единственный кандидат.
«Решение твое превосходно», — тихо и восхищенно заключила Ливия.
А принцепс, с любопытством ее разглядывая, усмехнулся и сказал:
«Не преувеличивай. Превосходное решение — не это, а то, которое я принял в начале Сицилийской войны. Когда решил жениться на тебе, драгоценная моя Ливия».
…Своих сыновей, Тиберия и Друза, Ливия помянула лишь однажды, когда заявила о своей любви к Юлии…
Посоветовавшись с Ливией, Август отправился к Меценату. Он сообщил ему о своем решении и аргументировал его почти что словами Ливии, но в обратной последовательности: дескать, Юлии как женщине нужен именно Агриппа; она родит от него достойных преемников Августу; Агриппа умерит свою нетерпимость, оставит пустые подозрения и, ко всеобщему удовлетворению, вернется в Рим.
Гай Цильний Меценат, первый советник принцепса и вдохновитель многих замечательных решений, некогда принятых Октавием-Октавианом и вознесших его на вершину власти, — мудрый и преданный Меценат выслушал своего великого друга, но, вопреки его ожиданиям, стал возражать.
Он долго и красноречиво говорил. Но основными его аргументами были следующие:
Агриппа — дальновидный человек и верный друг. Он и так вернется, если Август его призовет и поручит стоящее дело.
Агриппа с Меценатом никогда не ссорился. Всё это — пустые россказни.
Агриппу не надо разводить с его женой и женить на Юлии прежде всего потому, что брак этот заранее обречен на неуспех: Юлия не уживется с Агриппой, а Агриппа — с Юлией, ибо разные характеры, разные темпераменты, разные амбиции, разные представления о супружестве при одинаковом свободолюбии и одинаковом эгоизме.
«Мужа для Юлии надо искать…» — хотел заключить свою речь Меценат. Но Август не дал ему предложить свои кандидатуры. Он улыбнулся и насмешливо спросил:
«Это твое мнение? Или мнение Теренции?»
Меценат растерялся.
«При чем здесь… моя жена?» — спросил Гай Цильний.
«Ну как же, — продолжал улыбаться Август. — Ведь в прошлом, нет, в позапрошлом году ее брат, Мурена Варрон, составил против меня заговор… Он тебе кем приходился?»
Меценат тотчас вышел из растерянности, укоризненно покачал головой и ответил:
«Брата жены обычно называют шурином… Но при чем тут я и моя Теренция?»
«Совершенно ни при чем! — весело воскликнул принцепс и, мгновенно перестав веселиться, холодно добавил: — Хорошо. Я тщательно взвешу твой совет. Спасибо тебе, мудрый мой Меценат».
И, выйдя от Мецената, отправился к сестре Октавии.
Как он ее уговаривал, какие приводил аргументы, какие давал обещания, — Вардий об этом не знал и мне не рассказывал.
Но дней через десять не Мессала Валерий, не Азиний Поллион, не входивший тогда в силу Фабий Максим, а лично Меценат был отправлен на Лесбос для переговоров с Марком Агриппой.
Через месяц, встреченный народным ликованием, Агриппа вернулся в Рим, сначала развелся с женой, затем был объявлен верховным трибуном и получил проконсульские полномочия, а вслед за этим его обручили с Юлией, дочерью Августа.
Поговаривали, что Юлия узнала о своей судьбе лишь в самый день помолвки.
Но Гней Эдий Вардий эти слухи опровергал. По его рассказу так выходило:
Когда после прибытия Агриппы в театре Помпея несколько дней кряду игрались ателланы, Юлия, сидя рядом с Ливией и глядя на актеров, изображавших обманутого мужа и вертлявого любовника, вдруг всплеснула руками и воскликнула, обращаясь к своей мачехе: «Ливия! Какая же ты счастливая! Ты любишь моего отца! И он тебя любит! Вам вовсе не надо друг друга обманывать!»… Ливия, никогда не терявшаяся, тут якобы растерялась и не нашлась с ответом.
Когда стало известно о разводе Марка Агриппы с его женой, Юлия, встретившись с Тиберием, старшим сыном Ливии, вдруг обняла его за плечи, заглянула в лицо и игриво спросила: «Ты не знаешь, зачем понадобилось разводить Агриппу с Марцеллой? Вот ты, например, не женат, хорош собой. Квестором уже был. Скоро станешь претором. Потом — консулом. Чем не жених? Я тебя спрашиваю?» …Тиберий тоже будто бы растерялся.
Когда после предоставления Агриппе проконсульских полномочий на Марсовом поле была устроена травля зверей, Юлия, на этот раз сидя рядом с теткой своей Октавией, вдруг спросила ее: «Интересно, а вы за кого меня принимаете: за кровожадную пантеру? или за упрямого буйвола? или за тупого носорога?»
Накануне помолвки Август не вызвал к себе Юлию, а сам к ней отправился в дом ее прежнего мужа Марцелла, где она, вдовая, тогда проживала под присмотром Скрибонии, ее матери… О чем они говорили, можно только догадываться.
