Глава 57
День в Раю идет бесконечно. То есть, там всегда день и нет никаких ночей. Зато я, кажется, стал привыкать к тому, что время здесь как бы остановилось, но это не так.
Примерно в семь часов утра по земному измерению раздался звук колокола, и все подняли головы вверх, широко открыв рты.
— Что ни все делают? — спросил я человечка, оказавшегося рядом.
— Как что, — удивился он вопросу, — время питания Святым духом. Открывай рот и учти, повторно они не кормят и добавки не дают.
Снисходительно махнув рукой, я стал внимательно наблюдать за тем, кто и как потребляет духовную пищу.
Все как на земле. Кто-то аккуратно вкушает, а кто-то жрет в три горла, набивает защечные мешки и еще в кулак спрятать норовит. Кто-то стоит ровно и не движется, а кто-то все время толкается, пытаясь пробиться к более лакомому месту у корыта. Какими они были в детском садике, такими и остались. Никто даже и не изменился, разве что повадки стали другими, да плечи и шею стали отягощать должности и почести, причем что сварщик, что министр, что токарь, что генерал — все одно и то же, разница только в том, что кто-то хватает по-министерски, а кто-то по-токарски. От разделения на рабочий класс и крестьянство, интеллигенцию, номенклатуру и чиновников группы «А» качества людей не меняются. Не меняют их и уровень образованности. Что Бог дал, то это на всю жизнь.
Через десять минут все закрыли рты и снова стали двигаться в том же направлении, в каком они двигались.
Через какое-то время мне показалось, что где-то вдалеке кто поет таким гнусавеньким голоском, как будто поет он по приказу, а не для удовольствия публики и что знакомое послышалось мне в этом голосе, что я даже насторожился.
— Что это? — спросил я у того же мужичка, который все время крутился рядышком.
— А это у соседей наших распорядок несколько другой, — сказал он, — нас извещают колоколом, а у них там муэдзин поет. Нас кормят три раза в день, а их шесть раз.
— Ну, они, наверное, все такие, что ни в какие рубахи не влезают? — пошутил я.
— От Святого Духа не разжиреешь, — сказал мужичонка и вдруг съежился, взглянув на небо. — Вы тут оставайтесь, а я пойду по делам.
Неизвестно откуда появившийся беспилотник хлестанул меня электрической плетью, задев и Гудыму.
— Уй, бля, — завыл старый чекист, — ты вопросы всякие задаешь и еще на провокатора нарвался. Он смылся, а нас с тобой наказали за упоминание духа всуе.
— А я не смылся, я тут рядышком был, — сказал маленький мужичонка, из-за которого нам досталось плетью.
— Ах ты, жучара, — сказал чекист Гудыма, хватая его за горловину балахона.
— Да, это я, Жучара, — сказал мужичонка, — меня здесь каждый знает, а вас я просто не успел предупредить, что про Святой Дух и про Бога ничего говорить нельзя, особенно в негативном наклонении. В позитивном наклонении хоть сколько угодно, а вот негатив наказывается сверху. Они там контролируют, что мы говорим, да, возможно, и контролируют и то, что мы думаем. Техника у них такая, которую только пришельцы создать могут, а они с людьми своими секретами делиться не хотят.
— Может, они еще свою валюту за счет нас создали? — съязвил я, намекая кое на кого у нас там на земле.
— А им валюта и не нужна, — сказал Жучара, — они на натуральном обмене. Открыл рот, насытился духом, вот тебе и валюта, а ты зря рот не открывал, еще почувствуешь на себе, — предупредил он меня.
— Почувствуем так почувствуем, — сказал я, — а женщины здесь есть?
— Нет, с женщинами туго, — сказал наш новый знакомец, — у женщин своя епархия в другом месте, так же и у мусульман все по-своему, ихние гурии отдельно от мужиков, как бы наградной дом терпимости для тех, кто себя взрывчаткой подорвал. Буддисты тоже отдельно от всех живут. Ну, и бабские монастыри тоже отдельно от всех по конфессиям.
— Как тут дела с сексом решаются? — спросил я.
— А очень просто, — сказал Жучара, — как любом монастыре, что в женском, что в мужском. Был бы бакшиш, так можно и к бабам сходить, а так приходится довольствоваться местными услугами.
— Это что, мужиками что ли? — спросил я.
— А чё, — сказал Жучара, — святые отцы этим не гнушаются, а нам с чего нос воротить, когда ничего другого нет…
И вот тут меня схватило.
Глава 58
Схватило — это приступ болезни желудка. Я согнулся от боли и встал на колени, схватившись руками за живот.
— Я же говорил тебе, что схватит, — суетился около меня Жучара, — хватай подол рубахи в рот и соси, иначе коньки можно отдать.
— Да разве здесь можно коньки отдавать? — через боль спросил я.
— Еще как отдают, — подтвердил мужичонка, — иначе бы здесь столько народа было, что никаких средств не хватило, чтобы всех прокормить. Святой Дух тоже не беспределен.
Я схватил рукав своего балахона и стал жевать. Слюна смачивала какую-то неизвестную ткань, вроде бы похожую на хлопок, но превращающуюся в какой-то кисель под воздействием слюны. Часть растворенной ткани попала в желудок и уменьшила спазмы.
