Галя дала себя обнять и даже ответила на два классических итальянских поцелуя.
– Я тоже буду по тебе скучать, – сказала Галя.
– Да ладно, не ври, – сказала Оля на русском и прыснула от смеха.
Ребекка метнула в Олю взгляд-молнию.
– Мы с Анджелой поможем тебе донести вещи, Галина, – сказала Ребекка и отодвинула Олю в сторону тем же взглядом. Беременная Оля прижалась к стене, дав Ребекке пройти.
Посторонние не могли знать точный адрес casa famiglia, поэтому прогулка до парковки заняла около пяти минут. Ребекка взяла в руки сумку, Анджела помогла нести чемодан.
Увидев Снежану, Галя радостно помахала рукой. Они приблизились к серому джипу, из машины вышел Микеле.
– Ну вот, – улыбнулась Галя, – я на месте.
Галя повернулась к Ребекке, чтобы забрать у неё сумку, но та неподвижно стояла и смешно моргала, то и дело выкатывая глаза. Казалось, она делает какую-то оздоровительную гимнастику от морщин.
– Ребекка? – Микеле удивлённо нахмурился.
Снежана выпрямила свою и без того идеально прямую спину и посмотрела на Ребекку с лёгким презрением. Галя привыкла к этому её оценивающему взгляду: Снежана смотрела так буквально на всех, но сегодня в нём было что-то особенное. Она не просто смотрела свысока, что было не трудно: она была на две головы выше Ребекки. На губах Снежаны промелькнула улыбка.
Она грациозно подплыла к Микеле, взяла его под руку, поцеловала в щёку и мурлыкнула:
– Аморе, вы знакомы?
Обычно смуглое лицо Ребекки стало бледным, в тон молочной идеальной коже Снежаны.
Микеле растерянно пробормотал:
– Да, это Ребекка, она… – Микеле прокашлялся.
– Его бывшая, – помогла ему Ребекка и впилась взглядом в пальцы Снежаны. С той встречи в галерее Витторио Эмануэле к первому кольцу прибавилось ещё одно. Похоже на сапфир.
Беатриче потянула маму за рукав:
– Мама-а, когда мы уже поедем?
Ребекка, поджав губы, тихо проговорила:
– Что же, всего хорошего…
Галя расцеловала Анджелу.
– Ты же будешь мне иногда писать, правда? – Гале показалось, что глаза Анджелы слегка увлажнились.
– Конечно, буду.
Галя и Беатриче уселись в машину.
– Надо же, какое совпадение… Ты же не ревнуешь, аморе? – Микеле дотронулся до руки Снежаны.
– Не смеши меня, – фыркнула Снежана.
Галя и Беатриче смотрели в окна и молчали. Они еле сдерживались, но когда подъехали к дому и вышли наружу, Галя тихо сказала:
– Вы идите, мы сейчас.
Оставшись вдвоём с дочерью, Галя встала посреди двора, задрала голову вверх и закричала:
– А-а-а!
Беатриче встала рядом, тоже задрала голову и вторила ей:
– А-а-а!
Потом Галя прокричала:
– Е-е-е!
– Е-е-е! – кричала Беатриче.
Так они и стояли, выкрикивая гласные, пока в окно не выглянул Микеле:
– Галина, у вас всё хорошо?
Она широко улыбнулась и закричала на русском:
– У нас всё просто замечательно-о! – И добавила: – Va tutto benissimo!
41
Первые дни Беатриче спала с Галей, а потом они поехали за кроватью в «Икеа». Поехали на автобусе: магазин находился под Миланом, в городке Каругате. На месте Беатриче ахнула:
– Мамочка, это рай!
Ни Галя, ни Беатриче никогда до этого в «Икее» не были. Галя не знала, за что хвататься. То ли покупать разноцветные салфетки, то ли кастрюли, то ли кухонные полотенца, то ли прищепки. Галя видела, что Беатриче разрывали похожие чувства. Дочка носилась от стенда к стенду, лавировала между икеевскими спальнями и детскими комнатами, трогая мягкие игрушки, кукольные кроватки и кухоньки, умиляясь постельному белью в сердечки, милым дракончикам и принцессам.
Галя разрешила положить в тележку всё, что Беатриче захочется. Дочка засунула туда смешную сову, которую можно надеть на руку, доску для рисования, краски, бумагу, фломастеры, ножницы, тряпичную куклу. Беатриче складывала вещи и каждый раз смотрела на Галю, мол, всё или ещё можно. Только когда Беатриче притащила огромного, размером с неё саму, медведя, Галя засмеялась и сказала «стоп».
Они купили тарелки, стаканы, чашки и вообще всё для кухни, а ещё всякие штучки для ванной, коврики, мыльницы и ароматные свечи. И заказали кровать и стол. Это привезут потом.
Галя потратила кучу денег, но впервые за всю свою жизнь ей было не жалко ни цента.
Домой ехали на такси. Невиданная роскошь. А как ещё дотащить всё это добро?
Таксист помог донести вещи до квартиры. Распаковали, Галя принялась мыть тарелки, стаканы, Беатриче украшала ванную и детскую, а потом они пили чай с икеевскими булочками с корицей.
– Мама, когда у нас будет собака, давай назовём её Икеа.
Галя засмеялась:
– Почему Икеа?
– Потому что там радостно, а собака тоже будет нас радовать.
Галя притянула Беатриче к себе, крепко обняла, втянула любимый запах её волос.
Собака. Она обещала. Чтобы маленькая и гипоаллергенная.
– А давай посмотрим собак в интернете.
