— Подлые удары запрещены, бить по мордам, а не по головам, со спины бить нельзя, упал — дать отползти, — вещал лерд Мапонус.
Соперники стояли кругом лицами друг к другу, а в центре круга лежал кастет Горни.
— Кого сбили с ног и уронили на спину, тот проиграл и в драку не возвращается! Победитель должен остаться на ногах и взять украшение! Начали!
Гномы так резво рванули вперед, сшибаясь организмами, что Нат недоуменно остался стоять на кромке круга. Но тут же уклонился от налетевшего на него офицера, который, пока остальные схватились попарно, с добродушным ревом и приветливым лицом попытался лишить Натаниэля зубов. Эльф скользнул в сторону, поставив подножку — через которую гном вполне себе удачно перепрыгнул и, развернувшись, вмазал кулаком там, где было плечо Ната.
Но Вудхаус прихватил его за локоть, взял на бедро и с натугой, ибо соперник весил как три барана, перекинул через себя. Офицер грохнулся оземь, выпучив глаза, глянул на Ната.
— Случайно получилось, — поклялся гномоэльф и тут же попал со спины в крепкий хват. Бить-то нельзя, но хватать никто не запрещал!
Неопознанный соперник, тяжело дыша под вопли гостей и аханье дам, бросил Ната на землю, но тот ухитрился, как кошка, развернуться, приземлиться на четыре конечности и тут же вскочить. За спиной широкоплечего гнома, который его и бросил, один Винни увлеченно колотил двоих соперников. Народ орал от восторга так, что слышал, наверное, весь Венщиц.
— Эх, ты, — сказал ему гном сочувственно и врезал под дых: эльф согнулся, хватая ртом воздух. — Я же тебе помогаю! Тебя ж тут покалечат, мелкий!
Кажется, кровь от удара прилила Нату прямо туда, где хранилась разумность и спокойствие, и выбила их напрочь, потому что он, не разгибаясь, разбежался и боднул противника в живот. А затем развернулся и, уворачиваясь от удара, подсек его так, что тот с грохотом и рёвом свалился на спину.
Обстановка вообще перестала быть томной и очень сильно начала напоминать подпольные бои с разгоряченными кровью и алкоголем вопящими зрителями.
— Да! — раздался ликующий голос Эби, но оборачиваться к ней Нат не стал. И ждать следующих объятий тоже — он нырнул прямо в гущу сражения кузена Винни с сослуживцами. Там эльф, щедро раздавая удары и тычки и уворачиваясь от ответных, вдруг оказался прямо напротив Вильгельма. Двое соперников уже валялись на земле, Нат с Винни столкнулись, как таран и ворота, разошлись — снова сшиблись…
Кузен Эби оказался очень крепким и умелым орешком, и Натаниэлю приходилось быть начеку, а костяшки пальцев уже были сбиты в кровь… да и глаза лезли на лоб во время удушающих захватов… Опускающаяся ночь сбивала с толку, усталость давала о себе знать, и кто знает, победил бы он в этой борьбе или нет, но во время очередного захвата Вильгельм вдруг прохрипел ему на ухо «Давай!» и ослабил хватку ровно настолько, чтобы Нат под пробившиеся через ор гостей и радостный визг Эби смог перебросить его через себя.
Раздался единодушный горестный стон папы Горни и матушки Винни.
Вудхаус так растерялся, что встал над Вильгельмом, тупо глядя на него и ощупывая рассечённую бровь.
— Кастет бери, — прошипел ему кузен Эби, не вставая с земли. — Кастет!
— Винни! Сын, как ты? — бросилась к пострадавшему какая-то нервная леди, едва не Довершив дело рук Вильгельма и не сшибив Ната на землю.
— Мама, я сделал все, что мог! — трагично заявил Вильгельм, делая вид, что не в силах встать на ноги и трагически закрывая лицо руками.
Злобная гномка так глянула на Ната, что тот понял — эту бы он не одолел. Он бы даже не взялся! И сынуля желание мамы его женить одолеть тоже не может, потому и устроил этот спектакль.
Гости, поставившие на Винни, трагически вздыхали. Те безумцы, что поставили на хлюпика и сорвали большой куш, ликовали.
Вудхаус, кривясь и морщась от боли в намятых боках, подошел к кастету, поднял его и оглянулся в поисках Эбигейл. Она, сияющая, стояла рядом с родителями и энергично подзывала его рукой. Лерд Флоин был похож на плотоядного хищного скалозуба, готового перекусить претендента пополам, если он приблизится.
— Ну что, молодой Натис, — проревел он уныло. — Кто бы мог подумать… — тут в бок ему врезался локоть супруги, а в другой — дочери, и он поправился: — То есть, это, поздравляю! Ты-таки победил в испытаниях и сделал мне-таки смешно, но я даю согласие на то, чтобы ты ухаживал за моей дочерью следующий год! А теперь садись за стол, чтобы я мог смотреть на тебя без слёз и не думать, что где-то в нашем благословенном королевстве есть места, где гномов не докармливают!
С пытки гномским ужином Нату удалось сбежать, точнее, отползти только с помощью Эбигейл, уже когда ярко светила луна, а гости начали расходиться. Под пологом невидимости маги ушли в сад Вудхаусов.
Там так же лежала книжка на ветке и висел в воздухе кувшин с яблочным вином. Родители привыкли, что Нат может проспать в саду всю ночь.
