– Ну, тогда на слово поверь, – вкрадчиво сказал Захаров. – И я тогда подумал: а что за девушка с черным ротвейлером у Германа на пути встала? И припомнил, что у Володи Мержинского такая псина была, пропала вместе с женушкой. И вот тогда понял я, что Герман Алису нашел и слова мне не сказал, падла. Решил денежки к рукам прибрать или на чары твои купился? Ну, не молчи, красавица, я давно знал, что он к тебе дышал неровно, просто меня боялся. Как он на тебя вышел-то?
Скрывать и отрицать не было смысла. Захаров явно не блефовал о видеозаписи, на которой я вполне могла быть узнаваема. Черт бы побрал камеры на дорогах и в мобильных телефонах! Сколько их, любопытствующих пассажиров, ехало мимо, когда расстреливали моего случайного любовника, сколько засняли, как я убиваю Змея! Никто не остановился. Своя шкура всяко дороже.
– Да случайно встретились в одном доме при весьма неприятных обстоятельствах, – ответила я, вспомнив девочку, изрыгающую ругательства, кукол со своим лицом и целую серию изнасилований, которые Змей считал занятиями любовью. Захаров не стал дожидаться продолжения. Его разведку я недооценила.
– Да, я в курсе, – почти равнодушно произнес он. – Там еще мужика одного зарезали. Страшное дело, Алиса, где ты появляешься, там обязательно кто-то дохнет, причем весьма мучительно. А ты как рыбка из намыленных рук выскальзываешь. Как же фартит тебе, солнце мое! Вот только с Серегой ты просчиталась. Я его у сердца держал, все думал: вернешься, не вернешься. В великую любовь не верилось, но ты удивила. Любовь самое непредсказуемое чувство. Я очень удивился, когда кто-то начал Сереженькой интересоваться через детективное агентство, а те, лошары, ко мне выяснять полезли. Не напрямую, естественно, но так все грубо, топорно, прямо тьфу. Но мы-то не лыком шиты. Крутанули их, они и раскололись, так и так, мол, заказчика не знаем, денежки приходят с анонимного счета, адресат выходит на связь в определенное время. Ребятки мои попытались адресата хакнуть, только он оказался ушлым, через какие-то прокси-шмокси сервера на сайт заходил, и каждый раз разные. Мне как это сказали, я сразу и подумал: только одному человеку на этом свете Серега Самохин интересен. Наконец-то… Вылезла ехидна из норы. Ни на что тебя поймать не могли, никого ты за собой не оставила, только пыль кладбищенскую, одна только была минутная слабость – наша блесна. Тут мы тебя и подсекли. Мы тебя долго ждали, на вокзалах, в аэропорту, только, видать, старею я, а после ухода Змея дисциплинка разболталась. Проворонили тебя, а говорят, не бывает незаменимых… Хорошо хоть у дома караулили… Ну-ка, дайте мне ее сумочку…
Один из громил передал мою сумку Захарову. Тот без лишних слов запустил туда лапу, долго щупал и мял дно, а потом разорвал подкладку, где лежали спрятанные документы. Поворошив кучку паспортов и водительских удостоверений, Захаров удовлетворенно крякнул:
– Ого… Сколько ксив у тебя тут… И как тебя на самом деле зовут? А, вот оно… Ну надо же, португальский паспорт, Алисия Мендес… И штампик об отметке пересечения границы, да еще через столицу… Ты что же, и в самом деле гражданка Португалии? Хм… Мендес… Не удивительно, что тебя не нашли. В последний раз твои следы нашли во Франции, причем искали полячку Буковскую… Ах, Алиска, кабы муженек тебя к делу приспособил, какие б номера можно было откалывать! Такая баба талантливая, ушлая, крученая, как поросячий хвост, и при этом без всякой школы… Ладно, ладно…
Он разорвал мой паспорт пополам, хлопнул себя рукой по колену и моментально ощетинился, согнав личину доброго лесовичка. Передо мной сидел убийца, безжалостный и беспощадный.
– Деньги где? – сухо спросил он.
Я промолчала, и тогда он ткнул пальцем в Сергея. Один из громил в мгновение ока оказался рядом и ударил его в лицо. Сергей мотнул головой, но не издал ни звука. Из неоднократно сломанного носа брызнула кровь.
Я вскрикнула и бросилась на громилу:
– Не трогайте его!
Громила как-то незаметно дернул локтем, и я тут же задохнулась, отлетела в сторону, согнувшись пополам от страшной боли в подвздошье. Рванувшегося мне на подмогу Сергея швырнули на пол и стали молотить руками и ногами. Захаров одобрительно взирал на избиение с высоты табурета, и тогда я кинулась на него, вцепившись зубами в черепашье горло с жутким кадыком и обвисшей кожей. Захаров замахал руками и стал бить меня по ребрам, почкам. Меня оторвали от его пропахшей дорогим одеколоном и старостью шеи и швырнули к стене, где я выплюнула кусок кожи. По шее Захарова текла кровь, он прижал к ране ладонь, но кровь все текла и текла.
– С-сучара, – прошипел он. – Мужики, пакуйте обоих, пока на ор соседи не сбежались. Отвезем в лесок, там ужо и поговорим по душам, без свидетелей.
Он встал и подошел ко мне, поскуливающей на залитом кровью полу.
– Отбегалась, зайка моя, – безжалостно констатировал он. – Капец котенку. Где денежки-то? Покайся перед смертью.
– В Португалии, – выдохнула я и выплюнула кровь. – И тебе их никогда не достать.
Захаров неприятно рассмеялся. В горле забулькало, и он, сморщившись, вновь прижал окровавленную ладонь к коже.
