Широкий и приземистый «Хаммер» с трудом пробирался сквозь эту полосу препятствий, то и дело притормаживая и сдавая назад. Касиан купил этого шестиколесного монстра, помнящего еще бои Реконкисты, всего неделю назад и до сих пор не очень освоился с управлением. У броневика, чем-то неуловимо смахивающего на катафалк, были лысые покрышки и побитая, но крепкая броня, а еще — мощный восьмицилиндровый дизель и два ряда галогенных фар, закрепленных на пулеметной станине. На эту покупку Касиан истратил последние деньги, вырученные от продажи клиники.
Дворик, куда Касиан задом (иначе было не развернуться) загнал «Хаммер», был совсем крошечный. Даже и не дворик, а просто закуток, образованный тремя стенами и обращенный к стройплощадке. Одна из стен была затянута зеленой нейлоновой сеткой, из-под которой выпирали ребра строительных лесов. Другая, кирпичная, стена была покрыта копотью и маслянистой пленкой осевшей влаги. Окна в стене были заколочены фанерой и замазаны краской; щелястые ящики кондиционеров бельмами висели в углах окон. К стене прилепился ржавый скелет пожарной лестницы.
Третья стена принадлежала хозблоку бастиона и была вся размалевана аляповатыми люминесцентными граффити. В этой стене была дверь: прямоугольник сизого металла с табличкой «Вход воспрещен». К двери вел небольшой пандус, весь в черных пятнах машинного масла. Рядом с рампой стояли мусорные баки.
Когда «Хаммер» задним бампером задел один из этих баков, Касиан заглушил мотор, поставил броневик на ручной тормоз, поправил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть дверь, и поглядел на часы. Ждать оставалось сорок минут…
Касиана пригласили в кампус в конце ноября. Дул холодный порывистый ветер, срывая с деревьев последнюю листву, и в университетском парке почти не было иноков. Цензус, невысокий, мускулистый парень с короткой стрижкой, встретил Касиана на гравиевой дорожке, окруженной двухэтажными дортуарами. На зажиме для галстука у цензуса был маленький пацифик в венке из дубовых листьев. Капитул Ордена рыцарей Латинского квартала рассмотрел ваше предложение, сказал цензус. С точки зрения декана капитула, риск планируемой операции неоправдан. Тем не менее, приор университета крайне заинтересован в потенциальном результате. Касиан переступил с ноги на ногу. От лица приора университета и декана капитула, сказал цензус, я уполномочен уведомить вас, что университет не берет на себя материальное обеспечение планируемой вами операции. В случае провала операции университет будет отрицать любую свою причастность к вашим действиям. Однако, если операция пройдет благополучно, каноники Ордена готовы рассмотреть вопрос приобретения вашего трофея. Я надеюсь, добавил цензус, вы понимаете, что эта договоренность останется устной и не будет иметь никакой юридической силы. Касиан кивнул. Вы также должны понимать, сказал цензус, глядя Касиану прямо в глаза, что любая ваша попытка скомпрометировать университет повлечет за собой вашу немедленную ликвидацию силами Ордена квартальеров. Касиан еще раз кивнул. Мы желаем вам удачи, сказал цензус, заложив руки за спину, и будем внимательно следить за вашим прогрессом.
На обложке рекламного буклета была литография Мориса Эшера: огромная скала, увенчанная крепостью, парит над темной водой, и крошечный человек верхом на черепахе подплывает к летящей цитадели, пораженно воздев руки. В полутьме, царившей в салоне «Хаммера», черно-белый рисунок казался особенно контрастным. Глянцевое покрытие обложки холодило пальцы. Голографический герб «Эшер-хауса», уловив тепло человеческих рук, начал мерцать и переливаться.
Касиан открыл буклет, и ему на колени выпала сложенная вчетверо газетная вырезка. Касиан знал ее наизусть; тем не менее, он подобрал ее, развернул и аккуратно разгладил на колене. Вырезка рассказывала об аукционе кадавров инженера Моро. Аукцион должен был состояться сегодня, через четыре часа, в открытом бельведере на крыше юго-восточного бастиона.
Внутри буклета были фотографии интерьеров «Эшер-хауса», сделанные широкоугольным объективом с очень странных точек — с люстры, из кадки для пальмы, со дна фонтана, с макушки звонка на стойке портье или с подноса официанта… Рядом с фотографиями в буклете были гравюры великого голландца. На них коридоры отеля закручивались в бутылки Клейна, выворачиваясь наизнанку и поглощая самое себя, лестницы вели в никуда, колонны подпирали пустоту, а паркет оживал тысячами маленьких юрких ящериц… От долгого перелистывания буклета у Касиана начала болеть голова.
Он закрыл глянцевую книжицу и снова перечитал вырезку. По мнению трувера бульварной газетенки, из которой Касиан и узнал об аукционе, главными покупателями творений инженера Моро должны были стать нефтяные эмиры и сетевые маркграфы, в последнее время все чаще вкладывающие средства в произведения искусства, а так же немногочисленные частные коллекционеры. Немногочисленные, с ехидцей подчеркивал трувер, в первую очередь потому, что ожидаемая стартовая цена отдельных лотов достигала миллиона евро. Чего трувер не знал и знать не мог, так это того, что на аукционе будут присутствовать и несколько незваных гостей, пришедших отнюдь не покупать…
Головная боль у Касиана стала сильнее. Он свернул вырезку, засунул ее в буклет и убрал буклет в бардачок, вытащив оттуда аптечку, а из аптечки — шприц. Пора было будить Ингу.
