Марта вдруг вспомнила тот день, когда мужчины с горящими глазами прошли торжественным маршем, отправляясь на войну, и оркестр играл для них «Долог путь до Типперери» [7], а люди вокруг радостно кричали и хлопали в ладоши.
Сейчас, правда, все немного успокоились, восторг и радостные вопли, а также разговоры о короле и отчизне поутихли. Дела во Франции шли совсем не так хорошо, как ожидалось. У тех немногих мужчин, которые вернулись с войны, были ввалившиеся, пустые глаза, и они предпочитали отмалчиваться. Кое-кто из них потерял на войне ногу или руку. Они видели слишком много ужасов, чтобы рассказывать о них; так, во всяком случае, решила Марта.
Она выложила горку картофеля, добавила сверху консервированную говядину, а потом принялась решительно мять их обеими руками, придавая форму пирога. Марта запретила себе думать о войне. Уж очень тягостными и невеселыми были мысли о ней.
Вернулись Лили и Джорджи. Они бурными криками выразили свой восторг, узнав, что их ждет на обед. Марта сразу же положила каждому его порцию, потому что несчастные дети буквально умирали от голода. Часы в ростовщической лавке Стеггера, которые были видны из окна их комнаты, показывали половину четвертого, а дети до сих пор ничего не ели, не считая хлеба с маргарином на завтрак.
Впоследствии, оглядываясь назад, Марта частенько винила себя в том, что случилось. Ей не следовало принимать в подарок говяжью тушенку. Она должна была настоять на том, чтобы отец Лоулесс отвез банки обратно и отправил их солдатам. Она понесла заслуженное наказание за свой эгоизм, поэтому ей не следовало удивляться, когда домой с самодовольным видом вернулся Джо и с порога сообщил ей, что она видит перед собой солдата.
—О чем ты толкуешь, сынок?— спросила Марта, полагая, что он вступил в Бригаду мальчиков [8]или еще какую-нибудь организацию в этом роде.
—Я записался добровольцем, мам,— заявил он, сияя от радости.— Сегодня днем мы с Альби подписали контракт, и нам дали по шиллингу. Вот, держи, он тебе пригодится,— великодушно сказал Джо и сунул монету в ладонь матери.
ГЛАВА ВТОРАЯ
—Не говори глупостей,— спокойно возразила Марта, хотя сердце громко забилось у нее в груди.— Нельзя стать солдатом в четырнадцать лет. Тебе должно исполниться…— Оказалось, что она не знает, во сколько лет принимают на службу в армию, но при этом была уверена, что уж никак не с четырнадцати.
Что же до ее сына, то он буквально приплясывал от восторга.
—Я все это знаю, мам. Но я сказал им, что мне восемнадцать, и Альби тоже. Мы подписали контракт, и нас приняли. Нам поверили. Служить мы будем в пехотной дивизии «Западный Ланкашир».
—Знаешь, с таким же успехом они могут и разуверитьсяв тебе,— голос Марты стал резким и пронзительным.— Откуда вообще взялся этот контракт, который ты подписал, и этот шиллинг? Вот, можешь взять его обратно!— С этими словами она швырнула монету сыну.— Он мне не нужен.
Но Джо был слишком доволен собой, чтобы позволить матери испортить ему этот день.
—Ты еще будешь гордиться мной, мам, когда я получу форму. Кроме того, в армии мне будут платить зарплату, и в контракте я сделал пометку, чтобы они посылали мои деньги тебе.
—Мне от армии ничего не нужно.— У Марты начиналась истерика.— Я хочу, чтобы ты, Джо Росси, оставался с нами в этом доме.
Лили, которая никогда не хныкала, удивила всех, расплакавшись навзрыд.
—Тебя убьют, Джо,— всхлипывала она,— как брата одной девочки у нас в школе.
—А я хотел бы стать солдатом,— с завистью заявил Джорджи.
—Видишь, что ты наделал!— бросила Марта в лицо среднему сыну.— Ты довел свою сестру до слез, а твой маленький братик тоже хочет поступить в армию.
—Ты еще ростом не вышел, Джорджи,— сказал Джо.— Тебе никто не даст восемнадцати. И меня не убьют, Лил. Меня даже не отправят на фронт, пока не убедятся в том, что мне уже девятнадцать.
—Разве они не просили тебя показать свидетельство о рождении?— Все свидетельства о рождении лежали у Марты в коробке под кроватью.
—Никто не спрашивал у меня документов.— На лице Джо впервые отразилось сомнение, словно он понял, что его приключение может закончиться, еще не начавшись.
—В таком случае я сама покажу им его,— с торжеством заявила Марта.— Кстати, а кто дал тебе этот контракт на подпись?
—Сержант Гиллиган, полицейский из участка Роуз-хилл.
—Эрни Гиллиган!— с презрением воскликнула Марта.— Я знаю его — гнусный негодяй. К тому же ему прекрасно известно, что тебе всего четырнадцать. Разве это не он пытался поймать тебя, когда ты ехал на велосипеде по тротуару, а не по мостовой?
Решено, она отправится к нему сегодня же. Но сначала нужно зайти к миссис Ллойд, матери Альби; а в участок они могут отправиться вместе.
Ллойды жили над лавкой бакалейщика на углу улицы Королевы Анны. Мистер Ллойд работал швейцаром в шикарной гостинице и поэтому носил темно-синюю ливрею, расшитую золотыми галунами. Альби был их единственным ребенком.
