— Вы же друг друга недолюбливаете, — недоверчиво уточнил дракон. — Я вас всего ничего вижу, а уже понятно.
Они, не сговариваясь, фыркнули.
— Нет, Горни, конечно, мне соперница, но одолеть ее должен я, а не какие-то там костоломы, — ледяным тоном ответил Нат. — Она меня тоже много раз на практике выручала.
— Я бы тоже его не оставила, — подтвердила Эби возмущенно, — нет, проучить и оставить с носом Белоручку — дело святое, но не до смерти же? И не на боевой практике. Понимаете?
Дракон понятливо закивал, с насмешкой глядя на них.
— Да вы не сбивайте меня, я сама собьюсь, — с упреком погрозила ему пальцем Эби. — Так вот, сижу я на дереве, Нат лезет ко мне, а костоломы за ним следом лезут!
— Деревья по дереву? — усмехнулся дракон недоверчиво.
— Вот и я обалдела, — призналась Эби и снова схватилась за вино. — Попыталась их огнем сбить так, чтобы Белоручку не задело, и тут дуб как зашевелится! А я высоты и так боюсь!
— Мой дубок? Жив, что ли, и чары защиты целы? — обрадовался дракон. — А далыпе-то что было?
— Горни завизжала, а дуб встряхнулся, словно большой пес, и мы все вниз посыпались — и я, и Эби, и костоломы. Поднимаемся, а они на нас наступают, окружили, просвета нет…
— И что дальше? — поторопил дракон.
— Что, что, — заплетающимся языком буркнула Эбигейл, опустошая чашу. — Съели нас к демонам!
Дракон моргнул раз, другой, нахмурился… и вдруг расхохотался так, что жареный гусь на столе вдруг покрылся перьями и с гоготом вылетел наружу. Натаниэль улыбался, одобрительно глядя на Горни, — а она, довольная, стукнула кулаком себя по пышной груди и слегка поклонилась.
— Ай, молодцы, ай, наглецы, — громогласно ржал дракон, — провели-таки! И вдвоем же! И не сказать, что знал, и не сказать, что не анекдот — ну чистейший анекдот же! Хорошо, отпущу я вас, и желание не одно исполню, а по одному заветному на каждого. То, что вы на самом деле хотите…
Его прервала громогласная рулада — Эбигейл потянулась к чаше с вином, упала на стол и сладко заснула прямо на клубнях вареной картошки.
— Не спрашивай, уважаемый лерд, — кротко ответил Натаниэль на его изумленный взгляд. Поднялся, крепче завязал узел полотенца на бедре, примерился и одним движением закинул Горни на плечи, как барашка. — Раз я ее в шутку напоил на втором курсе, так вот она полезла драться и заснула прямо в прыжке, с занесенным молотом.
— Воистину сегодня я удивлялся больше, чем за прошлые сто лет, — усмехнулся дракон. — Ты, как я понимаю, снаружи предпочтешь спать?
— Все верно, — Нат поклонился, придерживая Горни за руку и круглые ягодицы. — Простите, уважаемый лерд, но драконы известны переменой настроения. Сегодня вы нас отпускаете, а утром можете и передумать. Так что лучше мы на соломе поспим.
— Да, мы такие, — согласился дракон смешливо. — Иди. Только скажи сначала, чем на самом деле дело-то закончилось?
— Да чем, чем, — буркнул эльф, чувствуя себя быком-тяжеловозом. — Горни сожрала мухомор из своей сумки, наколдовала себе секиру… пока я взывал к обычным деревьям о защите, пока они пробуждались от зимнего сна, она вошла в состояние берсерка и, хромая, порубила всю десятку костоломов на дрова. А я затем ее от отравления лечил: дозу мухоморную превысила.
— Боевая девка, — с утрированной опаской проговорил дракон.
— А то, — почти с гордостью ответил Натаниэль. Поплелся к открывшейся стене, за которой виднелось кострище и слышался шум водопада, но за ней остановился, повернулся. Горни сладко сопела. — Уважаемый, может, вы окажете мне честь? Назовете свое имя?
— Ты уже догадался, — кивнул дракон.
— Миль-Авентис?
— Вы очень похожи и не похожи на своих предков, — с печалью ответил наставник магов. — В тебе меньше высокомерия, в ней — гонора. И ответ на твой вопрос — не нужно тратить свое желание, чтобы вернуть семье возможность иметь больше детей. Ты и сам в состоянии снять проклятье.
Стена закрылась, поглотив недоуменное «Но как?» от Натаниэля, и эльф остался в темноте пещеры.
Сгрузив Горни на ложе из веток — та свернулась калачиком, — он вновь разжег костер, закрепил его магически и, поколебавшись, лег рядом с Эби. В конце концов, он должен приглядеть за ней, разве нет?
В эту ночь им снилось исполнение самых разных желаний. Перед их глазами проносились мантии магистра и перстни королевского мага, звучали свадебные песни на обрядах с достойным гномом (у Горни) и прекраснейшей эльфийкой (у Ната), сверкали ордена, путались под ногами оравы детей, поднимались ввысь лечебница для животных и мастерская амулетов, и родители обнимали и смотрели с одобрением, но, главное, в душе было убеждение, что все правильно и как должно быть.
И тихий голос шептал: «Я дарую вам смелость сделать верный выбор в самый нужный момент».
