– Вот и приехали, барин, – сказал ямщик, обращаясь к седоку и завивая вожжи на железную уключину, вбитую в беседку телеги. – Каково отмахал?…
– Хорошо… водки поднесу… – но внятно, хриплым голосом пьяного отвечал приезжий. – Ну… что ж ты… мерзавец… вынимай меня… Ска-а-тина… Не знаешь…
– Сейчас, ваше благородие, – отвечал ямщик, тоже, видимо, навеселе…
– То-то… Должен знать.
Ямщик спрыгнул с козел и, не совсем твердо держась на ногах, подошел и протянул руки седоку.
– Не узнали… Не встречают… – бормотал приезжий, вылезая из телеги… – Вот удивятся… как узнают…
Спустившись с телеги, он, покачиваясь, установился наконец на ногах, не твердою рукою поправил на голове фуражку, закрутил усы и, подпершись фертом руками в бока, с какою-то неопределенной улыбкой смотрел вокруг себя. Между тем из избы выбежал Иван, чтобы узнать, кто такой приехал и зачем, он подошел к приезжему.
– Кто ты такой?… – спросил его последний.
– Да вам кого надо?
– Кто ты такой?… Как ты прозываешься? – прикрикнул на него приезжий.
– Осташков…
– Гм… Осташков… Как твое имя…
– Иван Александрыч…
– Ванюшка… А отец где?… Жив али нет?…
– Как же, жив…
– Веди меня к нему…
– Пойдемте… Пожалуйте… – отвечал Иван, указывая на избу и отправляясь вперед.
– Веди меня, олух… не знаешь… – закричал на него незнакомый гость. – Под руку возьми… Не чувствуешь… Гм… Осташков ты, Ванюшка… молокосос… разве этакие Осташковы бывают… Вот так веди…
Иван повиновался, взял гостя под руку и повел в свою избу.
Вдруг в доме Никанора Осташкова распахнулись двери из сеней на крыльцо и из них с криком и воплем выскочила Наталья Никитична…
– Батюшка, Харлашенька!.. Ведь это он право, он… – кричала она, перебегая расстояние от своей избы к братниной… – Батюшка… братец… Харлампий Никитич… признала ведь…
Приезжий, услыша ее голос, остановился и с улыбкой смотрел да бегущую старуху.
– А, узнала… Неужто сестра Наталья… – спрашивал он.
– Я, батюшка, я… Аха-ха-ха… – рыдала Наталья Никитична, кидаясь на шею к брату… Откуда взялся? Солнышко ясное… Родной ты наш… И в живых-то не чаяли… Ну-ка ведь сердце мне сказало… И не признаешь тебя… Похожего нет… Батюшка ты наш… Точно с того света…
– Ну, да уж будет… Не вой… не люблю… Пойдем к дому…
– Ах, дяденька-с… – говорил Иван, целуя гостя в плечо и стараясь заглянуть ему в лицо.
– Что, знаешь теперь?… Узнал?
– Извините: не знал-с…
– Ну, на, поцелуй… – продолжал тот, подавая руку.
Иван поцеловал руку дяденьки.
– То-то… должен чувствовать… дядя твой… Ну, обними теперь…
Иван со всем усердием обнял его.
– Ну, веди…
Но в это время на шею к нему бросился сам Александр Никитич, который долго смотрел из окна на приезжего с недоумением и ни разу не подумал, что это его брат, о котором больше 15 лет не было слуха и которого считал умершим. Когда же сестра, по инстинкту крови или по предчувствию, узнала его, он также поспешил навстречу нежданному гостю.
– Брат… Харлампий… Неужто ты?… Вот не ждал-то…
– A-а… думал пропал… Осташков не пропадет…
– Да пойдем… Пойдем в дом-то…
– Веди… – обратился Харлампий Никитич к племяннику… – Уважения не оказал… Не признал… – проговорил он, с улыбкой кивая на Ивана.
– Где ж ему признать… Его еще и в живых не было, как ты в службу-то ушел…
– А что ты, батюшка, али ножками-то слаб… болят, видно, ноженьки-те? – спрашивала Наталья Никитична, на радостях не заметившая, что приезжий братец пьян, и стараясь подхватить его под другую руку.
– Ранен… Контузию получил… растяжение жил…
– Ах ты старатель наш… До чего ты дослужился… Улетали же таки тебя, нехристи окаянные… И здоровеньким-то домой не дали воротиться.
Слезы так и текли ручьем из глаз обрадованной Натальи Никитичны, но она старалась не давать им воли после того, как братец сказал, что он женского вытья не любит… Иван вел уже дядю с некоторой гордостью, и при входе в избу с неудовольствием посмотрел на тетку, которая также вошла вслед за ними. Дядя-офицер был дорогой гость и выгодный и желанный. Ему бы не хотелось им делиться с семьей брата.
«Вот, как приехал к нам дядя, так и к нам полезли…» – мелькнуло у него в голове.
– Ну-ка, садись, брат, садись… – говорил Александр Никитич… – Устал, чай, с дороги-то…
– Усталось, усталось… Три тысячи верст ведь проехал…
– Ах, батюшка ты наш… Эко место проехал… – отозвалась Наталья Никитична.
– Чем нам дорогого гостя потчевать-то…
– Известно: военными напитками… Самовар вели наставить… А между прочим водки подай…
Александр Никитич переглянулся с Иваном. На лицах их выразилось некоторое замешательство.
– За водкой-то я тотчас сбегаю… – сказал, впрочем, Иван, как бы отвечая на безмолвный вопрос отца и что-то быстро сообразивши.
