Мистер Бёрли взвесил эти признаки с точки зрения своих мощнейших запасов лекарственных средств и налил полную мензурку рубиново-красной жидкости. Перемешав стеклянной лопаточкой, опрокинул её в себя. Потом в зеркале рассмотрел язык, пощупал пульс и снова закрыл глаза.
Пятнышки он ещё видел, но уже куда слабее.
Мистер Бёрли ещё пару раз повторил дозу и настроение его заметно улучшилось. (И неудивительно, ибо он понятия не имел, что им только что было выпито ничто иное, как портвейн довольно низкого качества, который, выдавая за стимулирующее средство, обычно продают в мелкой расфасовке за многократную цену.)
Спустившись вниз, мистер Бёрли сел к столу, подумав с отвращением о Генри Боуне и с явной неприязнью — о мистере Крейне. Подумал о Бобе Хорнимане и не совсем прилично — о бедняге Абеле Хорнимане. Потом подумал о будущем. А там в перспективе — бесконечный ряд проблем. Непрестанные потрясения для его нервной системы; бесконечные атаки на его желудок; бессонные ночи, когда боязнь бессонницы превосходит саму бессонницу.
«В конце концов, — рассуждал про себя мистер Бёрли, профессиональные доходы ему, собственно, ни к чему. Никогда не расходовал и половину, а то, что накопилось за годы, лишь напрасно дразнит ненасытный аппетит министерства финансов».
И не в последнюю очередь, дойди до каких-нибудь неприятностей — а этот мерзавец Боун явно не угомонится — будет лучше, если сможет доказать, что принял меры уже заранее.
Мистер Бёрли придвинул лист бумаги и начал писать.
VII
В тот вечер после ужина Боун натянул рабочий костюм, сказал миссис Маджоли, чтобы та его не ждала, и вышел из дому.
Ему нужно было подумать, и ночная прогулка по улицам Сити для этого лучше всего. На работу ночным сторожем заступал только в десять, спешить было некуда.
Стояла прекрасная ночь, с высокими перистыми облаками, с которыми играла в прятки луна. Боун направился к востоку, лишь туманно представляя, куда идет, но притом с уверенностью коренного лондонца, что не может слишком уклониться от нужного направления.
Теперь ему было ясно, что проблем две, и совершенно разные. И именно неясность этого основного факта вызвала все прежние неясности. Первый вопрос звучал так: кто и почему убил Смоллбона — и с ним связан вопрос, почему нужно было устранить мисс Читтеринг. Другой — отдельный вопрос — как Абелю Хорниману удалось найти тех десять тысяч фунтов.
Оба вопроса все же были между собою связаны, в этом Боун не сомневался. Цепь доказательств в общих чертах совпадала с тем, что он изложил Бёрли и Крейну. Абель Хорниман добыл десять тысяч фунтов каким-то способом, граничившим с нарушением закона. И Маркус Смоллбон его на этом поймал. Маркус Смоллбон был из тех людей, что неустанно следят за возможными скандалами и также неустанно пытаются предать их гласности. Поэтому кто-то, не хотевший, чтобы факты вышли наружу, устранил мистера Смоллбона при помощи самодельной резки для сыра. А когда понял, что может быть разоблачен какой-то неосторожностью мисс Читтеринг, устранил и её.
Уверенность, кто это мог быть, все крепла. Повод и возможность были налицо. Теперь осталось только разрешить основной вопрос, — как Абель Хорниман добыл деньги.
Когда Боун добрался до этого пункта, он обнаружил, что находится на Олдгейт Памп. Поэтому свернул к югу и следующих пятнадцать минут посвятил размышлениям о том, каким образом работящий, педантичный, способный и солидный адвокат мог раздобыть десять тысяч фунтов.
Напрашивалось решение, что он посягнул на доверенные ему фонды — лучше сказать на такой фонд, единственным опекуном которого был он сам. Именно это и было первым шагом Абеля. Он позаимствовал деньги из наследства Ишабода Стокса. Но это не могло быть окончательным решением. Контрольная система была для того и разработана, чтобы разоблачать такие нелегальные займы: а наследники, даже в полном смысле слова благотворительные, должны в конце концов начать протестовать против утраты значительной части своих доходов. Абель все это понимал, и постарался как можно раньше вернуть в наследство Ишабода Стокса недостающую часть, которую каким-то ловким ходом где-то раздобыл. Возврат денег прошел незаметно и Боун полагал, что сегодня уже ничего невозможно доказать, тем более, что большинство учетных документов утрачены.
Однако это все оставляло нерешенным вопрос, откуда Абель Хорниман эти деньги взял. Что одолжил — это почти наверняка, но под что?
VIII
— Что-то сегодня вечером вы задумчивый, Генри, — заметил лысый.
— Заботы одолели, — признался Боун.
— Проблемы?
— Именно, — кивнул Боун. — Проблемы. Что тут у нас сегодня?
— Отличный товар. Отличный бизнес. — Лысый по-хозяйски обвел рукой темный склад. — Тут такое виски, что только глянешь — и готов.
— Где мы расположимся?
— Там, — лысый отвел его в какую-то хибарку прямо напротив главного склада. — Газовое отопление и газовая плитка, чтобы разогреть ужин. Полный комфорт.