Отказ квартальеров от прямого содействия в операции был предсказуем, так что Касиан начал копать в этом направлении еще до встречи с цензусом. Для этого ему пришлось спуститься на одну ступеньку социальной лестницы, возвратившись назад, к зыбкой и тревожной жизни хирурга-нелегала — в ту самую заброшенную станцию метро, откуда он так стремился вырваться и откуда рукой было подать до черного рынка наемных мускулов.
Саму станцию метро взорвали во время подавления мятежа патаренов Ювентуса, а из прежней клиентуры Касиана в живых остались немногие: кто-то погиб в жестоких корпоративных конфликтах, кого-то доконали злые улицы, а кто-то распродал свое тело на запчасти другим, менее амбициозным хирургам. Те же, кто умудрился сохранить в относительной целостности свое тело и разум, отличались параноидальной осторожностью и на контакт шли с крайней опаской. Налаживать оборванные ниточки деловых связей с ними было все равно что ощупью, вслепую, оперировать пациента с неразорвавшейся зажигательной пулей в животе.
Сложности добавляло еще и то, что «Эшер-хаусом» владели несколько корпораций, для которых содержание недостроенного отеля было вопросом скорее престижа, чем прибыли. Базовый пакет акций принадлежал Хайятту, но системы жизнеобеспечения находились в ведении Дюпона, подряд на строительство северо-восточного бастиона был у Хилтона, а вертолетные площадки на крыше обслуживались Конкордом. В итоге, гарнизон «Эшер-хауса» был укомплектован не гезитами какой-либо одной корпорации, а наемными ландскнехтами. А с ними ссориться не желал никто.
Результатом интуитивно-беспорядочной деятельности Касиана стал телефонный звонок на одноразовый мобильный телефон, присланный Касиану по почте. Мы в курсе ваших проблем, сказал голос в трубке. Мы готовы взять на себя их решение. Если вам знакомо имя Нито но-Масамори, вы можете полностью нам доверять. По нашим данным, вы не располагаете достаточной суммой для оплаты наших услуг, однако, благодаря рекомендации Нито-сана, мы готовы снизить цену. Вы же, в свою очередь, должны будете предоставить нам объект для подмены…
От укола Инга вздрогнула и задышала мелко и часто. Ее длинные, пышные ресницы — предмет особой гордости Касиана — затрепетали, повторяя судорожные движения глаз. Касиан убрал шприц, закрыл аптечку и отстегнул ремень безопасности, удерживавший Ингу в кресле.
— Просыпайся, — сказал Касиан.
Инга открыла глаза. Тонкими изящными пальчиками она помассировала виски, потом огляделась по сторонам и нахмурилась.
— Ты… — с легкой хрипотцой сказала Инга, — зачем меня сюда привез? Да и куда, собственно, ты меня привез?
Касиан повернул зеркало заднего вида так, чтобы Инга смогла в него заглянуть.
— Видишь эту дверь? — спросил он.
— Ну, — осторожно ответила Инга.
— Через три минуты, — сказал Касиан, бросив взгляд на светящийся циферблат наручных часов, — оттуда выйдет человек. Ты пойдешь с ним и будешь делать все, о чем он тебя попросит.
Бровь Инги удивленно поползла вверх.
— А почему я… буду делать все, о чем он меня попросит?
— Потому что ты не можешь мне отказать, — сказал Касиан.
— Не могу? — хмыкнула Инга.
— После всего, что я из тебя сделал… Ты не можешь предать меня именно сейчас.
Инга дернулась, как от пощечины.
— Да, — сказала она, посмотрев на Касиана без тени обиды, но с каким-то тоскливым равнодушием. — Не могу.
Она отвернулась и добавила с горечью:
— Когда-то я считала тебя своим Пигмалионом. А ты оказался обычным пигмеем, мечтающим взобраться на плечи гигантов…
В боковое стекло «Хаммера» постучали. Не говоря ни слова, Инга распахнула дверцу и шагнула в промозглую сырость. В салон ворвался холод декабрьского вечера. Касиан перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу, развернул зеркальце обратно и увидел, как Инга и размытый силуэт ее спутника сгинули в бездонной темноте дверного проема.
Он должен был сидеть в машине и ждать; так было оговорено. Синоби обещали привести Тави через пятнадцать минут после предоставления замены. Синоби всегда держали свое слово. За это их боялись даже больше, чем федайинов Халифата: за верность слову. Механическую, неумолимую, роковую исполняемость обещанного. Касиан должен был просто сидеть в машине и ждать…
Он не стал хлопать дверцей. Холодный воздух пощипывал кожу. К вечеру собирался дождь, пахло сыростью и гнилью, и все в дворике уже было влажным: под ногами чмокали наслоения грязи, лужи затянуло белесой мутью, а над канализационной решеткой вились столбики вонючего серого пара. Касиан передернул плечами, поеживаясь, и с хрустом размял шею, наклонив голову влево-вправо, а потом до предела закинув назад. Небо над двором-колодцем было рассечено клювом строительного крана; там, в вышине, задумчиво помигивали габаритные маяки кроншпицев, и выглядывала в прорехи облаков бледная, зеленоватая луна.