Я крался между хижинами, стараясь не оголять тылы.
Внутри, в поселении, хуги не пользуются режимом невидимости. Оно и правильно. Зачем тратить лишние усилия на маскировку у себя дома? Поэтому в первый момент я не понял, что произошло, когда буквально уперся лбом в невидимую преграду. Преграда тоже растерялась. Издала вопросительный горловой звук, похожий на приглушенное рычание. Я ответил двумя выстрелами наугад в то место, где, по моим представлениям, должна находиться голова. Промазал. «Преграда» взвизгнула и ломанулась на меня.
Я едва успел отскочить, прижался к стене хижины и замер, скорчившись за щитом. Невидимый хуги засопел и, судя по звуку, смачно поскреб когтистой пятерней черепушку, не понимая, куда подевался противник.
Я выстрелил на звук. Попал. Только не в голову, а в грудь. В воздухе расплылась струйка крови, а потом хуги проявился во всей красе, обрел зримую плоть. Я снова выстрелил, вгоняя три пули подряд в заросшую бурым мехом голову. «Снежный человек» рухнул навзничь. Готов.
Однако наш скоротечный бой привлек внимание еще двух «голодных». Они заревели и бросились к убитому. Пришлось срочно отступать, прикрываясь щитом. Но отступил я недалеко — нельзя же упускать такие легкие мишени, как эти две огромные волосатые обезьяны, склонившиеся над трупом третьей.
Такова излюбленная тактика снайперов всего мира. Если дело происходит в городе или деревне, надо подстрелить цель где-нибудь посреди улицы. Желательно не до смерти, чтобы раненый кричал и звал на помощь. А лучше всего в качестве такой цели подходит ребенок. Ему на помощь обязательно сбегутся взрослые, и снайпер с легкостью сможет щелкать их, как орешки…
Возле одной из хижин возвышался настоящий забор из хвороста. Я занял позицию около него и выбрал первую цель…
Хуги не успели толком понять, что происходит. Мой АКМ с сердитым ворчанием выплюнул несколько порций смерти, и две пепельно-бурые «гориллы» разделили участь собрата.
Такая братская могила скоро привлечет к себе излишнее внимание, а значит, мне пора уходить. Вернее, двигаться дальше. Здесь я, похоже, сделал все, что мог.
Я обошел забор из хвороста и двинулся вдоль хижины, но едва не столкнулся нос к носу с очередным хуги. Он не заметил меня за щитом из паутинок-невидимок. Видно, торопился по своим делам. Пер вперед, как танк, а я оказался у него на пути. Чтобы избежать столкновения, пришлось нырнуть в хижину, благо открытый входной проем находился рядом.
Жилище оказалось обитаемым. Внутри было темновато для моих глаз — свет шел только из той самой двери, в которую я забежал, но крупную косматую фигуру в пяти шагах от себя я не мог не заметить. Очередной хуги сидел на корточках ко мне спиной, наклонясь вперед, и занимался чем-то непонятным. Вроде копался в яме.
Запашок в хижине витал еще тот. Воняло гниющими шкурами, мокрой шерстью и свежей кровью.
Хижины хуги напоминают эвенкийские чумы, только без отверстия в потолке. Пол устлан плохо выделанными и потому отвратительно смердящими шкурами рогачей. Шкуры заменяют и стулья, и кровати, и вообще всю мебель. В этой же хижине часть земляного пола была свободна от шкур. Там и находилась та самая яма, над которой копошился хуги. Рядом с ним лежали разнокалиберные бесформенные предметы.
Я затаился у входа, стараясь даже лишний раз не дышать, чтобы не обнаружить себя. Хуги пошуровал руками над ямой, затем повернулся ко мне боком и взял один из предметов… Руку.
Это была человеческая рука, оторванная по локоть. Хуги положил ее в яму и потянулся за следующим предметом. Им оказался кусок грудной клетки, причем от него ощутимо разило свежей кровью. Значит, самой что ни на есть свежей разделки. Вероятно, человека убили только что, распотрошили, как корову на бойне, и теперь «голодный» складывал доставшиеся ему куски мяса в своеобразный холодильник.
Видал я такие холодильники в зачищенных поселениях хуги. Дно ямы устилается ягелем — благодаря пористым трубочкам это растение способно удерживать холод, — сверху кладется мясо, размещается пара леденцов, и все это дело закрывается еще одним слоем ягеля. Жратва в таких холодильниках не портится месяцами. Очень удобно и просто, и не надо никакого электричества. Я же говорю, что хуги далеко не дураки.
Но сейчас меня больше волновал другой вопрос: неужели я опоздал? Уж не Дока ли подвергли расчлененке?!
Палец сам собой нажал на спусковой крючок. Хуги обожгло свинцом. Он подскочил и начал разворачиваться в мою сторону, но не успел — в его косматом теле появилось еще несколько непредусмотренных природой отверстий.
Я перешагнул через труп «голодного» и склонился над кусками человеческого тела. Головы нет. Но рука явно не Дока — на пальцах три татуировки в виде перстней. Тюремные наколки, у профессора таких нет. Возможно, передо мной останки пресловутого Медяка. Или Моти. Значит, остается шанс, что Док еще жив.
Я перезарядил автомат и осторожно вышел из хижины. Сверился с пеленгом. До Дока оставалось двадцать семь метров. Шар алтаря парил над верхушками хижин метрах в тридцати правее. Если маячок все еще у профессора, то его держат в стороне от алтаря. Это хорошо. Можно обойти культовое сооружение по дуге, потому что, судя по сканеру тепла, вокруг него толпится «снежный народ».
