Людмила Никандровна быстро записала телефон Мишки, с которым у нее был короткий, но бурный роман еще в сборной и с которым они сохранили самые хорошие отношения. Мишка – ее первая любовь, первый мужчина, родной человек. Они даже собирались пожениться, но Димдимыч отговорил. Мишка пустился во все тяжкие, а Людмила Никандровна встретила Илью и родила Настю. Иногда она думала, может, Димдимыч и ошибся на их счет.
Мишка тоже окончил медицинский. Официально он был травматологом, но освоил мануальную терапию, а спортивный массаж делал так, что мог мертвого заставить ходить. А потом увлекся психотерапией, работал в частной клинике. У Мишки имелись жена, трое детей, мотоцикл, богатые клиентки и то самое ощущение, когда гонишься за острыми чувствами, а их нет. Он откровенно скучал. На встречах в день рождения Димдимыча напивался в хлам, признавался Миле в вечной любви, лез с поцелуями и почти сразу же засыпал на ее плече. Людмила Никандровна с Нинкой везли его домой и сдавали на руки жене, которая боялась мужа как огня. Мишка – нежный, податливый, ласковый подкаблучник – оказался в семье тираном и держал жену в строгости. Дети у него получились красивыми, умными и воспитанными. Они тоже боялись папу, его неодобрения и все делали, чтобы он ими гордился.
– Мишка, ну зачем ты так с женой? – каждый раз спрашивала Людмила Никандровна, когда Мишка ей звонил на следующий день после встречи и перепоя.
– Ну а как? Вот с тобой бы я другим был! – посмеивался Мишка.
– Господи, мы уже старые, я вообще бабушка, а ты все шутишь! – тоже смеялась Людмила Никандровна. Ей не хватало Мишки, его, пусть и дурацких, шуток, его заботы. Хотя, если бы они поженились, давно бы развелись. А если нет? Если именно Мишка был ее суженым? Тем самым, который на всю жизнь? Теперь уже не узнаешь и не проверишь.
Людмила Никандровна даже повеселела, и от сердца немного отлегло – надо было давно Анну к Мишке переправить. Странно, что Нинка сама недодумалась. Мишка специализировался на женском поле, а Мила – на тяжелых состояниях. У нее лучше получалось лечить мужчин.
– То есть вы опять от меня отказываетесь? – спросила, улыбаясь, Анна.
– Ну нет, конечно!
– Да вы прямо светитесь от счастья.
Людмила Никандровна посмотрела на Анну и поняла, что та шутит.
– Меня действительно тревожило, что вы не получили профессиональную помощь. И как я раньше про Мишку не вспомнила? Мне так будет спокойнее. Кстати, вы первая пациентка, которой занимаются сразу три воспитанника Димдимыча и лучшие друзья, – призналась Людмила Никандровна.
– Хорошо, я обязательно обращусь за консультацией к вашему чудесному коллеге, но можно сначала дослушаю про бабу Нюсю?
– Баба Нюся от нас ушла, – ответила Людмила Никандровна.
– Почему? Как же так? – искренне удивилась Анна.
Людмила Никандровна еще раз внимательно посмотрела на сидящую напротив женщину. Анна спрашивала и слушала не из вежливости.
– Я теперь не уйду, пока не узнаю конец истории! – Анна поудобнее устроилась в кресле. А Людмила Никандровна поймала себя на ощущении, что ей хочется рассказать все именно Анне, а не кому-то другому.
– Это целиком и полностью была наша вина. Мы с Ильей были в гостях, слишком много выпили. А утром проснулись и перепутали банки.
– Какие банки? – Анна уже начинала подхихикивать, ну в точности как Марьяша, предвкушая смешную историю.
