Иногда она всё ещё носила его кольцо.
Когда Ребекка вернулась в родительский дом и хорошенько прорыдалась, то взяла телефон, чтобы позвонить ему и спросить: «Почему ты предпочёл её? Чем она лучше?»
Ребекка позвонила, но он не ответил.
Она встретила их вместе пару месяцев спустя в галерее Витторио Эмануэле. У той русской сверкал на безымянном пальце гораздо больший по размеру бриллиант. Раз в пять крупней, чем её. Ребеккин бриллиант был размером с песчинку, бриллиант той русской – с горошину. Не мелкую, а крупную.
Запершись в тот вечер в комнате, Ребекка в сердцах швырнула подаренное им кольцо с балкона во внутренний двор. Поревела, а потом целый час искала кольцо в розовых кустах. Исколола все руки, но нашла. Она не хотела признавать, что новая пассия бывшего и правда хороша. Ей, Ребекке, никогда не стать такой изящной… Тонкие запястья, локоны… У Ребекки даже промелькнула мысль, что, если бы она была мужчиной, она бы тоже предпочла её, а не себя. Признать это было неловко и странно, и позже Ребекка отмахивалась от этой мысли, как могла. Но она очень хорошо запомнила своё состояние, когда смотрела на ту русскую. У Ребекки не было шансов. Не было шансов и у бывшего. Как он мог устоять? Это было совершенно невозможно.
Но ведь у них было столько общего!.. Ребекка даже познакомила его отца со своим, она вырезала из каталога любимое платье и сделала свадебный коллаж. Она присмотрела церковь и выбрала имя для их дочки.
После ужина, когда все разошлись по комнатам, Ребекка достала кастрюлю с борщом из холодильника – там хватило бы на добрые три порции, – зашла в туалет и спустила весь этот «русский деликатес» в унитаз.
Какое же она получила удовольствие. Она представляла, что держит внутри унитаза голову той русской. Пусть бы она захлебнулась в этой воде, как захлёбывалась в слезах она, Ребекка.
– Можно мне добавку? – Беатриче пришла на кухню и протянула свою тарелку.
Ребекка как раз ставила кастрюлю в умывальник. Она поправила волосы и натянуто улыбнулась.
– А нет больше твоего борсчааа, – Ребекка с трудом выговорила это их дурацкое «щ». Что за идиотский язык!
Беатриче растерянно посмотрела на пустую кастрюлю и вернулась в комнату.
– Она твой суп в унитаз вылила, я голодная… – заныла Беатриче.
Галя молча вздохнула и полезла в шкаф, достала оттуда коробку с зефиром. Анита отдала в прошлый раз нетронутую упаковку.
– Вот, держи.
Беатриче, не веря своему счастью – всё-таки зефир она любила больше, чем борщ, – жадно впилась в мягкую розовую поверхность и слопала аж три штуки.
22
Домой Анита возвращалась через центр, маленький и обычный для итальянской провинции. Главная площадь, церковь и несколько кафе.
В шесть вечера центр заполняли любители аперитива и жаждущие общения местные жители. Прямоугольная площадь, выложенная мраморными плитами терракотового и серого цветов, делилась на две части. Слева, у кафе с чёрной вывеской, улюлюкала молодежь, справа, у бара с надписью «Табакки», беседовали и тихо играли в картишки почтенные взрослые жители. В основном «синьори», то есть мужчины.
Анита быстро пересекла площадь, успев помахать рукой соседке и её мужу, забежала в булочную за последним багетом, захватила молоко и яйца, грустно бросила взгляд на городское веселье и заторопилась домой.
Когда они куда-то выходили? Лет семь назад. Сходить на свидание проблем не было: те почтенные супруги, которым Анита помахала рукой, жили одни, своих детей не имели. Соседи только и ждали повода, чтобы понянчить её малышей.
Но Бруно терпеть не мог «выбрасывать деньги» на эти cazzate. Предпочитал есть дома: «Неясно, что именно кладут в блюда, какие продукты и какого качества». А ведь дело совершенно не в еде, а в самом ритуале. Выйти куда-то без детей, посмотреть друг другу в глаза и поговорить. Этого «поговорить» Аните катастрофически не хватало.
Дома её ждали немытые тарелки, засыпанный крошками и лего кухонный стол.
– Я их покормил, не выдержали. Где ты ходишь? – Бруно возлежал на диване.
– Ты забыл? У меня по средам йога.
Анита не объясняла, на какую именно йогу ходит, что она дышит маткой и пытается стать ещё более женственной, чтобы спасти их семейные отношения. Анита положила тарелки в посудомоечную машину, вытерла стол, разложила игрушки.
Миша начал бегать перед телевизором и кричать, что он футболист, загораживая Бруно экран. Отец недовольно шикнул. Тогда младший подбежал к папе и кинул в него плюшевого мишку. «Го-ол!» – закричал он.
Бруно схватил сына за руку и грубо отодвинул в сторону. Сын яростно завизжал, что руке больно. Старшая бросилась к Мише оказывать медицинскую помощь, наклеивать ему пластырь. Анита раздражённо шикнула:
– Зачем так грубо?
Муж плюхнулся обратно на диван и продолжил смотреть матч. Анита вымыла детей, отвела их в комнату. Уставшие малыши отрубились мгновенно.