Утром эльф встал раньше Эби, и оба сделали вид, что ничего не произошло, а воспоминания — всего лишь сон, хоть и очень реалистичный.
Ранним утром каждый слышал, как возится, собираясь в дорогу, другой. Обоим казалось неудобным есть одному, но никто не решился позвать другого позавтракать, а потому Горни прошла с независимым видом мимо Вудхауса ко входу и пошагала наверх, а Натаниэль столь же гордо двинулся следом.
Впрочем, это был не первый раз, когда после совместного приключения, где один выручал другого, они возвращались к прежнему противостоянию. Так сложилось — ведь они прекрасно знали, что их товарищество не приняла бы семья. Что уж говорить о симпатии.
На перевал они поднялись одновременно и замерли.
Долина, обрамленная горами со множеством водопадов, высоко расположенных пещер, в которых жили пегасы, зеленых ущелий, лежала перед ними, как туманная чаша, полная озер и лугов. На другой Стороне долины собиралось вставать солнце. Только-только показался краешек, и облака, перьями расчерчивающие небо, сияли алым и золотым. На фоне румяного неба резвились большие птицы, выводя гортанные трели.
— Какие птички красивые. И поют красиво, — как заворожённая, проговорила Эби.
Вудхаус посмотрел на неё снисходительно.
— Это и есть пегасы, Шайбочка!
ГЛАВА 9О ЖЕНСКОЙ СОЛИДАРНОСТИ И КРЕПКИХ ПЛЕЧАХ
«Согласно проведенному нашим изданием опросу, большинство из опрошенных девиц разного возраста и рас хотели бы быть похищенными драконом (38 %), 32 % — стать избранницей оборотня. Третье место поровну поделено между желающими в супруги прекрасного эльфа или работящего гнома.
Представьте только, нашлись несчастные, которые совершенно необъяснимо предпочитают свободу и безбрачие счастью брака и ухода за супругом. Разве есть что-то выше удовольствия рожать детей и стирать носки любимому?»
Во сне королева перестаёт быть королевой, служанка — служанкой. Во сне они все женщины. А наяву для её величества быть просто женщиной — непозволительная роскошь.
Королева Миррей проснулась и некоторое время просто лежала, потягиваясь и ощущая томление в теле. Её супружеская жизнь не была особенно острой и разнообразной, но они с покойным мужем жили дружно и ночевали почти всегда в одной спальне. И теперь она чувствовала пустоту и женскую обделенность, которую некому было заполнить.
«Хорошо быть какой-нибудь вдовой-мельничихой. Никому и в голову не придёт заглядывать к ней в спальню. Да даже фрейлиной. Любой кавалер сочтёт достойным утешить вдовушку, и никто не упрекнёт её за женскую слабость. А я живу на всеобщем обозрении. Загляни только кто за мой полог, завтра весь дворец от казначея до последней поломойки будет знать, что её величество выделила нового фаворита. А скрываться, таиться… не по мне это. Да и некого особо приглашать в опочивальню. Или лицемерные льстецы, или записные ловеласы, или восторженные молодцы-офицеры, которых возбуждаю не столько я, сколько сама возможность поиметь королеву. А есть еще те, кто боится меня, что ещё хуже. За все годы не поймала на себе искреннего мужского взгляда».
Тут Миррей призадумалась, вспомнив человека, который неоднократно доказывал свою верность и стране, и лично королеве в разных деликатных поручениях, имел множество регалий и заслуг, а также не боялся говорить правду и не льстить, чтобы смягчить ее. Она не замечала за ним фальши или лжи. Он всегда вел себя в рамках приличий, тонко и по-дружески шутил про прелести повелительницы — наедине, разумеется — и понимал ее юмор. Понимал с полуслова. Она привыкла к тому, что он всегда рядом. Он развлекал её и подбадривал, умел смягчить гнев и ненавязчиво подсказать варианты решений, но никогда не пытался влиять на нее или урвать себе власть. Хотя мог бы, мог. И, если мыслить объективно, он был привлекательным мужчиной в самом расцвете сил, но никогда не был замечен в интрижках или любовных связях.
И какая-то слепая девчонка смогла заставить его сердце биться чаще, но при этом не ответила на чувства! И из-за этой глупости он бросает свою королеву!
Тут королева окончательно вспомнила, что магистр уходит в отставку, и села в постели. Все томление как рукой сняло. Да, удалось отсрочить его уход, но если два балбеса-помощника справятся, ей больше нечем будет удерживать Корнелиуса рядом.
«Разве что, — снова подала голос кровь оркских бабушек-воительниц, — посадить его в башню и приковать антимагической цепью?»
Миррей некоторое время рассматривала эту идею, но тут же отбросила ее как несостоятельную. Зачем цепь, если она просто может приказать остаться — и магистр останется? Но она была достаточно умна, чтобы ценить верность искреннюю, а не приказную.
«Или устроить так, чтобы Горни с Вудхаусом не справились? — теперь заговорила кровь интриганов-эльфов, которой было мало, но просыпалась она в нужный момент. — Тогда он останется из чувства долга, пока не воспитает себе очередную смену…»
Эта идея была более рабочей, но Корнелиус не отличался глупостью (глупцов Миррей рядом не терпела) и вполне мог бы разгадать ее ход. Хотя и откидывать ее не стоило.