— Отлично, — согласился Боун. — Какова программа?
— Обход десять минут каждый час. Будем сменяться. Восемь минут, чтобы обойти вокруг, и две минуты — резерв. Если за десять минут не вернешься — все ясно.
— Ладно, — согласился Боун.
Оперев стул о стену под удобным углом, вернулся к предыдущим мыслям. По счастью, лысый был неразговорчив и в комнате установилась тишина, нарушаемая только шипением газа и тиканьем зеленых с золотом часов в углу.
Залог-ипотека-продажа заложенного имущества — поручительство. Как кто-то может заложить то, чего нет? Так звучал главный вопрос, который из всего этого вытекал. Какое поручительство мог предложить Абель?
«Это должен был быть солидный залог, — думал Генри, — если платил лишь три с половиной процента. При таких процентах никто рисковать не будет».
Эти вопросы продолжали его преследовать, когда в половине четвертого он вышел на обход меж бочек и коробок под ярким светом сильных ламп. Не оставляли его, когда он проверял автоматическую сторожевую систему на стальных шторах обоих въездов, и все ещё были далеко от решения, когда он возвращался к лысому, который приготовил очередную из бесконечной серии чашек чая.
Боун спросил:
— Как человек может взять в долг под что-то, чего нет?
— Откуда мне знать, — отмахнулся лысый. — Я в долг не даю.
Боун почувствовал, что впадает в состояние душевной исчерпанности и пустоты. Достал потрепанный томик «Откровенного собеседника» и скоро его уже унес мощный поток прозы Хейзлита.
Краем глаза он заметил, как лысый вышел, и отметил, что уже полпятого.
«По небу несутся облака, то наводя на мысль, то сбивая; гипотеза за гипотезой выплывают из глубины мозга, только не как стройная сеть паутины — легкая и прочная, выстроенная и во зло, и на пользу, а скорее как летающая бабьим летом паутинка, уносимая ветром воображения».
— Легкая и прочная, — повторил Боун, — выстроенная во зло и на пользу. Какая прелесть!
Тут он заметил, что лысый ещё не вернулся, и что стрелки на часах показывают почти без четверти пять.
— Гром меня разрази, — выругался Боун с неприятным предчувствием. Это мне не нравится.
Сунув книгу в карман, наклонил стул вперед, чтобы в зеркале над камином видеть дверь. Ногой нащупал скрытую кнопку.
Двери открылись и вошел молодой человек.
— «Все они на одно лицо, — подумал Боун. — Здоровые, мускулистые, морды как у боксеров. Черные волосы, белый шелковый шарф на шее, старая форма».
Пистолет он держал в руке так, словно умел с ним обращаться.
Боун дал ему сделать три шага и нажал ногой кнопку. Стальная штора опустилась перед дверью и с глухим стуком села на порог. Боун осторожно встал и со смешной важностью сказал:
— Подумайте, прежде чем совершите какую-нибудь глупость. Надеюсь, вы не хотите, чтобы полиция нашла вас здесь с трупом.
— А ну-ка открывайте! — рявкнул парень.
— Не выйдет, — заверил его Боун. — Открыть я не могу. Вот кнопка, можете попробовать сами. Работает она только в одну сторону — чтоб опустить штору. Открыть ту можно только снаружи, специальным ключом, когда сюда прибудет полиция.
— Если доберется, — ухмыльнулся парень.
— Это мы скоро выясним, — заметил Боун. — Кнопка заодно включает сигнал тревоги на Клак-лейн и Бишопсгейт и запирает наружные двери. Патрульная машина будет здесь минуты через три. Ваши приятели тоже в ловушке.
— Техника — замечательная вещь, — признал парень.
Боун решил, что все в порядке, и сел.
— Поэтому я вас с удовольствием кокну, — сказал парень.
— Но вам-то это не поможет, вам не кажется? — спросил Боун. — Могу я вам чем-то помочь?
— Да уж пожалуйста, — сказал парень.
Боун подошел к окну с с толстой решеткой и выставил стекло. Парень приблизился вплотную.
— Я не собираюсь убеждать вас, что здесь можно выбраться наружу, — заметил Боун. — Но случайно я знаю, что там внизу — канава, скорее даже бывший канал, а в нем на шесть футов воды и Бог весть сколько футов грязи.
— Благодарю, — протянул парень. Просунул пистолет сквозь решетку и когда та исчезла во тьме, раздался мягкий плеск.
— Он не заряжен. Но все равно это очень любезно с вашей стороны. Могу я как-нибудь отблагодарить вас?
— Ну, — задумался Боун, — возможно, вы могли бы ответить на вопрос, над которым я ломаю голову. Как может человек одолжить деньги под что-то, чего нет?
Парень задумался только на миг.
— Ну, это ерунда, — сказал он. — Просто заложить дважды одно и то же. Простейший трюк. Папаша мой проделывал это с запонками, отличный был номер. А, вот и наши приятели в синем. Напомните мне как-нибудь, я поясню вам, как это делается.
Когда в половине шестого Боун шагал домой, ответ предстал перед ним во всей своей потрясающей и прекрасной простоте.
— Заложить одно и то же дважды.
Боун лег в постель и впервые за многие годы проспал три часа подряд…