А на следующий день, когда совершался обряд обручения, Юлия даже взглядом не удостоила Агриппу, все время отводила глаза, горделиво взирая то на отца, то на мачеху, на Мецената, на других гостей. И лишь когда церемония подошла к концу, она, уже окольцованная, торжественная и величественная, вдруг, словно впервые заметив своего жениха, тряхнула огненными волосами, вспыхнула зеленым взглядом и воскликнула: «Воистину! Лучшего мужа мне никто не мог отыскать!» …И некоторые утверждали: она эти слова произнесла с искренним восхищением. Другие же возражали: нет, с обидой и с упреком.
Через месяц Юлия стала женой Марка Випсания Агриппы.
Его бывшую жену, Марцеллу Младшую, через год выдали замуж за Юла Антония, который, как мы помним, входил в аморию Пелигна, тогда — Голубка.
VII. Агриппа был почти ровесником Августа, на год его старше. Это был крепкий, коренастый, широкоплечий и коротконогий мужчина, похожий на пень, который трудно выкорчевать из земли и который потому оставляют торчать среди поля или на пастбище. По виду — грубый мужлан, суровый римский плебей, практичный крестьянин старой латинской закалки, воспетой Вергилием и подробно описанной историком Титом Ливием. Происхождение его было неясно, и он, говорят, стеснялся своего простого имени Випсаний. Патриции и прочие аристократы, несмотря на то, что заискивали перед ним, домогаясь для себя должностей и места в сенате, брезговали однако с ним тесно сходиться и, добившись желаемого, сторонились своего благодетеля; впрочем, до той лишь поры, пока снова не надо было ходатайствовать и заискивать.
Великий был воин. Двадцати девяти лет отроду отличился в Сицилийской войне. Не только стремительностью действий, дерзкой отвагой и железной выдержкой одолел грозного противника, но в кратчайшие сроки отстроил флот, создал для него опорную базу, Новую Гавань. И в битве у Навлоха применил изобретенную им новую технику захвата кораблей: особые гарпуны, выстреливаемые из катапульт и цеплявшие маневренные сицилийские суда на значительном расстоянии… Да что я тебе рассказываю, как будто сам ты не знаешь!.. Я лишь хочу подчеркнуть — и Вардий мне это подчеркивал, — что, не будь этого мужлана, этой деревенщины, этого неотесанного сельского пня, Марка Випсания Агриппы, утонченный, раздумчивый и осторожный Октавиан не выиграл бы ни Сицилийской войны, ни Актийского сражения, ни Александрийской кампании, а значит, никогда бы не стал ни великим, ни Августом.
А каков был строитель! Когда Гней Эдий принялся перечислять храмы, портики, акведуки, общественные бани, воздвигнутые самолично Агриппой или под его руководством сооруженные другими людьми — Марцием Филиппом, Луцием Корнифацием, Азинием Поллионом, Мунацием Планком, Корнелием Бальбом, Статилием Тавром, — одно это перечисление заняло у него немало времени. А Вардий еще стал описывать различные новые технологии, которые Марк Випсаний настойчиво внедрял в нашу архитектуру. Ну, например, велел строителям смешивать цемент не только с водой и песком, но также со щебнем и гравием, и из этого нам непривычного, но крайне прочного и удобного материала возводить стены строений… А карта Агриппы, огромная карта, высеченная на мраморе в портике Аргонавтов, на которой были указаны все римские владения — это восьмое и воистину римское чудо света!
Кипящий энергией, сокрушающий яростной решимостью, не знающий усталости, ничего не страшащийся и не признающий границ для своих замыслов и намерений — таков был Марк Випсаний Агриппа, новый муж Юлии, дочери принцепса Августа.
VIII. Вардий подробно описывал достоинства и достижения Агриппы, словно хотел отсрочить рассказ о том, как Юлия и Агриппа жили в своем супружестве. Когда же я об этом сам спросил, Гней Эдий сначала захихикал, а потом мне подмигнул и ответил:
— Как жили? Жили регулярно… Через год Юлия родила своему мужу Гая Цезаря, через два года — Цезаря Луция, а еще через два года — девочку, Юлию Младшую. И с каждыми родами всё хорошела и хорошела…
Но Агриппа часто отсутствовал: сначала проконсульствовал в Сирии, затем покорял Кантабрию, потом устремился в Галлию, когда туда вторглись германские племена, а после отправился в Винделику и в Ретию и подвизался там чуть ли не целый год, пока его не сменил Тиберий.
И даже когда бывал в Риме, с раннего утра и до позднего вечера пропадал либо на одной из многочисленных строек, либо на Марсовом поле среди солдат, либо в курии в сонме сенаторов, косноязычно, но яростно поддерживая предложения и решения своего великого друга, Цезаря Августа, принцепса и пожизненного трибуна.
— Пень и роза! Какое тут может быть соответствие?! — неожиданно воскликнул Вардий.
И продолжал:
IX. — В год покорения ретов и винделиков Агриппа отправился в длительную поездку по Сирии и Палестине. И тут выступил на сцену Семпроний Гракх — аристократ высшей пробы, богатый, разносторонне образованный, красноречиво-остроумный, изысканно-ироничный.
Юлия и Гракх стали встречаться, соблюдая все необходимые меры предосторожности. Но когда Август вернулся из Галлии, ему, понятное дело, доложили. Улучив момент, когда они остались наедине с дочерью, Август пристально глянул на Юлию и тихо сказал: «До меня дошли слухи, что ты часто встречаешься с Семпронием Гракхом».
«Меня многие молодые люди окружают. Не только Семпроний», — невозмутимо ответила Юлия.