Похоже, что здешние правители четко используют теорию академика Павлова о первой и второй сигнальной системе. Зазвонил колокол — все открыли рот, поглощая Святой Дух. Насытившись, они ждут следующего звона. Тот, кто попытался избежать насыщения, получает нестерпимые желудочные боли, вызывающие кроме того и слабость во всем теле и предупреждающую о том, что повторное нарушение будет более жестким. Какой-то либеральный концлагерь, где обитателям дано сносное минималистическое содержание при условии, что человек не будет высказывать недовольство, критиковать власти и косо смотреть на тех, кто обеспечен по высшему разряду.
— Ты, мужик, шибко не выпендривайся здесь, — сказал Жучара, — с волками жить — по-волчьи выть. Они тут мягко стелют, да жестко спать, хотя у нас никто и не спит. Сколько я здесь, никто и не спит. Все ходим и ходим кругами, накручиваем круги. Кто начинает считать круги, на сотом круге с ума сходит и его убирают. Думать не нужно, думать нельзя, как только начинаешь думать, так сразу прилетают беспилотники и хлещут всех, кто под их луч попадается. Здесь, как в концлагере, нужно вживаться в жизнь. Не вжился — погиб, вжился — выжил, а нам всем нужно выживать, потому что райская жизнь не бывает вечной, всегда найдется лазейка, чтобы смыкануть отсюда, а вот тогда ангелы опускают глаза долу, чтобы не видеть ничего, меньше народа — больше кислорода.
— Но ведь с того света не возвращаются, — возразил я, чувствуя прилив сил и осознание того, что на рожон бросаться не надо, если хочешь чего-то достигнуть.
— Еще как возвращаются, — возразил мне Жучара, — ты сказки старые читал? Читал. Там богатыря убивают, потом мертвой водой раны заживят, а живой водой оживят. И вот он снова в строю и тискает баб, из-за которых пустился в эти опасные приключения.
— Ладно, сказал я, — тебе спасибо большое за помощь, а теперь скажи как на духу, чего это ты бросился нам помогать да просвещать, как здесь и что? Сам взялся или кто-то приказал?
— Хэ-хэ, — засмеялся Жучара, — инициатива всегда наказуема, как там, там и здесь. Бугор приказал, он тут над всеми мазу держит, решил вас прощупать.
— А как он и ты здесь оказались? — спросил я шестерку бугра. — Сюда попадают только за заслуги.
— Да у нас этих заслуг больше, чем у какого-то генерала или маршала с генсеком, — засмеялся мужичонка, — они душегубы, а нам, если не сопротивляться, так и резона нет кого-то жизни лишать. А ты сам-то как сюда попал? Тоже за заслуги какие-то? А чекист Гудыма как? Маузеришко-то где его? Да и давайте, к бугру пойдем, он хочет лично покалякать, только продумывайте, что отвечать будете, а то если прилетят ангелы с плетями, то этими плетями мы вас наказывать будем.
Вот вам и рай с большой и с маленькой буквы. То же самое только вид сбоку. Та же бодяга, что и у нас на земле. Всюду нужно пробиваться, где локтями, где ногами, где зубами, а где и оружием приходится себе дорогу пробивать или жизнь свою сохранять.
На земле правосудие зорко следит за правами преступников, уничтожая тех, кто смеет оказать им сопротивление. Здесь то же самое, поэтому сопротивляться нужно с улыбочкой, с хорошими мыслями, чтобы не прилетели беспилотники. Это правило мы уже усвоили. И в чем-то мы должны превосходить их, потому что на земле мы не умирали, а прибыли сюда в полном здравии и в ясном уме, хотя, кто в ясном уме полезет в рай, будучи полным жизни? Второй вопрос. Они вообще кто, зомби или духи какие-нибудь? И еще, а откуда они знают Гудыму, по его чекистской или криминальной жизни?
Глава 59
— Все слышал? — спросил я Гудыму, повернувшись к нему. — Ты этого бугра раньше знал?
— Даже и не знаю, — сказал старый чекист, — многих я знал, но все здесь на одно лицо, лысые и в балахонах, но раз меня кто-то узнал, так и я кого-то узнаю. Пойдем к ним, раз приглашают, но держи ухо востро.
По здешним правилам, стоять можно только во время приема Святого Духа, стоя с открытым ртом, обращенным вверх. Все остальное время нужно двигаться, но можно двигаться с разной скоростью и получалось, что все двигаются, но при разных скоростях движения получалось естественное рандеву тех, кто хотел переговорить о чем-то.
Так и мы пошли к группке людей, которая двигалась очень медленно.
— Если что, — предупредил я Гудыму, — постарайся прижать язык и ничего про себя не проговаривать.
— А зачем это? — не понял чекист.
— Ты чему в чекистской школе учился? — укорил я его. — Это же каждый разведчик знает, что даже при чтении чего-то человек проговаривает про себя то, что он читает, посылая в разные стороны мыслительные импульсы. Если взять в зубы карандаш и читать, то язык перестает проговаривать читаемые слова, и скорость чтения увеличивается, и мозговые импульсы не выдают то, что ты читаешь.
— Да я, понимаешь ли, — сказал Гудыма, — ни в каких чекистских школах не учился. Сказали мне, давай, парень, иди в ЧК, получишь синие галифе, хромовые сапоги, кожаную куртку и маузер в деревянной кобуре, будешь важным человеком и станешь карать всех врагов. Вот я всех и карал, на кого мне пальцем указывали. А с языком я понял, прижму, если что.