Первой мыслью было: кошмар вернулся. Я попятилась и даже огляделась по сторонам, приготовившись звать на помощь. Нет, дорогой, отсюда ты меня не вытащишь, злорадно подумала я, но оказалось, что Пабло и не пытался никуда уводить.
– Боялся, что не успею, – сказал Пабло. – Хорошо, что догнал.
– Зачем ты здесь? – спросила я. – Неужели попрощаться хотел?
– А если хотел?
Я криво ухмыльнулась. Пабло покрутил головой и махнул подбородком в сторону кафе, при этом рук так и не разжал, словно боясь меня отпустить. Я не двинулась с места. Толпа пассажиров огибала нас разнолицей рекой, толкая, прикасаясь, выражая недовольство и гнев. Видя, что я не намерена никуда с ним идти, Пабло нехотя отпустил мои руки.
– Как ты меня нашел? – спросила я. – По-моему, я не говорила, что улетаю.
– Подумаешь… Ты не сменила хостел, меня отпустили вечером, я сразу собирался ехать к тебе, но пока переоделся, смыл с себя тюремную вонь… Решил, что никуда ты не денешься, а ты как пуля: хлоп, и нет тебя. В хостеле сказали, что ты выписалась и уехала в аэропорт. Пока я ехал сюда, посмотрел расписание и предположил, что ты собралась в Москву, дисциплинированно за пару часов до регистрации. Я не так хорошо изучил тебя, как хотелось, но в определенных моментах ты до странности педантична и пунктуальна.
Я в очередной раз чертыхнулась. Господи, как просто меня разыскать! Всего лишь пара вопросов персоналу хостела, и вот я уже как на ладони. Я отвернулась, с преувеличенным интересом глядя на сгрудившихся у ленты выдачи багажа туристов из Китая, ощетинившихся фотоаппаратами и совершенно неуместными в помещении зонтами. С алюминиевых балок над головами китайцев летела видимая в солнечных лучах пыль. Вся моя жизнь в Португалии вдруг потускнела и выцвела, как эти нейтральные конструкции, и мне до смерти захотелось убраться подальше от этих проблем и этих людей, цепляющихся за меня, как полипы.
– Значит, улетаешь? – тихо спросил Пабло.
Его голос был мертвым, уголки губ опустились, как у старого брюзги, от прежнего холеного красавчика мало что осталось.
– Улетаю, – согласилась я. – У тебя такое странное лицо, будто мой отъезд огорчает. По-моему, я доставила тебе немало проблем.
– Да какие там проблемы, – отмахнулся Пабло, а затем, спохватившись, полез в карман и вытащил сложенные пополам банкноты. – Вот. Здесь полторы тысячи, больше пока не могу отдать…
– Что это? – удивилась я.
– Как что? Деньги, которые забрал у тебя Лаго. Забирай.
Этот широкий жест меня даже рассмешил. Неужели он всерьез рассчитывал, что, возвращая половину из отнятых денег, можно получить мою благодарность? С огромным трудом я подавила ухмылку, хотя сбить спесь с этого самодовольного лица очень хотелось прямо там, под алюминиевым куполом.
– Оставь себе. Я обойдусь. Будем считать это откупом, – великодушно разрешила я.
В рваном времени, оставшемся до вылета, эта прощальная сцена выглядела инородным телом, фальшивым опереточным представлением, от которого хотелось бежать без оглядки. И все-таки я почему-то не могла просто уйти, без последнего слова. Мне захотелось причинить ему боль, доставив себе легкое удовольствие от переживаний человека, который сделал мне так много плохого.
– Я не могу взять деньги у женщины.
– Несколько дней назад тебя это не смущало. Что изменилось теперь? – безжалостно спросила я.