Она подсела к Бруно на диван. Интересно, футбол разве не сезонная игра? Каждый месяц какой-нибудь матч. То отбор в чемпионат, то лига, то национальная, то европейская.
– Что за матч? – Анита выдала самый нежный голос и очаровательную улыбку из своего арсенала.
– Хороший матч. Ты мне пивка не принесёшь, а? – Бруно почесал её пальцем ноги.
– Что, Гугл твой не принесёт? – подмигнула Анита.
– Аморе, когда Гугл сможет приносить мне пиво, я тебя уволю, – загоготал Бруно.
Анита хмыкнула, поднялась, взяла из холодильника пиво, открыла, достала из шкафчика чипсы, высыпала их в пиалу, взяла полотенце, чтобы не крошить на диван, и отнесла мужу.
– Грация, аморе, – Бруно послал ей воздушный поцелуй и принялся хрустеть чипсами.
Анита уселась на другой конец дивана и принялась терпеливо листать журнал.
– Бруно, – начала она аккуратно, – ты не думаешь, что мы с тобой мало разговариваем?
– Аморе, как это мало? Нормально мы разговариваем, – сказал он, одним глазом отслеживая, как игрок любимой команды забросил гол во вражеские ворота. В этот момент Бруно подорвался, закричал «Гол!» и начал подскакивать на одном месте.
Анита не помнила, чтобы он выражал по отношению к ней чувства так же восторженно.
Её муж, здоровый такой, стоял посреди комнаты с вытянутыми вверх руками, так что майка обнажала его «пивной» живот, и громко, как на стадионе, скандировал:
– Брави, брави! Бра-ви-сси-ми!!
Анита улыбалась, старательно изображая радость. Она привыкла к тому, что её радовали другие вещи. Первая улыбка их детей, первый выпавший зуб, первые шаги.
Или хотя бы природная красота. То, как робко подступает итальянская осень; то, как окрашивается в красный их вечнозелёный жасмин; то, как иногда – очень редко, но случается – выпадает в Брианце первый снег: он больше похож на порошок и тает мгновенно, но Анита любит такие моменты, потому что они напоминают ей о доме и о «зимушке-зиме». Ещё её трогала музыка, литература. Красота метафор и оборотов. Свежие книги, особенно на русском языке, которые она заказывала пару раз в год на немецком сайте и радовалась, как ребёнок, когда приходили томики Маяковского, сказки Чуковского и всё то, что когда-то обожала её мама, а потом она и тётя Маша.
Со временем Анита смирилась с тем, что им с Бруно нравились разные вещи. Она приняла, что они были совершенно разными, ведь это нормально: не так-то просто найти мужчину, который будет умиляться тому же, чему умиляешься ты. Главное, что он хороший муж и отец.
Как только начался перерыв в игре, Анита робко продолжила:
– Бруно, может, нам к психологу опять сходить?
Муж оторвался от экрана и удивлённо нахмурился:
– Зачем нам психолог?
Анита вздохнула и отложила журнал:
– Затем, что у нас проблемы.
Бруно наклонился к Аните и положил ей руку на грудь.
– Это всё потому, что мы любовью редко занимаемся, давай, пока перерыв, м-м? – Он быстро поднял брови несколько раз и дотронулся пальцем ноги до её бедра.
Анита отодвинулась:
– Ты считаешь, что у нас нет проблем? Иногда ты говоришь, что оставишь меня ради модели, орёшь на детей. Мы не выходим никуда, мало общаемся.
Бруно пожал плечами:
– Не, ну я шучу насчёт модели, ты что, аморе, я же тебя люблю. – Он переместился на её часть дивана, притянул к себе и поцеловал в губы. – Аморе, – он потрепал её короткие волосы, – у нас всё хорошо, это называется семейная жизнь. Проблемы бывают у всех. И кстати, ты мне больше нравилась с длинными волосами. – Он вернулся на свою половину дивана и глотнул остатки пива.
– У Франческо с Кристиной нет проблем, – сказала тихо Анита.
– Аморе, ну ты даёшь. Думай головой, – Бруно стукнул себя по лбу. – У них что ни день, то медовый месяц. Живут в центре, ребёнок у мамы, денег куры не клюют. Живи не хочу. Конечно, у них нет проблем. Что ты хотела?
– Я хотела, чтобы мы уважали друг друга, – вздохнула Анита.
– Так я тебя очень уважаю, а ты не спорь со мной и увидишь, что у нас всё наладится. Всё, давай, начинается, – и Бруно вновь принял горизонтальное положение.
Анита поднялась в комнату, наполнила ванну тёплой водой, добавила соль, накапала туда эфирного масла лаванды для расслабления. И масло жасмина добавила, йогиня советовала для усиления женственности. Она лежала в ванне и чувствовала, как тёплая вода ласкает тело.
Анита открыла книгу «Пять языков любви». Интересно, какой язык любви у Бруно.
Сначала она думала, что он любит поступками. Бруно позвал её замуж на третьем свидании, и Анита ошалела от такой романтики. Она закончила тогда лингвистический университет, и её попросили переводить встречу одной строительной компании из Италии. Там она встретила Бруно.
Они с тётей Машей обожали итальянские фильмы, именно она, милая тётя, впервые стала называть свою маленькую племянницу Анечку Анитой, в честь актрисы Аниты Экберг из фильма «Сладкая жизнь» Феллини.
Бруно показался Аните воплощением образа «того самого итальянца». Да ещё и замуж сразу позвал.