стали было прикидывать, на какой самолет могут попасть Тогойкин и его спутницы, как вдруг позади него послышался раздраженный голос:
— Товарищ, кончайте!.. Вы здесь не один!
Тогойкин оглянулся. Он и в самом деле оказался не один, за ним уже выстроилась довольно большая очередь.
— Ой, простите, пожалуйста! — Тогойкин отшатнулся было в сторону, но сунул руку в окошечко и указал на телефон: — Разрешите поговорить… Как вас зовут?
— Роза…
Девушка сняла трубку и протянула ее в окошко, а сама начала разговаривать с другими пассажирами.
Тогойкин позвонил Егорову, сказал ему, что говорит от имени трех секретарей, и попросил помочь. А тот, хотя и очень пожалел, что его люди застряли и еще не приступили к своим обязанностям, однако пошутил: «Небеса меня не послушаются. Но все-таки попробую».
От нечего делать Тогойкин поднялся на второй этаж, к начальнику аэродрома.
За столом сидел пожилой усталый человек и, судя по карандашу в руке, собирался что-то записать, но ему все время мешали поминутно входящие просители, да к тому же еще беспрерывно звонил телефон. Тогойкин постоял в сторонке, потом подошел к дивану и сел. Когда отошел очередной проситель, Тогойкин заговорил, но опять зазвонил телефон. Поговорив по телефону и положив трубку, начальник обернулся к Тогойкину:
— Очередь, уважаемый товарищ, очередь!
Начальник с трудом сдерживал раздражение, этого нельзя было не понять по его тону. У Тогойкина шевельнулась досада, и он уже захотел даже вступить с ним в пререкания, но тот протянул ладонь: не надо, мол, не надо.
— Женщины с грудными детьми, дряхлые старики, больные… Ну, положим, больных нет…
Вошедший с какой-то, видимо срочной, бумагой работник аэродрома прервал их разговор. И тут опять зазвонил телефон. Когда начальник, не глядя, протянул руку к трубке, Тогойкин тихо вышел.
— Агеев слушает… А, здравствуйте, товарищ Егоров! — донеслось до Тогойкина. Он хотел войти обратно, даже взялся уже за ручку двери и постоял в нерешительности, но вдруг махнул рукой и сбежал вниз.
Катя и Даша сидя дремали, склонив головы друг к другу. Тогойкин устроился возле них.
Долго молчавшее радио начало прочищать горло и наконец громко и внятно провозгласило:
— Тогойкин и Коловоротов, просьба подойти к справочному бюро!.. Повторяю…
Тогойкин вскочил и бросился к справочному.
Даша Сенькина крикнула ему вдогонку:
— Не вздумай один!
— Не вздумаю!
Сияя белозубой улыбкой, Роза выглядывала из окошка.
— Товарищ Тогойкин, вы своим спутницам… — Она взяла со стола длинную узкую бумажку и заглянула в нее, — своим спутницам Соловьевой и Сенькиной скажите, что вы трое и товарищ Коловоротов полетите вне очереди. Но… — Девушка высунулась еще больше из окошка и, склоняя свое круглое лицо набок, полушепотом добавила: — На третьем самолете есть одно местечко…
— Спасибо, мы уж вместе…
— Вот и я, Коловоротов!
Тогойкин обернулся и увидел позади себя старого человека, утиравшего вспотевшее широкое лицо.