Анита стояла с плевком на лице несколько секунд, резко схватила кухонное полотенце, тёрла сильно и быстро, пока лицо не начало жечь. Она схватила плащ, сумку и выбежала на улицу. Смеркалось. Улицы пустовали, кто-то ужинал, кто-то готовился ко сну.
Она шла. Внутри всё горело. Пекло. Она чувствовала себя вулканом, который каждый раз попадался им на Сицилии. Анита дымилась, как Этна. Плакать не хотелось, хотелось орать, вместо этого она зарычала, как дикий зверь.
Увидев скамейку, женщина села и закрыла ладонями глаза. Постепенно внутреннее пламя утихало, осталось лишь выжженное чёрное поле и безобразные кратеры. Она открыла сумку, чтобы достать сигареты, и увидела зайку Кати. Дочка не успела выложить игрушку после работы.
Анита обняла мягкие заячьи уши и тихо заплакала.
Она проснулась по привычке в шесть утра. Потянулась, встала, чтобы пойти будить детей, и тут же села обратно на диван-кровать. Острая боль, которая ночью спала вместе с ней, проснулась и дала о себе знать. Заскулила грустным воем так, что хотелось достать это плачущее создание наружу, обнять и завыть ещё сильней. Анита подобрала ноги, сжала кролика Люсю, обняла колени и заплакала… Слёзы падали на длинные пушистые уши игрушки, мочили тряпичные вставки с маками. Анита качалась из стороны в сторону. Как они там сейчас? Чем позавтракают, утрут ли сопли Мише, как он оденет Катю, чем покормит на ужин?
Анита продолжала качаться, как если бы убаюкивала ребёнка. Она качала белого кролика Люсю, а на самом деле качала себя, маленькую Аниту, гладила кролика и прижимала его к груди.
«Я с тобой, моя девочка, я рядом…»
Прямо сейчас Анита хотела оказаться в объятьях тёти Маши, она бы зарылась в знакомый с детства запах и сидела бы рядом на диване. Они укрылись бы пледом, и тётя Маша гладила бы Аниту своей мягкой рукой.
– Будешь кофе? – Галин голос вывел из состояния транса. – Тебе надо поесть. Я сделаю яичницу.
Меньше всего Анита ожидала помощи от Гали. В тот вечер на звонки не ответили ни Кристина, ни Снежана. Галя ответила сразу.
– Конечно, приезжай, – сказала она.
Галя присела на край дивана, погладила Аниту по голове. Тогда её приютила тётя Маша. Сейчас её приютила Галя. У Гали те же добрые глаза.
– Анита, одна ночь – ничего страшного, но тебе надо вернуться домой… так будет лучше. Иначе они расценят это как abbandono del tetto coniugale, что ты вроде как покинула общий дом, а тебе нельзя…
Анита продолжала качаться из стороны в сторону. Галя села ближе и раскрыла объятия. Анита рухнула на её плечо и заплакала. Галя гладила её по спине и нежно шептала:
– Всё будет хорошо, вот увидишь… твои дети останутся с тобой, я уверена… ничего не бойся. Ты не одна.
43
– Он хочет отобрать у меня детей! – выпалила Анита. Слова врезались в сердце и больно надавили. Стало тяжело дышать.
Снежана подняла свои идеальные пудровые брови. Кристина оторвалась от телефона:
– То есть как забрать?
– Я так восхищалась тем, что он рукастый, умный дом делает. «Гугл, включи свет, гугл сделай то, гугл сделай сё», – кривлялась Анита, передразнивая Бруно.
Подруги переглянулись.
– Он поставил камеры…
Глаза Аниты блестели от слёз. Она принялась рассказывать, что произошло.
– Ну и дрянь, – выпалила Кристина.
– К нам приходили полицейские, говорят, начнётся расследование, потом суд, он сказал, что я больная на голову, ну и теперь это легко доказать, когда на записи я угрожаю ему ножом, – хлюпнула носом Анита. Её голос дрожал.
Кристина выкатила глаза:
– Ну и стронцо-о!..
– Кто бы мог подумать, – прошептала Снежана, наморщив свой идеально гладкий лоб.
– Так, спокойно. – Кристина деловито выпрямила спину и взяла в руки телефон. – Я поговорю с боссом, его брат – лучший адвокат города, не переживай. – Она почувствовала себя героиней любимых сериалов про адвокатов. Конечно, она была всего лишь корпоративным юристом, но, как любой влюблённый в своё дело адвокат, мечтала бороться с грубым нарушением справедливости. – Но, Анита, – Кристина накрыла своей рукой руку подруги, – тебе надо вернуться в дом. Поверь мне, чтобы у матери забрали детей, она должна быть совершенно больной на голову, алкоголичкой и прочее. И это не твой случай.
Кристина покачала головой:
– Мне твой Бруно никогда не нравился, ещё когда забрал у тебя все каблуки, запретил носить декольте… но это… Да он просто козёл! Не удивлюсь, если он и руку поднимал на детей. То, что он в тебя стол двинул, я помню…
Анита тяжело вздохнула.
Кристина нервно потопала носком своих лаковых Prada:
– Поднимал?
Анита втянула голову в плечи и закрыла лицо ладонями.
Кристина потрясла головой. Зачем она его выгораживала? Бесполезно читать мораль. У неё чуйка на уродов. Да это было видно ещё тогда, когда Анита рассказывала об их свадебном путешествии на Сицилию с кучей придурочных родственников.