Пабло помолчал, а затем без лишних слов снял с моего плеча рюкзак и, расстегнув молнию, сунул туда купюры. Я не стала устраивать сцен, которые так любят демонстрировать в фильмах, вроде пафосного швыряния денег в лицо обидчику, в конце концов это глупо. Сказать было нечего, Пабло тоже молчал. Мне подумалось – он настолько привык брать силой все, что хотел: деньги, женщин, власть, и совершенно не представляет, что чувствуешь, когда отдаешь, и оттого чувствует себя дурак дураком. Вот только никакого сочувствия я не испытывала.
– Я тебя еще увижу? – наконец выдавил он.
Это было уже слишком. Я покачала головой, сразу, без всяких колебаний.
– Думаю, нет. Мне кажется, наше знакомство не располагает к дальнейшим встречам. Я как-то жила, и все было прекрасно, пока не появился ты. И сейчас мне странно от тебя слышать вопросы о возможных встречах. Со мной рядом были дорогие, близкие люди. А теперь никого.
– Я так не хотел, – тихо произнес он.
– Но ты так сделал, – возразила я. – И теперь все полетело к чертям, и у тебя, и у меня. Нельзя просто прийти и сделать вид, что ничего не было. Люди погибли, Пабло. От этого не отвернешься. Это бессмысленно.
Я впервые увидела его жалким и потерянным, не знающим, что делать, и это совершенно не вязалось с его обликом. Даже Пабло это понимал. Пассажиры из Китая, получившие свой багаж, ринулись к выходу, оттеснив нас к стене. В меня врезалась маленькая девочка, сосредоточенно волочившая за собой желтый чемоданчик, размером едва ли не с нее ростом. Задрав голову, она поглядела на меня с легким изумлением, а затем обошла, поминутно оглядываясь. Не знаю, что ее во мне так заинтересовало.
– Что, если я не хочу тебя отпускать? – с неожиданным вызовом спросил он, и его глаза вспыхнули. – Если единственное, от чего мне не хочется отворачиваться, это ты?
Приглушенный гулом пассажиров голос из динамиков объявил о начале регистрации рейса на Москву. Пабло не сводил с меня глаз, а я подумала, что, кроме всего прочего, где-то в провинции сидит его несчастная жена, которую он вряд ли ставит в известность о своих похождениях.
– Что, если мне все равно? – ответила я. – Я бы могла подсластить тебе пилюлю, Пабло, сказать что-то приятное, пообещать, что не уеду или вернусь, но это вранье. Я не понимаю, что ты придумал, да и не хочу понимать.
– Если бы тогда, в другой жизни, – перебил он, хватая меня за руку и с силой притягивая к себе, – я просто пришел бы – не за деньгами, а к тебе, зная, кем был твой муж, что он никогда не сможет… ну, ты поняла… Что бы ты мне сказала?
– Бедный мой, – усмехнулась я, и моя улыбка словно ударила его по лицу. – Что ты знаешь обо мне? Я искалечена, исковеркана очень давно и далеко отсюда. Если бы ты подошел ко мне просто так, я бы на тебя даже не посмотрела…
Я не договорила. Он обнял меня и начал целовать, неистово, кусая за губы, прижимаясь так, будто хотел вдавить в себя, растворить полностью и без остатка. Его кожа горела огнем, а моя была холодна, как лед. Эти сухие чужие губы не вызывали у меня никаких чувств, кроме отвращения.
– Моя радость, – шептал Пабло. – Моя радость. Что мне делать? Я так люблю тебя…
– А я тебя ненавижу, – ответила я.
После регистрации и паспортного контроля я прошла в чистую зону аэропорта, побродила по дьюти-фри, купила флакон духов, села в кафетерии и заказала бокал коньяка, но, когда поднесла его к губам, мне вдруг стало плохо. Тяжело дыша, я отставила его в сторону и отвернулась. Руки тряслись и ходили ходуном. Чтобы отогнать мысли о Пабло, я постаралась подумать о чем-то другом, но ничего подходящего в голову не лезло, все казалось фальшивым и надуманным. Я припомнила намеки Лаго, и в голову пришла еще одна гаденькая мысль: что, если Пабло вовсе не был влюблен, а попросту нацелился на мои деньги?
