й наружу.
Мы отошли всей колонной на пять метров от стены и по команде бросились на нее со всей силой. Раз, два, три. Начали сменять тех, кто был впереди, на задних, чтобы не расколошматить о стены самые лучшие кадры. После седьмого удара стена подалась, и мы увидели в щелку свет ночных фонарей. Нужно добавить в фольклор новую поговорку о числе семь. Семь раз в дверь ударь и на восьмой она откроется. Мы разбежались в восьмой раз и дверь открылась прямо перед нашим носом. Мы вылетели всей гурьбой на улицу и сбили с ног какого-то здоровенного мужика в милицейской фуражке.
Мужик встал, отряхнулся и прошелся по нам таким отборным матом, какой мы давненько уже не слыхали, а в раю таким языком и не пользуются.
— Ты чего разорался? — сказал самый здоровый омоновец и двинулся на мужика. — Сейчас как дам по зубам, так сквозь ребра смотреть будешь, копыта откинешь и рога отвалятся.
— Чегооо? — зарычал мужик и мы увидели, что у него есть хвост, фуражка надета на рога, а то, что нам показалось сапогами, оказалось хорошо начищенными и отполированными копытами. Ясень пень, мы попали туда, куда стремились. — А ну, захлопнись, — прорычал он, и омоновец онемел. То он был без ротовой дырки в раю, а сейчас вообще слова сказать не может. Вот так. Не груби с людьми. Как это у Ньютона? Каждое действие имеет свое противодействие. Третий закон называется. И если ты кому-то просто так заехал по уху, то в ответ тебе может прилететь такая оплеуха, что потом от нее будешь оправляться не один месяц. А потом боженька любит еще и на домашних и на всяких родственниках за тебя отыгрываться. У него с этим разговор короткий.
— Извините, — сказал я, — мы разыскиваем вашего коллегу по имени Тодеф.
— А вы кто такие? — спросил недовольный мужик в фуражке.
— А мы от Гуни, — сказал я.
— От Гуни? — переспросил Тодеф.
— От Гуни, — подтвердил я.
— Ладно, двигайте за мной, — сказал наш хозяин и пошел по полутемной дороге, размахивая своим хвостом, как бы приглашая следовать за ним.
Глава 73
Мы шли по большому вечернему городу и удивлялись тому, как живо там кипит жизни. Блестящие лимузины с шипеньем проносились мимо в нас и в каждом из них мы видели довольные и лоснящиеся морды с пятачками и узенькими глазками.
Дома были большими и ярко освещенными, но запах…
— Ничего, принюхаетесь, — сказал Тодеф, не оборачиваясь. — Мне тут один из ваших рассказывал, что ко всему привыкает человек и даже ваш какой-то начальник по имени Герасим привык к городской жизни. Вот так вот. Он еще про вас песенки пел…
— Какие песенки? — не понял я.
— Самые простые, а запоминаются с одного слуха. Вот слушай. Я петь не буду, мне апостол на ухо наступил и ни слуха музыкального, ни голоса певческого. Я лучше продекламирую:
Если вас ударят раз, вы вначале вскрикнете,
Раз ударят, два ударят, а потом привыкнете.
Если вы утонете и ко дну прилипнете,
Полежите день-другой, а потом привыкнете.
Поэт, едрена корень, — и Тодеф довольно засмеялся.
Эти куплеты я слышал в далекой молодости, а смотри ж ты, и в наше время в самом аду о них знают. Это как про русских написано. Как будто вот с натуры и писали. Терпилы. Триста лет под игом жили и даже вкус в иге находили. Привыкли. Коммунизм над ними измывался как хотел. Терпели. Сейчас загоняют в крепостное состояние, и все терпят, да еще радуются.
— Тут вот ваши поступают пачками и все как один кричат «затокрымнаш». Чего это они такое удумали? Неужели ваши новый коммунизм стали строить? Тогда у нас недостатка с рабочей силой не будет.
— Не знаю я, чего это они кричат «затокрымнаш», — сказал я, — когда мы уходили, то все было на местах, как после самой большой войны. Ничего не предвещало новых войн.
— Да там у вас и не война, а так, смена понятий, — сказал Тодеф. — Вы в одном месте террористов называете ополченцами, а в других местах — ополченцев террористами. Причем сами уже запутались и запутали всех святых. Апостол Петр всех без разбора отправляет к нам. Успеете еще потолковать с ними. Их сейчас много у нас.
— А нам толковать некогда, — сказал я, — нам дальше нужно двигать.
— А вот это не получится, — сказал наш проводник, — вы сначала нам свою лояльность докажете, бугры наши на вас посмотрят, оценят, какая от вас польза там будет, а потом и думать будем. Пока вы все мои работники, данные мне в награду за ревностное служение Великому Аду и лично его лидеру товарищу… Тьфу, опять по-вашенски заговорил. Правильно говорят, с кем поведешься, от того и вшей наберешься, — и он смачно почесал свой правый окорок, заросший черной щетиной. Хохлов среди вас немае?
— Нет, все русские, — задумчиво ответил я.
— Оце и гарно, — засмеялся Тодеф, — а то они на меня смотрели как на шматы сала да на жареные шкварки. Сейчас уже мыслей таких у них немае, да вот я еще на их мове начал размовлять. Прилипчивая зараза.
— Так и есть, — подумал я, — и сюда политика прилезла. Не дай Бог, еще черти в аду взбунтуются и полезут на белый свет со своими адскими идеями марксистского чучхе и всемирной демократии. А где мы будем работать? — спросил я.
