— Налейте мне чего-нибудь, мэтр, и не в эти пипетки, а в нормальную чашу, — приказала королева. Но взгляд был мягким и в глазах крылось нечто загадочное. — Я что-то ног не чувствую. Должно быть, старею, — она уселась, с удовольствием вытянула ноги, немного приподняла подол бального платья и полюбовалась тонкими Щиколотками в невесомых шелковых чулках.
— Вы сегодня необыкновенно выглядите, ваше величество, — искренне сказал Корнелиус, тоже разглядывая её ноги. — И вы красивее любой дамы вашего двора.
— Вы мне льстите, Корнелиус, — с удовольствием рассмеялась Миррей.
— Ну что вы, моя королева. Вам я всегда говорю только правду, — и мэтр подал ей широкую, с орочий шлем, чашу, полную ароматного пунша.
Некоторое время они смотрели друг на друга с немым вопросом. Королева явно чего-то ждала, но маг чуть ли не впервые не мог понять, чего именно.
— А ведь они прекрасная пара, — королева сделала добрый глоток пунша.
— Кто? — мэтр Корнелиус оглянулся, пытаясь догадаться, на кого именно смотрит Миррей.
— Да ваши молодые и ретивые помощники, — показала чашей её величество.
— Горни и Вудхаус? — изумился маг. — Нет, я надеялся, что испытания сблизят их, сделают товарищами — но парой? Они же только-только перестали ненавидеть друг друга.
— Да, эльф и гномка, — тонко улыбнулась королева, сверкая клыками. — Знаешь, мне кажется, они никогда друг друга не ненавидели. Странно, что ты со своей проницательностью не разглядел, как искрит между ними от притяжения определенного рода. Отсюда, думаю, и все стычки. Вы, мужчины, бываете так недогадливы, — укоризненно заметила она и со вздохом в десяток крупных глотков прикончила пунш. И что-то в её голосе заставило мэтра Корнелиуса окончательно почувствовать себя дураком.
Королева удалилась, сопровождаемая ароматом духов, легким запахом пунша и придворными дамами. Мэтр, посчитав, что с уходом Миррей ему делать на балу тоже нечего, направился к другому выходу, рассеянно кивая в ответ на приветствия. И если бы он не был так погружен в невеселые мысли, он бы заметил, что лести в обращениях сегодня, как и самих обращений, многовато.
Но он мыслил о другом, точнее, о другой, единственной, которая занимала его мысли последние несколько лет.
Он понял, что влюблен в государыню, которой служит, когда она заливисто и открыто смеялась над какой-то его шуткой, запрокинув голову. Именно тогда он разглядел в королеве женщину. При дворе Миррей была суха и строга, и контраст между тем, какой она была на людях и с ним, вскружил Корнелиусу голову. На тот момент она была замужем, и он и подумать не смел о чем-то большем. Но король Густав умер, и с тех пор мэтр не знал покоя.
Миррей была остроумна, резка, привлекательна, умна, хитра и совершенно самодостаточна. Она выбрала Корнелиуса другом столь же бескомпромиссно, сколь делала все остальное, и магистр не хотел терять и портить это отношение признанием. Он не обольщался флиртом с ее стороны — для королевы флиртовать было вполне естественно, как естественно использовать все свои возможности, и он не раз наблюдал, как она добивается своего на переговорах если не стальным давлением, то мягким флиртом. Но оставаться рядом было все тяжелее, и он твердо решил уйти, чтобы охладить голову и не выглядеть нелепым. Уж лучше вернуться в армию или в преподавание.
Его то и дело отвлекали от раздумий, останавливали, заводили разговоры, и мэтр хмурился, не понимая, какая любовная муха сегодня всех укусила. Министр торговли, нагнав его уже в коридоре, с тонкой любезной улыбкой поинтересовался, не располагает ли магистр, совершенно случайно, средством для «привлечения внимания прекрасного пола».
— Вы, дорогой мэтр, осведомлены, что я опять одинок. Супруга меня оставила.
Корнелиус рассеянно принёс дежурные соболезнования, поскольку это печальное событие происходило с завидным постоянством, не реже трёх раз в год. Леди Дарданелла находила повод, била посуду, фиалы с драгоценными духами и физиономию супруга и отбывала в загородные имения или на воды, для «излечения расшатанных нервов», в то время как сам лерд был привязан ко дворцу многочисленными обязанностями.
— Может, вы дадите мне нечто… действенное, чтобы моя драгоценная жена вернулась?
И он как-то неоднозначно подмигнул.
— Увы, лерд Бергамон, — нетерпеливо отозвался Корнелиус, — любовные зелья — не мой профиль.
— Нда?.. — недоверчиво протянул лерд. — Впрочем, с вашей внешностью… и даром, возможно, вам это действительно не нужно.
Магистр пошел дальше, унося в душе смутное чувство недоумения, но недалеко. Министр внешних отношений выскочил из скрытой ниши и увлек туда жертву, как паук — муху.
— О чём хотите говорить, лерд Тристан? Неужели о любовном напитке? — уже раздраженно пошутил мэтр Фрай.
Но министр вскинул руку, выражая восторг.
— Магистр, вы проницательны! — зашептал он воодушевленно. — Любовный напиток — частность. С вашими умениями можно сделать очень много! Мы в нашем ведомстве подумали о самом широком спектре средств — напитки, заговорённые безделушки, безобидные заклинания. Весь арсенал, способствующий налаживанию межличностных контактов в государственных интересах, — и он пустился в пространные разглагольствования.