«Какая тебе разница? – одернула я себя. – Пусть он тысячу раз нацелился на твое приданое, что с того? Все равно ему ничего не обломилось бы!»
Этот вывод как-то не слишком обнадежил и был, в общем, довольно обидным. Я даже припомнила бессмертную донну Розу Дальвадорес и ее обиженную фразочку:
– Нет, нет, я ему не верю, он любит не меня, а мои миллионы!
Представив себя донной Розой, обрюзгшей миллионершей в пыльном кринолине, сжимающей в одной руке веер, а в другой – чучело обезьяны, я внезапно расхохоталась, да так, что на меня оглянулись от соседних столиков. Я закрыла рот рукой и наклонила голову, а затем, найдя в себе силы выпить, опрокинула свой коньяк и вышла, выбросив из головы Пабло и его неуклюжее признание, не вызвавшее ничего, кроме раздражения и злости. Порыскав по залу, я нашла более-менее свободный ряд кресел и уселась, ожидая, когда начнется посадка. Коньяк сделал свое дело, и я, измученная бессонницей, начала дремать.
Поначалу я даже не поняла, что вижу перед собой, просто зацепилась взглядом за какую-то деталь, отметила ее в сознании и отпустила, но в голове начало свербеть, заставляя снова и снова прокручивать увиденное. Но, как на грех, никакой ясности в голове не возникло. Встревоженная, я встала и огляделась по сторонам, не увидела ничего подозрительного и пожала плечами. Наверное, я все-таки задремала. Взглянув на табло, я обнаружила, что до посадки еще сорок минут. Сон как рукой сняло. Я пошла в уборную, умылась холодной водой и вышла в зал ожидания. И едва я закрыла за собой дверь, как увидела ее.
Чайлай сидела у окна, разглядывая взлетную полосу. Одетая в серый спортивный костюм, с невзрачной сумочкой, она совершенно затерялась в разношерстной толпе, где было немало азиатов. На ее руке все так же болтался браслет Элены. Это за него я в полудреме зацепилась взглядом. Я оторопела. Как же плохо ее искали в Лиссабоне, если она беспрепятственно прошла паспортный контроль? Азиаты для европейцев действительно на одно лицо, тем более что без косметики Чайлай сама на себя не походила. Затем я вспомнила: у тайки была просроченная виза, ее не выпустили бы просто так, разве что вмешались службы депортации. Уезжала по чужому паспорту? Вполне возможно, не такая уж это проблема, сколько раз я сама пересекала границы с фальшивыми документами. Не так уж тщательно их проверяют на самом деле, мастеров хватает. Я знала, к примеру, несколько мест, где можно было получить дубликаты паспортов реальных людей, только с той разницей, что на фото будешь ты. А если знала я, могла знать и Чайлай. Я метнула взгляд на табло. Среди многочисленных рейсов не было ни одного в Таиланд. Ближайший рейс направлялся в Стамбул. Турция? Что ей там делать? Нет прямого рейса? Или она не летит на родину? Учитывая ее грешки в Португалии, в Таиланде Чайлай тоже могла отличиться чем-то преступным. Я укрылась за колонной и вынула телефон. Мои подозрения подтвердились. Желающие улететь в Бангкок делали пересадку в Стамбуле, рейс неудобный, но, если она выбрала его, значит, был резон, например цена. Полет с пересадкой стоил существенно дешевле прямого рейса. Сомневаюсь, что у Чайлай было много денег. С другой стороны, браслет все еще болтался на ее руке, она не сбагрила его в ломбард и не загнала на барахолке. Если предположения верны, самолет Чайлай вылетает за полчаса до моего. Через несколько минут она пройдет на посадку, и поминай как звали! Убрав телефон в сумку, я увидела, что мои руки трясутся.