Марта постучала в дверь, и спустя несколько минут ее отворила Гвинет Ллойд. Мать Альби была маленькой и худой, а ее личико выглядело так, словно она каждый день скребла его пемзой, такой красной и воспаленной казалась кожа. Окинув гостью тяжелым взглядом с головы до ног, она грубо поинтересовалась:
—Что?— хотя ей было прекрасно известно, кто такая Марта.
Ее неприветливый тон сбил Марту с толку.
—Это касается нашего Джо и вашего Альби.— Наверняка эта женщина понимает, почему она пришла. Пожалуй, следовало хоть немного привести себя в порядок, прежде чем сюда являться. Можно было хотя бы снять передник и надеть шляпку вместо шали.— Они поступили на военную службу. Разве Альби не сказал вам об этом? Похоже, Эрни Гиллиган, полицейский из участка на Роуз-хилл, убедил их подписать контракт. Они сказали ему, что им уже исполнилось восемнадцать, но Эрни Гиллиган знает, что это неправда, по крайней мере в том, что касается нашего Джо.
Гвинет равнодушно передернула плечами.
—Ну и что?
—Как это что?— вспылила Марта. Что происходит с этой женщиной?— Я намерена сейчас же повидаться с Гиллиганом и подумала, что будет лучше, если мы придем вместе.
—Мальчику никогда не рано стать мужчиной, миссис Росси.— Мать Альби неодобрительно покачала головой, как будто обвиняя Марту в нежелании отпустить сына в армию.— Что же до нас с мистером Ллойдом, то мы считаем, что Альби влачит жалкое существование. Ему самое время узнать, что являет собой настоящий мир, и понять, что он появился на свет не для того, чтобы веселиться и получать удовольствие, а для того, чтобы страдать во имя Господа нашего Иисуса Христа.— Она склонила голову в знак почтения, и Марта машинально последовала ее примеру.
—Мне представляется, миссис Ллойд, что в этом мире довольно страданий и без того, чтобы мальчики познавали их раньше времени.
Вместо ответа мать Альби захлопнула дверь у Марты перед носом.
Марта присела на скамейку у гимнастического клуба на Джерард-стрит. Прямо напротив начиналась улица, где они с Карло жили после того, как поженились. Здесь родились все их пятеро детей, здесь у них была чистая водопроводная вода, собственный туалет и опрятная кухня, потому что Марта содержала ее в безукоризненной чистоте. Тогда они не испытывали нужды, но ей все равно приходилось считать каждый пенни. Однако в их доме всегда было тепло и полно еды.
Джойс, Франк и Джо прожили здесь несколько лет, а вот Лили исполнился всего годик, а Джорджи — лишь пару месяцев, когда с Карло произошел так называемый «несчастный случай». Джойс была права — Карло всегда любил выпить и подраться спьяну с ирландцами.
—Это всего лишь невинная забава, mio cara,— отмахивался он, когда Марта говорила ему, что она, его жена,— тоже ирландка до мозга костей.— Ничего особенного.
Однако последняя драка оказалась для него роковой; вместо нескольких синяков и шрамов, которыми можно было гордиться, дело закончилось тем, что правая рука перестала служить Карло.
Ничто не могло его утешить. Он сдался, стал опускаться все ниже и ниже, увлекая за собой и Марту. Что-то надломилось в ней; нет, не кости, а ее дух и надежда, что когда-нибудь они заживут еще лучше, чем раньше.
«Но я не позволю им забрать у меня моего мальчика». Эта мысль была четкой и ясной, а не туманной и путанной, как частенько бывало прежде.
Марта поднялась на ноги, преисполнившись мрачной решимости, и зашагала к полицейскому участку на Роуз-хилл.
За конторкой дежурного восседал сержант Гиллиган, огромный толстяк. На его широкой лоснящейся физиономии блуждала самодовольная ухмылка.
—Да, миссис Росси?— Ухмылка стала шире.
—Что это за история о том, что вы завербовали моего Джо на эту чертову войну?— спросила Марта, дрожа всем телом в своих растоптанных башмаках и чувствуя, что вновь обретенное мужество вот-вот покинет ее.
—Вы должны гордиться им, миссис Росси,— злорадно оскалился полицейский. О, как же она его ненавидела!— Большинство матерей на вашем месте преисполнились бы гордости.
—Вы ошибаетесь, сержант.— Он буквально навис над нею, и под его зловещим взглядом она съежилась, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее не дрожал.— Большинство матерей сочли бы это чистым безумием. Они бы согласились со мной: подумать такое может только мужчина.
Сержант нахмурился.
—Вам следует поосторожнее разговаривать с джентльменом, стоящим на страже закона, миссис. Я могу упечь вас за решетку и за меньшее.
—Вам прекрасно известно, что нашему Джо всего четырнадцать лет…— голос у Марты дрогнул и сорвался. А вдруг Гиллиган и вправду способен посадить ее за решетку? Что будет тогда с ее детьми?
Сделав глубокий вдох, она отважилась на последнюю попытку:
—Вы всего лишь здоровый, толстый грубиян, сержант, а никакой не джентльмен.— Затаив дыхание, Марта с вызовом уставилась на него, ничуть не удивившись, когда он вышел из себя.
—А вы всего лишь вонючая старуха, миссис!