– Я принесу айпад! – выкрикнула Беа и бросилась в комнату.
Айпад отдала Снежана. Муж купил новую модель, эта устарела и была менее мощная. Галя хотела заплатить, но муж Снежаны, который был в этот момент в комнате, сморщился.
– Что вы, забирайте так, – сказал он тихо. – Тут ещё футляр был, – и вынес из своего кабинета подзарядку и серый чехол.
По дому радостно плавал запах булочек с корицей и ароматных свечей. Они сидели с Беатриче на диване и искали собак.
42
Бруно смотрел телевизор, дети играли. В дверь позвонили. Анита вытерла испачканные после чистки овощей руки, чтобы ответить в домофон, но Бруно резко подорвался. Не похоже на него.
– Да-да, – ответил он, нажал, чтобы открыть дверь, и как-то странно на неё посмотрел.
Через минуту на пороге стояли двое полицейских: один высокий и кучерявый, второй низкий и даже красивый. С ними была женщина. Бесформенная, как дождливая туча, в неприметном сером платье.
Бруно засуетился, пригласил войти. Анита стояла и молча теребила край своего кухонного фартука.
Подбежал Миша, попросился на ручки. Добравшись до ароматной шеи мамы, он уткнулся в неё носом и спрятался от чужаков. Он никого не видит, значит, и его не видят.
– Нам поступило заявление, – начал кучерявый полицейский. – Вы синьора Сми… – он слегка запнулся.
– Смирнова, – привычно отчеканила Анита.
Ладони вспотели, биение сердца участилось. Анита мягко обратилась к Кате:
– Малышка, пожалуйста, поиграйте в комнате, – и опустила Мишу на пол.
Услышав незнакомый язык, полицейские переглянулись. Анита тотчас добавила на итальянском:
– Маме и папе надо поговорить на взрослые темы, пожалуйста, – произнесла она.
Катя послушно взяла Мишу за руку и отвела в комнату.
Сама Анита подошла к столу.
– Может, хотите воды? – предложила она.
Полицейские синхронно замотали головами. Тот, который «даже красивый», откашлялся:
– Нам поступило заявление, что вы угрожали мужу ножом, ну и что… – он ещё раз откашлялся, – обещали его убить.
Последнюю фразу он произнёс как-то скомканно, улыбнувшись краем губ, и на секунду Аните даже показалось, что сейчас он рассмеётся. Какая-то глупая шутка. Точно! Бруно решил её разыграть. Анита бросила взгляд на календарь, висевший на холодильнике, чтобы убедиться, что сегодня не первое апреля. Нет, пятое.
– Мы поссорились, с кем не бывает… – сказала Анита тихо и посмотрела на Бруно.
Муж стоял в обычной позе, скрестив руки на груди.
– Синьора, будем выяснять. С заявлением поступила видеозапись. Там ребёнок, маленький, я так понимаю, ваш сын, – полицейский одёрнул форму. – Так что дело передано в суд по делам несовершеннолетних, – резюмировал он.
Анита машинально отвечала на какие-то вопросы, а вокруг всё плыло, как в тумане. Видеонаблюдение? Бруно поставил видеокамеру, чтобы за ней следить? Когда? И зачем? Суд по делам несовершеннолетних. Социальные службы.
Они будут выяснять, на камере ещё вино – может быть, она злоупотребляет? Будут встречи с психологом, экспертиза, расследование, чтобы понять, в чём дело. А потом суд… Слова отдавались болезненным эхом внутри. Какой-то страшный сон.
Сердце билось так сильно, что ей хотелось вытащить его наружу и опустить в холодную воду. Она глубоко вдохнула.
«Анита, дыши. Дыши глубже. Это всё не по-настоящему…»
Когда полицейские ушли, Бруно подошёл к Аните и процедил:
– Ну что, доигралась, вот тебе. Я поставил камеры. И твоя эта sfuriata просто так тебе с рук не сойдёт. Теперь у тебя точно родительские права отберут, но если прямо сейчас ты свалишь, может быть, я заберу назад заявление.
– «Свалишь»? – Анита всё ещё ждала, что он скажет, что пошутил.
Она замолчала, подождала секунду. Бруно стоял, скрестив руки на груди.
Нет, ну не может быть, чтобы он написал на неё заявление. Сейчас он включит телевизор, она уйдёт к себе в комнату, примет ванну, ляжет в кровать, почитает на ночь книгу. Позже в кровать вернётся он, возможно, чтобы завоевать её прощение, начнёт к ней приставать, а она скажет, что не в настроении. Совсем скоро они помирятся.
Бруно стоял, нахмурившись, и смотрел в пол.
– Это и мой дом, я не хочу никуда уходить… – произнесла Анита осторожно.
– Ты слышала? Они будут выяснять, потом расследование, потом суд. У тебя заберут детей, ты не поняла?
Анита замотала головой.
– У матери не могут забрать детей, только если она не больная какая-то или не наркоманка… – повторяла Анита заученную фразу, услышанную много раз.
Бруно посмотрел на неё брезгливо:
– Если не больная, да, ты права. Но ведь только больная кидается на мужа с ножом, ты больная точно… и я это докажу… лучше уходи прямо сейчас. – Он подошёл к ней совсем близко, так, что на мгновение Анита подумала, что вот, вот этот момент розыгрыша, вот сейчас всё решится, он просто её поцелует, но вместо этого он процедил сквозь зубы:
– Будь проклят день, когда я женился на такой никчёмной и больной на голову бабе, – и, смачно плюнув ей в лицо, он вышел из комнаты.