— Спасибо, Белоручка, — прошептала невидимая Эби и вручила ему поросенка. — Благодаря тебе я минимум на год избавлена от женихов. Давай, клянись, что ты на мне женишься, если только я не верну слово.
Из дома Горни раздавался печальный марш в исполнении лерда Флоина. Затем и он затих — горе не иссякло, но силы покинули любящего отца.
— Не уверен, что могу говорить, — простонал Натаниэль. — Но клянусь, я на тебе женюсь, и не сделаю этого, только если ты вернешь мне слово.
— А я клянусь вернуть тебе обещание брака по первому требованию, — заключила Эби. Они от души пожали друг другу невидимые руки, и Вудхаус отправился домой: залечивать синяки и ссадины, дабы не объяснять родителям, откуда они у него появились, если он весь вечер на дереве медитировал.
Эбигейл тихонько, не сняв полог невидимости, возвращалась в свою комнату. По пути она заглянула в пиршественную залу — она была пуста, только на месте хозяина за укоротившимся столом сидел, пригорюнившись, папа, а мама сочувственно гладила его по мощному бицепсу.
— Нет, этот Натис, конечно, лучше, чем Вудхаус, — бурчал папа, — но ненамного. На лошадиный волосок! Не нужен нам такой жених! И ты заметила, дочка-то на него смотрела с симпатией. Приглянулся ей сморчок этот!
— Фло, ты сам это все устроил, — напомнила ему мама. — Теперь никуда не денешься, он победил в испытаниях, имеет право ухаживать…
— Ну это мы еще посмотрим, — папа Горни пьяно стукнул по столу кулаком, отчего на нем подпрыгнул одинокий кувшин и чаша. — Сколько их я убрал с дочкиного горизонта, — он изобразил, как щелчком пальцев сшибает с доски никчёмные фигурки. — Сколько их на мою девочку зубило точило за семь лет? А ничего, ни один к моей бусинке не приблизился! И этот, — он сдул с ладони невидимую пушинку, — недоученный в Чащу вернётся, не будь я Горни!
— Что значит убирал? — удивилась мама неприятным голосом.
— Что значит убирал? — вторила Эби, снимая полог и чувствуя, как в глазах начинают мелькать огненные круги, шагнула к родителям.
— Ничего, — заюлил папа, припёртый к стенке. — Оговорился я!
— Значит, это из-за тебя от меня парни сбегали, как от костолома? — угрожающе склонила голову Эби, как бодливая коза. — Что ты с ними делал?
— Да ничего я не де… — он осекся под выразительным взглядом жены, взявшей со стены украшавший залу бронзовый бюстик. — То есть чего я только ни делал! Мне твои кузены все докладывали, по форме — кто таков, каковы намерения, нравится тебе, не дай Пряха, или нет. А я уж того… оберегал тебя. Кому кошеля эрингов хватило, а с кем и по-отечески поговорить пришлось.
— Запугивал? — процедила Эби.
— Ну да, — сокрушенно вздохнул любящий отец. — И запугивал. Но я ж как лучше хотел, кубышечка! Они все были тебя недостойны!
— Не могу поверить! — возмутилась Горни. — Папа, я до сего момента думала, что проклята! Что от меня мужчины сбегают, потому что я им не нравлюсь! Что я вообще никому не нравлюсь! Да я даже не целовалась ни разу!
— Вот и славно! — обрадовался лерд Флоин. — И не надо тебе этой ерунды вовсе! Вот когда найдём тебе таки достойного…
Эби зарычала, сжав кулаки.
— Папа, я тебя очень люблю! Но это моя жизнь, и не смей жить ее за меня! Не смей! Я ведь так тебе доверяла, а ты, а ты… — она не договорила, от злости и бессилия топнула ногой.
Мама протянула руки, и Эби шагнула ей в объятья.
— Неужели ты меня любищь только тогда, когда я делаю то, что нравится тебе, пап? Учусь, где хочешь ты, вожусь с теми, кого одобряешь ты, люблю тех, кто нравится тебе?
— Ну что ты, бусинка моя, — пьяно разволновался лерд Флоин. — Я тебя всякой люблю! Просто папа знает, как лучше, добра тебе желает… ты же маленькая совсем еще, неопытная… Тебя каждый обидит! — и погрозил кулаком обидчикам.
— А у меня головы своей нет, только папина? Я за себя постоять не могу? — крикнула Эби от надежной груди леди Агнес. Выпрямилась. — Ну все, папа. Вот тебе слово Горни — еще раз замечу, что ты за меня решаешь, что мне делать, с кем мне быть — уеду на другой конец страны! Нет! К эльфам уеду, в Чащу, с Натисом! Без свадьбы!
— То есть пока ты этого делать не собираешься? — еще больше обрадовался папа, и Эбигейл, зарычав, вырвалась из материнских объятий.
— Все, папа, мы поссорились, и я ухожу в свой дом, где я сама себе хозяйка!
— Поесть с собой возьми! — крикнула ей в спину леди Агнес. — Там, в кухне, приготовлено!
ГЛАВА 19О ТОМ, ЧТО ЕСЛИ ВСЕ МОЖЕТ ПОЙТИ НЕ ТАК…
«Памятуя о сложности и опасности второго испытания претендентов, Её Величество выражает надежду на то, что подданные не будут рисковать своими жизнями ради любопытства, пытаясь проникнуть в катакомбы, чтобы наблюдать за испытанием лично.
Кроме того, королева ожидает взвешенного и разумного поведения от всех заинтересованных лиц. И морд, так как это пожелание касается и двуипостасных».