«Умение много и долго говорить ни о чём, не повторяясь — дар сродни магическому, — думал мэтр, старательно делая заинтересованное лицо и удерживаясь от искушения вмазать по собеседнику заморозкой и оставить так до утра. — Интересно, в какой момент оно становится профессиональным заболеванием?»
— Нет, министр, в моей лаборатории нет ничего подобного. И я не занимаюсь настолько примитивной работой, — прервал он речь, чувствуя, что еще немного, и озвереет.
Корнелиус до поворота чувствовал, как чешется между лопатками от взгляда покинутого собеседника.
В холле с видом выслеживающего добычу коршуна фланировал министр финансов и несколько придворных дам, и жертвой, по всем приметам и шепоткам, должен был стать именно магистр. Потому Корнелиус предусмотрительно набросил полог невидимости и незамеченным миновал ловушку, продолжая недоумевать, что за дурь сегодня напала на двор ее величества.
Натаниэль, чтобы отдохнуть от толпы, вышел на узкий балкон, встал там, закурил, глядя на большой парк. Он улыбался, вспоминая танец с Горни. На этот раз даже пикировка получилась на диво уютной.
— И что я наблюдаю, мой наследник? — раздался ледяной голос лерда Вудхауса-старшего из открывшейся двери.
— Папа, — поморщился Нат, — ты прекрасно знаешь, что я иногда курю. Ты и сам куришь.
— Ты прекрасно понял, что я не о курении, — высокомерно проговорил Триггвиэль, закуривая тонкую длинную папироску. — Я о том, что ты очевидно заинтересован в этой Горни!
— Я заинтересован в том, чтобы не разгневать королеву, — ровно ответил Натаниэль. — А у тебя слишком живое воображение.
— Может быть, — холодно ответил лерд, внимательно всматриваясь в сына. Но Нат давно научился не опускать глаза. — Но я склоняюсь к тому, чтобы запретить тебе общаться с ней.
— Я обязан с ней общаться, — напомнил Вудхаус-младший. — Мы вместе проходим испытания.
— И это заставляет тебя забыть о том, что она — твой враг? — разъярился лерд Триггвиэль.
Натаниэль мог бы привычно промолчать. Мог бы пойти на хитрость, чтобы усыпить подозрения отца. Но он устал. Ему надоело.
— Она никогда не была моим врагом, — ответил он. — И ты об этом знаешь. Соперницей — да, но мы слишком много времени провели вместе, чтобы я мог ненавидеть ее. Да и большая часть нашего соперничества — это следствие твоих прямых приказов, от которых я не мог отказаться. Я давно считаю, что вся эта вражда с Горни — дела давние, которые следует закопать под дубом и забыть.
— Ты сейчас топчешься по чести наших предков и нашей семьи! — рявкнул Вудхаус-старший.
— Конечно, лучше, чтобы честь семьи топталась по нашим судьбам, — бросил Нат. — Отец, сколько сил и времени мы тратим на то, чтобы доказать, что мы лучше Горни? И зачем?
Лерд Триггвиэль презрительно покачал головой.
— Ты всегда был слишком мягок, наследник, но я не думал, что ты еще и глуп. Уступить в родовой вражде — оскорбить память наших предков. Есть дела рода, которые мы обязаны исполнять. Но ты прав в одном: теперь я ясно вижу, что нельзя было отдавать тебя в университет на тот же курс, что и Горни. Тебе нужно было работать еще усерднее и поступить на год раньше! Тогда бы ты был избавлен и от ее общества, и от неизбежной симпатии и просто из-за более раннего выпуска стал бы придворным магом. Я не дурак и понимаю, — тон его слегка смягчился, — нельзя участвовать в совместных операциях и не стать боевыми товарищами, Натаниэль. Это моя ошибка, и я ее исправлю. После того как ты выполнишь задание в катакомбах, ты женишься на милой Аннифиэль. Она давно мечтает о возможности войти в наш род и станет тебе прекрасной женой.
Натаниэль усмехнулся и выбросил папироску в сад.
— Я не женюсь на ней, отец.
— Не по душе? Тогда ткни пальцем в любую достойную эльфийку.
— Нет, отец.
Лерд Триггвиэль холодно посмотрел на сына.
— Значит, до этого дошло, — проговорил он, затягиваясь.
— До чего? — поинтересовался Нат не менее холодно. Все же он многому научился у отца.
— Из-за этой Горни ты забываешь о семье.
— Горни тут ни при чем, пойми ты, — уже раздраженно бросил Натаниэль. — Ты придумываешь то, чего нет и быть не может.
— Возможно, — поморщился лерд Вудхаус. — Но меня это беспокоит, а тебе давно пора остепениться. Я заставлю тебя своим словом, наследник. Ты подчинишься мне и благу рода.
— Не подчинюсь, — процедил Натаниэль сквозь зубы.
— Откажешься от семьи и фамилии? От возможности видеть меня и мать, всех родных? Для тебя закроются священные рощи, ты перестанешь слышать голос земли. Откажешься от всего этого ради дочери врага?
— Горни здесь ни при чем, — повторил Нат, чеканя слова. — Да она бы расхохоталась, услышав твои нелепые подозрения, отец! Но она дала