– Трехлитровые банки, – продолжала Людмила Никандровна. – Вы, возможно, застали то время. У всех на подоконнике стояли банки – одна с грибом, другая с серебряной ложкой – старый способ фильтрации воды. У нас тоже была серебряная ложка, мне ее свекровь подарила, когда родилась Настя. Я еще удивилась – ложки обычно дарят на первый зубик, а тут здоровенная ложка, явно не предназначенная для кормления младенца. Поскольку у меня не имелось столового серебра, передающегося из поколения в поколение, от бабки к внучке, свекровь пожертвовала свое, чтобы Настя пила отстоянную воду и ела кашу, суп и прочие блюда, приготовленные именно на серебряной воде. Банку с чайным грибом завела сама баба Нюся, считая, что гриб полезен и помогает от запоров и повышенного давления. Так было всегда: две банки – одна с водой, другая с грибом.
Утром мы открыли кран, но вода из крана текла желтая – так часто случалось, когда кто-то из соседей отключал воду из-за ремонта или прорыва трубы. Хотя нет – из крана почти всегда текла вода разной степени окрашенности, от едва желтой до почти охряной. Кран похрипел, несколько раз плюнул ржавой водой и затих. Воду, видимо, опять отключили.
Ну, мы с Ильей выпили и остатки гриба, и все, что было в чайнике, и остатки кефира, и дошли до серебряной воды, которая считалась детской, только для Насти. Илья еще шутил, что именно эта вода хорошо утоляет жажду.
Баба Нюся пришла, чтобы сварить Насте кашу как раз в тот момент, когда Илья допивал воду из банки. Она застыла на пороге кухни, пыталась что-то сказать, но вдохнула, и у нее вдруг перехватило дыхание. Я кинулась к ней и усадила на табуретку. Баба Нюся открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, но не могла произнести ни звука.
– Что? Сердце? Воды дать? – спросила я.
Баба Нюся, услышав про воду, зашлась еще больше. И даже начала заваливаться на стол.
– О господи! – Я накапала в чашку валокордин, отобрала у Ильи банку и разбавила капли. Баба Нюся закатила глаза, начала чашку отпихивать, но я заставила ее выпить. Илья снова взял банку и продолжал пить.
– Оставь хоть немного. Неизвестно, когда воду включат, – попросила его я. – Хоть бы объявление повесили.
Илья сделал еще несколько глотков и, как часто с ним случалось, поперхнулся. Я еще шутила, что он умрет от простой воды, а не от водки или чего-то другого. Илья мог и слюной поперхнуться. А тут он вдруг начал размахивать руками, я подскочила к нему, стучала по спине, он задыхался и никак не мог откашляться. Я стучала, Илья кашлял. Про бабу Нюсю я временно забыла – муж мог умереть от удушья в любой момент. Такая особенность у него была с детства. Свекровь меня предупреждала. Кое-как Илья пришел в себя.
– Бесы. Точно бесы. А я не верила, – послышался голос бабы Нюся.
Мы с Ильей повернулись и заметили, что нянечка осеняет себя крестом.
– Какие бесы, баба Нюся? Воду отключили не бесы, а сволочи, – сказала я. – Илья просто поперхнулся. Вы же знаете, с ним так бывает.
– Бесы, прости меня, Господи, за прегрешения. – Баба Нюся продолжала часто и суетливо креститься.
– Надо Насте кашу сварить, – напомнила я.
– Как же так-то? А если бесы и в Насте? Как же изгонять-то? Или во младенцев бесы не вселяются? Надо у батюшки узнать, – причитала баба Нюся.
– Баба Нюся, давайте мы позже всех изгоним, а пока из остатков воды сварим Насте кашу. – С этими словами я ушла в спальню. Безумно хотелось спать. Я и не помнила, как провалилась в глубокий сон. Проснулась, от-того, что кто-то больно сжимал мой нос. Мне снилось, что я не могу дышать, задыхаюсь, как поперхнувшийся водой Илья, и проснулась от этого ощущения. Дышать я и вправду могла с трудом.