— О, это вам понравится, — оживился Тодеф, — в основном дизайнерские работы. Ландшафтный дизайн и экология.
Глава 74
Мы пришли к огромному двадцатичетырехэтажному зданию. Открыв дверь, мы отшатнулись от густого сероводородного запаха, пахнувшего на нас из глубины.
— Домашний дух, — как-то нежно произнес Тодеф и шагнул в дверь.
Мы пошли за ним. Густой запах разрывал легкие, а глаза слезились, защищаясь от него.
На шестом этаже Тодеф остановился и похвастался:
— Я живу на последнем этаже. Там живут самые почетные наши работники. Вот так-то. А я старший на этаже, — и он постучал кулаком себя в грудь. Гулкие удары как в барабан как бы подтверждали его слова.
— А лифта у вас нет? — спросил я, представляя, что нам еще нужно преодолеть восемнадцать этажей.
— Нам лифты без надобности, — сказал наш хозяин, — люди нашей профессии должны быть сильными и поджаристыми, то есть поджарыми, — он захохотал, — зато вниз мы спускаемся по полке. Вжиик и уже внизу.
С трудом, но мы дотащились наверх. Всех моих спутников Тодеф разместил в комнатушке в дальнем конце длинного коридора.
— Жить будете здесь, — сказал им Тодеф. — Ваша задача — вытаскивать ведра здешних жителей и выливать их в трубу рядом с вашей комнатой. Потом будете все утилизировать. Это и есть экология. Питание будете находить в ящике номер сорок семь.
Нас с Гудымой он взял к себе.
Дом был обыкновенной гостинкой. В комнатушке раковина умывальника с водой и все. Никаких туалетов и прочих санитарных учреждений. Нет и кухни.
— А как тут все? — и я неопределенно обвел руками вокруг.
— Да уж не так, как у вас там, — сказал Тодеф. — Был я у вас. Ничего хорошего. Здесь не плюнь, здесь не хрюкни, здесь копытом не стучи, здесь не… даже в ресторацию не пускают, типа в маскарадных костюмах не положено. Песню сочинили, что леший поганил своими ногами и их попросили оттель. Вот я им уж устрою, когда их время придет. А здесь мы живем так же, как завещал нам господь Бог и Адам с Евой, как пример для нас.
— А ты ничего не путаешь, хозяин? — спросил я. — Какие это заповеди Господа Бога нашего? Где Бог и где вы?
— Сами вы путаники, ничего не знающие, — засмеялся Тодеф, — даже крестьянские дети встарь знали, кто и кем является, что и где исполняет по своей должности и своему предназначению. Попы ваши в политику подались, на подпевках у властей сидят и обеспечивают их легитимность, доказывая с пеной на губах, что всякая власть от Бога. Даже наша. А как же иначе. Если наша власть не от Бога, то как же быть с Единоначалием? Не лишне изредка почитывать святое писание, если хочешь по-божески жить. Народ не зря про них свое говорит. Лучше один раз у Бога попросить, чем сорок раз у сорока святых. У святых отцов не найдешь концов. Сатана и святых искушает. Около святых черти водятся. Дымно кадишь — всех святых задымишь. В монастыре, что в лавке — всё за деньги. Поп на дороге — недобрая встреча. У попа товар — ад и рай, что хочешь, то и выбирай. И чёрт под старость в попы вышел. Поп да черти одной шерсти. Измолился в нитку, а всё нет прибытку. Чужой бог хуже своего лешего. Вот тебе, Боже, что нам негоже. Паши не для Иисуса, а ради хлеба куса…
— Ты нас в свою веру не агитируй, — сказал Гудыма, — у нас Бог один — Маркс и Энгельс, а также Ленин со Сталиным.
— Ленин со Сталиным? — засмеялся Тодеф. — Если бы не торопились, я бы вам показал, как здесь живут Ленин со Сталиным.
— Не богохульствуй, — грозно сказал Гудыма, и его рука потянулась к деревянному обрубку, висящему на ремешке через плечо.
— Не сучи ручонками, — сказал Тодеф, — а то как тресну промеж рогов… Все вы какие-то недоверчивые да обидчивые. На обидчивых воду возят, а вы будете бригадирами на вывозке дерьма. И то это я делаю по знакомству с Гуней.
— А как тебе довелось побывать у нас? — заинтересовался я.
— Да так же, как вы от Гуни попали ко мне, — просто сказал хозяин. — Вы что, с неба ко мне в преисподнюю спустились? Или вы на небо залазили, когда встретились с Гуней? То-то и оно, что все мы живем в одном месте, где реальная жизнь ваша перемежается с раем и адом. Вся ваша жизнь проходит на трех этажах. Сами вы живете на втором этаже, на первом я, а на третьем Гуня. У кого-то у вас жизнь сплошной ад, у кого-то сплошной рай, кто-то между раем и адом и главное — никто не знает, где он очутится, когда откинет копыта. У нас тут миллиардеры работают как проклятые по вывозке дерьма и ничего, а в соседях у Гуни такие разбойники, на которых клейма ставить некуда. Пока вас было с десяток человек, ну, там Адам с Евой, Каин с Авелем, то все было просто, а как вы стали размножаться в геометрической прогрессии, то пришлось всякие счеты изобретать, счетные машинки и компьютеры, потому всякие отчеты и учеты, и, конечно, в результате механических сбоев стали нарушаться правила отправки на этажи. Да и у святых не все святые. И главное. Вы не задумывались, откуда появляются привидения? Вы отвечаете, что с того света, а тот свет находится рядом