Кстати, сканер фиксирует хуги, только когда они видимые, а если переходят в режим «стелс», то перестают излучать тепло.
Похоже, «голодные» начали обряд по отрезанию голов как раз перед моим приходом. Пожар и взбесившаяся лисица нарушили заведенный порядок. Но теперь все успокоилось — огневка либо сбежала, либо ее отловили и свернули шею. Я, по крайней мере, присутствия зверя в селении больше не ощущал. Пожар то ли потушили, то ли хворост сам догорел. Хуги угомонились и вернулись к обряду. Как минимум одного «жертвенного барана» они уже успели оприходовать — того самого, с перстнями на пальцах. Видно, теперь голову сажают на кол, а тело разделывают и раздают для пропитания сородичам.
На секунду у меня в мозгу возникло видение оторванной головы Дока. Не могу утверждать, что оно не вызвало во мне мстительного злорадства. После удара сковородкой моя собственная голова еще побаливала.
Я прогнал посторонние мысли и осторожно двинулся между хижинами, стараясь не приближаться к алтарю.
До места, откуда посылал сигнал маячок, оставалось шесть с половиной метров, когда мне пришлось остановится. Осторожно выглянув из-за хижины, я увидел впереди отверстие в земле — нечто вроде широкого сухого колодца. Возле него околачивались трое скучающих хуги.
Как я понял, это были караульные, а в яме-колодце томились «бараны на заклание» и среди них мой Док. По крайней мере, пеленг вел именно туда.
Один из охранников-хуги сидел, по-медвежьи расплющив огромный, покрытый шерстью зад, и с громким чавканьем жрал черную смородину, загребая ее пригоршнями из желтоватой посудины. Даже человек, далекий от биологии, смог бы определить, что эта кастрюлька раньше работала черепом. Судя по форме и размеру, не человеческим. Скорее, живоглота. Из его огромной башки чаны можно делать. Кстати, хуги и делали. Давно установлено, что они умеют обрабатывать кость и делают из черепов всякую всячину, в том числе и кухонную утварь.
Второй «голодный» стоял, вернее, приплясывал на месте от нетерпения, поднимался на цыпочки и глядел в сторону парящего в воздухе алтарного камня. Этот хуги был моложе остальных. Ему до смерти хотелось пойти посмотреть на обряд, полюбоваться, как отрывают головы пленникам, но долг охранника цепко держал его на месте.
Третий караульный развлекался на свой манер: подбирал разнокалиберные камешки и прицельно швырял в колодец. Импровизированные снаряды, вероятно, то и дело попадали в цель, потому что из ямы доносился колоритный мат. Ругались как минимум двое, но голоса Дока я не услышал.
Внезапно из ямы вылетел ответный камень, просвистел мимо ноги хуги и плюхнулся на землю. «Голодный» загоготал, склонился над отверстием колодца и принялся корчить рожи пленникам: дескать, мазилы.
Как выяснилось, сделал он это зря. Второй бросок пленника оказался точен. Небольшой, измазанный в грязи камешек размером с грецкий орех влепился точнехонько в подбородок хуги. Чуть-чуть бы выше — и он залетел бы аккурат в смеющийся рот. Но и так получилось неплохо. «Голодный» мгновенно перестал смеяться, зарычал, утирая измазанный в грязи подбородок. Его аж перекосило от злости.
Это зрелище показалось весьма забавным молодому хуги. Он загоготал, тыча лапой в пострадавшего товарища. Тот взревел и хотел отвесить салажонку затрещину, но жрущий ягоды «голодный» рявкнул на них обоих. Ребятки присмирели. Ага. Стало быть, это начальник.
Хуги, получивший камнем в рожу, вновь переключился на пленников. Встал в характерную позу и… в яму ударила тугая струя мочи. «Бараны на заклание» ответили яростным матом. «Голодный» поливал пленников вонючей жидкостью, словно из шланга, те орали, а он довольно ржал.
Я прикинул, как лучше поразить все три цели, и уже собрался действовать, но тут со стороны алтаря прибежал еще один хуги. В отличие от остальных, он имел подобие одеяния, если так можно назвать юбочку из костей. Или это было ожерелье, которое он почему-то носил на поясе. Вернее, она — эта хуги оказалась самкой: я заметил шесть отвисших сосцов, характерных для кормящих матерей.
«Снежная дама» прорычала что-то главному конвоиру. Тот перестал жрать, отставил череп с ягодами и поднял лежащую рядом в грязи палку. Точнее, это я сперва принял за палку длинный толстый гарпун с костяным наконечником.
Хуги несколько мгновений всматривался в яму, выбирая жертву, а потом коротко размахнулся и ударил гарпуном. Раздался дикий крик. «Голодный» потянул за древко, вытаскивая человека, словно рыбак рыбу. Тот вроде бы дергался и сопротивлялся. А может, его держали за ноги остальные пленники.
Двое хуги бросились на помощь главному. Смертельное перетягивание гарпуна завершилось полной победой «голодных». Над краем ямы показался абсолютно голый человек с торчащим из подреберья древком. Гарпун пробил тело пленника насквозь — из спины высовывался костяной наконечник, но крови было мало — измазанное в грязи древко закупорило рану.