– Так, – сказала Кристина, – возвращайся домой и будь максимально спокойной. Если он тебя провоцирует, звони кому-то из нас. Девочки, – скомандовала она, – все держим телефоны включёнными. И днём, и ночью.
Галя поставила на стол поднос с блюдами.
– Анита, – произнесла она тихо, – помню, социальная работница сказала фразу, которая очень мне запомнилась: «Потерять детей – это значит, что ты вообще перестаёшь за них бороться».
Анита вытерла салфеткой глаза:
– Не перестану, не дождётся.
44
– Tu devi stare tranquilla, это будет медленно, больно, но всё получится, главное – сохранять спокойствие.
Адвокат по имени Дарио, спортивного телосложения, на вид лет сорока, обладал бархатным голосом и роскошным офисом в центре Милана.
«Во сколько мне эта защита обойдётся…» – Анита разглядывала коллекцию винтажных моделей «фиат чинквеченто» на полке рядом. В жёлтой машинке сидел Винни-Пух.
– Моя мама русская, ты знала? – Дарио встал и нажал кнопку кофемашины. – Отец выставил её из дома без ничего. Со мной на руках. – Он протянул Аните кофе. – Мне было восемь.
Анита хотела спросить, говорит ли он по-русски. Дарио, словно прочитав её мысли, уселся в кресло со своим кофе и продолжил:
– К сожалению, я не говорю по-русски. – Он размешал сахар палочкой, облизал её и отправил в мусорную корзину. – Но зато помогаю русским женщинам, ну, русскоговорящим, скажем так. – Он улыбнулся и выпил кофе в один глоток.
Анита прокашлялась:
– Я как раз хотела спросить, сколько…
– Ты ничего мне не должна, – перебил он. – Считай, что я – Робин Гуд. – Он засмеялся. – Веду дела богатых, чтобы помогать бедным. Не то чтобы я думал, что ты мало зарабатываешь, – Дарио выставил ладони вперёд.
Он встал из-за стола и застегнул все пуговицы на пиджаке.
– В Италии есть возможность нанять бесплатного государственного адвоката, если у тебя низкий доход. Надо подать заявление, показать уровень дохода, подождать ответа. Я состою в такой гильдии. То есть адвокаты там вполне себе достойные.
Он дружески похлопал Аниту по плечу:
– Ипотеку ты платишь?
Анита кивнула.
– Вот, плюс дети на иждивении. – Он замолчал. – О тебе мне рассказала Кристина, мы с ней хорошие знакомые, поэтому эту часть, ну, заявление на бесплатного адвоката и прочее, мы пропустим. Но чтобы ты знала, Анита, – он поднял указательный палец вверх, – это право любого человека, любой женщины, попавшей в затруднительную ситуацию.
– Спасибо вам. – Анита потёрла красные, опухшие от слёз глаза.
– Ладно, давай выкладывай, что там у тебя, – нахмурился Дарио.
Анита начала рассказ, глаза её мгновенно увлажнились, и вот уже большая капля смочила документы на столе. Анита потянула носом. Дарио достал бумажную салфетку из специальной коробки. На столе стояло три таких коробки. Видимо, клиенты пользовались салфетками частенько. Анита промокнула глаза.
– У меня не было ещё ни одного случая, чтобы у матери отобрали ребёнка. В принципе, такие случаи известны, но там было просто ужасное стечение обстоятельств, судья – идиот, да, от судьи многое зависит, но родители, правда, были немного того, – он постучал себя по голове. – Но! – воскликнул он. – На любую мать или отца можно повесить ярлык «никудышный». Суд по делам несовершеннолетних, скажу я тебе, неприятная вещь, лучше его избегать. – Он брезгливо поморщился, словно открыл холодильник и обнаружил там испорченные продукты.
Анита сидела поникшая и кивала.
– Ты спросишь, как ты могла этого избежать?
Она закивала ещё сильней.
– Communicazione! – Дарио начал расхаживать по офису, размахивая кистями рук туда и обратно. – Только в диалоге со своим партнёром. Если диалога нет, то начинается вот это всё: слежки, обвинения, прочее. Но, Анита, – он произнёс её имя особенно строго, – твой муж подал заявление, не ты. Понимаешь, что это означает?
Что, что… Что она полная дура – вот что. Анита помотала головой.
– Это значит, что у него есть проблема, а у тебя её нет. У тебя всё было хорошо. Нет заявления – нет прецедента.
Анита так хотела бы взять огромный пульт и переключить канал. Нет, этот фильм ей совсем не нравится, можно она не будет его смотреть? К сожалению, пульта рядом не оказалось. В кино находилась сама Анита.
– Tutto andrà bene, – Дарио похлопал Аниту по плечу, – ну и судья, надеюсь, попадётся нормальный, но, повторяю, ты должна быть максимально спокойна. Пей травяные чаи, делай йогу, ходи к психологу, делай что хочешь, но ты должна быть дзен, Будда, сама нирвана, cazzo («блин»). Он обвиняет тебя в том, что ты агрессивна, а нам надо доказать обратное. Анита, он будет тебя провоцировать. Тебе есть куда уехать?
Анита смущённо пробормотала:
– Так, а как же это, как его abbandono del tetto congiugale, – ну, что не могу съехать, это будет расценено как побег.
Адвокат одёрнул пиджак:
– Это несколько устарело. Все понимают, что идёт расследование. Надо просто написать ему официальное письмо: мол, так и так, я временно там-то, можешь видеть своих детей, когда хочешь, до суда я здесь.