Настя сидела на кровати и тянулась рукой, чтобы снова сжать мой нос.
– Баба Нюся! – позвала я. – Баба Нюся!
Ответа не последовало. Я взяла на руки дочь и пошла на кухню, где застала Илью, доедавшего остатки колбасы.
– Где баба Нюся? – спросила я. – Настя ела?
– Баба Нюся ушла в церковь, – ответил Илья. – Каша на плите.
Я кормила дочь кашей, а муж рассказывал, что, собственно, случилось.
Вторая банка, которая считалась Настиной, оказалась не простой и даже не серебряной, а святой. Настоянная на ложке вода закончилась еще вчера, а другой тары в доме не нашлось. Вот баба Нюся и налила в эту банку воду, набранную в святом источнике и дополнительно освященную в церкви. Эта вода предназначалась для того, чтобы брызгать на Настю в экстренных случаях – повышения температуры, сглаза и прочих напастей в виде плохого сна. Этой же водой баба Нюся собиралась профилактически опрыскать всю нашу квартиру – от нечистей, бесов, проказы и уж заодно всех детских болезней.
А мы с Ильей, оказывается, выпили святую воду, не заметив, что ложки в ней нет. Видимо, выхлебанная банка святой воды переполнила чашу терпения бабы Нюси – такого святотатства она не ожидала и объявила, что уходит. Удивились все соседки – они считали, что бабе Нюсе с нами повезло. С дитем сидит, да еще и деньги за это получает. Ест за чужой счет сколько влезет и, считай, ничего не делает. Тоже работа нашлась – за младенцем присматривать и готовить. Неужели за это еще и деньги платят? Подруги по церковному приходу во мнении не сошлись – кто-то встал на сторону бабы Нюси и верил во вселившихся в нас бесов, кто-то говорил, что полная ерунда – ну перепутали молодые родители банки, при чем тут бесы-то?
Но только Илье нянечка призналась, что дело не в выпитой им святой воде, а в ней, в бабе Нюсе. Ее мучили бессонница и тяжелые мысли, вопросы, на которые она не находила ответа. Все сошлось разом – поездка к старцу и горькое разочарование, самовольное крещение Насти в ванной, которое и крещением не считается, накопившаяся усталость, наконец. Илья привычно хотел свести все к шутке, но интуитивно понял, что момент не тот. Баба Нюся страдала по-настоящему.
Илья сказал мне, что наша нянечка уволилась из-за святой воды и вопросов религиозного толка. Тогда я даже обрадовалась, решив, что баба Нюся, какой бы чудесной ни была, может плохо повлиять на Настю. Забьет ей голову не пойми чем или напугает, чего доброго, россказнями про ад с кипящими котлами для грешников.
Я, например, прекрасно помнила, как меня в детстве напугали. В нашем поселке городского типа имелась всего одна церквушка, мимо которой я каждый день проходила – в школу, из школы, в дальний магазин. Церковь я считала таким же обычным учреждением, как школу, почту, поликлинику. Моя мама не была верующей. Золотой крестик на золотой же цепочке она носила исключительно в качестве украшения.
Рядом с церковью однажды появилась побирушка. Ее никто не прогонял, и все, проходя мимо, обязательно бросали в картонную коробку хоть копейку. Побирушка считалась странницей, но никто не знал, откуда она пришла и когда уйдет из нашего города. Слухи у нас придумывать любили и умели делать это мастерски, так что нищенка-странница вскоре обросла биографией. Вроде бы она родила семерых сыновей, которые умерли один за другим. И после этого она дала обет ходить по разным городам, но нигде не жить. Местные женщины утверждали, что если странница помолится за кого-то, то молитва приобретет такую силу, что сбудется все, о чем просишь. Опять же, по слухам, особенно страннице удавались молитвы на удачную дальнюю поездку, размен квартиры и решение других жилищных проблем и споров. Но странница как-то обосновалась