– А самовар-от у нас возьмите… – вмешалась Наталья Никитична… – Скажи, Ванюша, Катерине, чтобы принесла да приходила бы поскорее: дяденька, мол, из полка приехал… Да чай-то с сахаром… чай, нет у вас… Тоже молви ей, чтобы своего принесла…
– Да что ж это у вас… разве вы уж врознь живете?…
– Да, уж мы поделились… Я с Никешей живу, – отвечала Наталья Никитична. – Эко горе, Никанора-то Александрыча нет дома… Помнишь, чай, его, братец… Махонький еще был, как ты у нас в службу-то поехал, а уж теперь у самого дети…
– Мало помню… Так вот вы как… Много же у вас тут перемен…
– Много всего было… – подтвердил Александр Никитич с сдержанным неудовольствием.
– Ну а ты… Ванюшка… Смахай живо за водкой. Чаю потерпеть можно: время ждет… А водки с устатку требуется.
– Живо, дяденька, тотчас…
– Ну, смотри… люблю, чтобы живо было… по-военному… Я тебя приучать буду… Да вот что, брат Александр… ты отдай моему ямщику за подводу… Я дорогой-то поистратился, все мелкия извел… Два с полтиной отдай…
Александр Никитич замялся.
– Так давай: я разменяю тебе… – проговорил он как-то нерешительно…
– Слышишь ты: в дороге изхарчился… Все подошли… Из казначейства вот надо пенсион получить…
– Так… на ассигнации два с полтиной?
– Нет… нынче все на серебро… серебром…
– Так как же, братец, денег-то у меня теперь таких нет… Нет ли у тебя, сестра Наталья?…
– Не знаю, есть ли нет столько-то?… Сбегать разве поискать… Вот грех какой: Никеши-то нет… Да я сбегаю: поищу… Может, наберу…
– Да у вас как не быть деньгам: вы люди богатые… – сказал Александр Никитич с горечью.
Наталья Никитична не слыхала этих слов: она уже бежала домой, чтобы скорее воротиться к брату.
– Да что, разве в скудости живешь? – спросил Харлампий Никитич брата, оставшись с ним наедине.
– Да с чего в достатках-то жить?… Меня здесь сестрица с старшим сынком славно обрезали: женила Никанора на холопке на какой-то, отделились, да и земли чуть не половину взяли… К богатым господам подделываются. Те не оставляют… Вот и живут. А я вот с Иваном кое-как и перебиваюсь на старости… уж какие мои достатки, с чего тут разживаться…
– Как же он мог… Никешка?… Против отца?… Его, значит, надо в ежовые руки взять… Сократить… Вот я его…
– Не он один… С ним-то бы я управился… А главное, сестра захотела…
– Вот я ее…
– Да тут еще теща его… Такая скверная старушонка… из холопок… Сбит парня… Знать меня теперь не хочет… Никакой помощи от него не вижу…
– Вот я их всех… Что? Против отца грубиянить?… У меня все будут смирно… по-военному… смирно… равняясь… Не знают они…
– Теперь вот только на одного Ивана и надежда…
– Наградить его… Я его награжу… А Никешку смирим… Что? Против отца? Цыц, не сметь… руки по швам… Знай начальство… Эх, брат, службы ты не знаешь… Ослабел?…
– Много, братец, и годов то… уж вон спину горбить стало… Эхе-хе… Да что говорить… Вот, слава тебе Господи, хоть тебя дождался… Ну-ка, а забыл нас совсем: хоть бы когда написал.
– Некогда… Служба… Должен… знаешь… каждую минуту…
– Да где же ты был-то, в каких местах?…
– Далеко… на Кавказе… Что Ванюшка нейдет долго… Устал я с дороги…
– Что, дяденька, живо ли? – спросил Иван, входя в это время с полуштофом в руках.
– Ничего… Давай…
– Сейчас стаканчик…
– Слушай команду: давай… Стаканчик после. Ты ее поставь… Мы и по-военному можем из горлышка в горлышко. А ты свое дело правь: стакан изготовляй…
И действительно, пока Иван ходил за стаканом, Харлампий Никитич приложил горлышко скляницы к губам и, не переводя духа, высосал половину принесенного вина.
– Это нас укрепляет, – проговорил он, опуская штоф на стол.
– Брат, выпей… – продолжал он, наливая в принесенный между тем стакан.
– Кушай, братец, сам-то… Ты с дороги…
– Ничего… стаканчик выпей… А тебе, Ванюшка, не дам… Первое молод… Второе: мало принес… Ха, ха, ха!.. Сробели?… Ну, надо его наградить… за почтение отца… Выпей стаканчик.
– Да я не желаю, дяденька… Кушайте сами…
– Ну… Можешь ты?… Знай команду: манерку дают, свою порцию прими и отходи прочь… Ну…
Харлампий Никитич налил стакан и подал Ивану. Тот выпил.
– А тех я выправлю… Они не знают… Ванюшка… У меня будь всегда в исправности: передо мной, значит… Я тебя награжу… А Никешку мы уничтожим… Поди принеси еще полштофа… Ямщику надо поднести… Он мне песни… Вез хорошо, значит, служил… Ну и надо наградить… Что ж стал, пошел принеси… Я сегодня, значит, дома, в свой дом приехал… Тридцать лет не был… Ну и вы должны меня веселить… А после я вас стану… Вот в казначейство…
– Пошел же, Иван, промысли еще… – приказал Александр Никитич, не зная, что думать о брате.
Иван ушел.
– Чин-то, братец, у тебя какой?…
– Чин… Поручик…
– Значительный?…
– Значительный…
– И жалованье хорошее?…
– Пансион по чину… Я в отставку вышел…
– Пансион. Так велик ли?
– Говорят тебе, по чину. Служил я не мало: значит, выслужил…
– Так ты, братец, теперь, значит, совсем к нам приехал?
– Совсем… На вечный отдых… Так что ж, ты не рад, что ли?…