– Это мы еще поглядим, – пообещал он.
Я не ответила, не издав ни звука, даже когда меня рывком подняли с пола и потащили к выходу. В болтающейся, как шарик на ниточке, голове билась обреченная мысль: сколько бы раз тебя ни убивали, привыкнуть все равно невозможно. А потом сознание великодушно уплыло, и я с наслаждением провалилась во тьму, ни о чем не думая и не волнуясь.
В отличие от других моих кошмаров, этот отличался поразительной сюрреалистичной картинкой. Находясь внутри, я барахталась в нем как в липкой паутине, понимая, что все это не наяву, и тем не менее не могла вырваться. Небо полыхало закатом, посреди которого болтались сразу три ослепительных солнца, пляшущие в безумном хороводе. Багровый цвет заливал небеса, переходя в пурпурно-фиолетовый, а потом почему-то в желтый. До самого горизонта расстилалась черная гладь, то ли воды, то ли нефти, в которой плавали белые шляпки шампиньонов с проваленными ямами глазниц. Черная жижа отражала солнца, но отражения не двигались, образовав странно знакомый треугольник, в котором, приглядевшись, можно было увидеть череп, оскаливший пасть. В небесах летали черные птицы, образуя неправильную восьмерку или знак бесконечности.
Передо мной в воде стояли ряды черных кресел, пропитанных смолой, и в каждом из них сидел человек и смотрел на меня, не шевелясь, но я знала, что среди них нет ни одного живого. Чтобы понять это, достаточно было одного взгляда. Глядя на разъеденные тела, я не могла сообразить, что за страшная болезнь убила этих людей, узнавала и не узнавала их лица. Пролетая над ними, вороны каркали, а потом начинали дымиться и падать, сгорая дотла у самой воды.
От горизонта ко мне приближалась маленькая весельная лодка с одиноким гребцом. Яркий свет бил мне в лицо, и я никак не могла разобрать, кто это собирается врезаться в берег, в эти застывшие, как скалы, кресла с мертвецами. Неподвижные тела покойников по мере приближения лодки начали проявлять признаки жизни, шевеля разваливающимися конечностями и теряя кости и зубы. Чем ближе подплывал гребец, тем сильнее волновались мертвецы, пытаясь встать и повернуться к надвигающемуся путнику. Когда лодочка приблизилась настолько, что гребца уже можно было разглядеть, я в ужасе прижала руку ко рту.
В ней сидела девочка лет десяти, маленькая, худая и с виду очень голодная, в простеньком ситцевом платье и драных колготках. На ее руках были браслетики-фенечки из дешевого бисера, а на шее – веревочка с фиолетовым камушком чароитом, найденным в куче песка. Зеленые глаза девочки глядели на меня с мольбой и ужасом.
Покойники, рассыпаясь на ходу, с ловкостью пауков выбирались из своих кресел и лезли в черную воду, загребая костистыми лапами. Я закричала девочке, чтобы предупредить, но изо рта не вырвалось ни звука. Ноги влипли в землю, и, когда я рванулась, кожа слезла с них до самых колен, как чулки, абсолютно бескровно и безболезненно, обнажив связки мышц и зеленоватый гной, струящийся на землю. Я упала, прилипнув к земле руками, сорвала кожу и снова упала, прижавшись всем телом и погружаясь в поедающую меня жижу все глубже. Все происходило в полной тишине, отчего становилось только страшнее. Я пыталась предупредить девочку, что подплывать к берегу ни в коем случае нельзя, но никак не могла. Мой рот уже погрузился под кислотную жидкость, и я из последних сил старалась не разжимать то, что у меня осталось от губ, чтобы не впустить в себя яд. Мертвецы плыли к девочке, а та лишь смотрела, как они, скребя когтями, царапают борта лодки, протыкая их насквозь, как парусину. В молчаливой панике девочка перебралась на корму, в то время как нос лодки начал погружаться в воду. Покойники забирались в лодку, делая ее все более и более тяжелой, остатки их плоти, разъеденные черной вулканической лавой, опадали с тел, как грязь. Часть мертвяков падала в воду и исчезала навсегда, но двое или трое добрались до девочки, вцепившись в ее руки и ноги. Особо усердствовал один, высокий мужчина с лысым черепом и злым взглядом уцелевшего глаза. Поначалу девочка даже не сопротивлялась, но, когда кислотные воды дошли до ее ног и начали сжигать кожу, девочка стала вырываться, открывать рот в безмолвном крике, однако покойник цепко держал ее за запястья до тех пор, пока вся компания не погрузилась в черные волны. И только тогда я закричала, впуская в свой желудок разъедающий фонтан чужой ненависти, понимая – только что я снова умерла.
Я очнулась от боли, когда приложилась виском обо что-то твердое, глухо вскрикнула и открыла глаза, не понимая, что со мной происходит. Картинка, что предстала перед моим взором, была дерганой, мутноватой, я вновь почти не видела левым глазом. Закрыв глаза, я прислушалась к ощущениям организма, попытавшись понять, что чувствую и где нахожусь.
Судя по ощущениям, я лежала на сырой земле, остро пахнущей прелой листвой, мхом и грибами. Где-то над головой оглушительно пели птицы. Я загребла руками влажную листву, смешанную с иголками, убедившись, что не ошиблась. Комары зудели и впивались в кожу острыми хоботками. Выждав пару минут, я вновь открыла глаза, приподняла голову и бегло порадовалась, что зрение почти вернулось в норму, правда, левым глазом я все еще видела слегка мутновато и почему-то с красноватым оттенком. Да, я валялась где-то на лесной опушке, черт знает на каком расстоянии от дороги. Мое многострад