Дурачась, но при этом довольно изящно для своей комплекции балансируя, Сева забрался на борт. Я не заметила, чтобы от близости воды у него выступила испарина или он боялся брызг, словно они его обжигали, однако, обняв его за плечи, почувствовала легкий озноб. Пока мы плыли, он молчал, стиснув зубы, но стоило нам только спрыгнуть на берег, бодро зашагал вперед, мурлыкая под нос какой-то легкомысленный мотивчик.
– Почему вы не любите воду? – спросила я, пользуясь его благодушным настроением.
– Ах не знаю, это что-то физиологическое, – он брезгливо передернул плечами и поморщился. – Тебя же не удивляет, что кошки не любят воду? Может быть, вода символ жизни и чистоты. Почему нам должно нравиться то, что напоминает о нашем несовершенстве?!
– Сева, ты самый закомплексованный вампир из всех, кого мне приходилось встречать.
Мой спутник разразился смехом – счастливым, звонким, человеческим. День был в разгаре, нам оставалось пройти четверть пути.
Незаметно всю окружающую местность пропитали сиреневатые сумерки. Бараки Северного Бутова, встречающиеся нам на пути все чаще, выглядели особенно бесприютно. Сева смотрелся странно на фоне этих сутулых серых зданий. Его высокая изящная фигура в темном костюме выглядела нелепо, будто он явился сюда из другого мира. Еще нелепей выглядели на его фоне попадавшиеся нам люди: жалкие, сморщенные, в лохмотьях. Своими худыми жилистыми руками они тащили свертки, мешки, кульки – подачки, полученные на заводе от вампиров. Сева шел с прямой спиной, его орлиный профиль на фоне заходящего солнца живо напоминал мне оттиски императоров с таких ценных в прошлом монет. Он засунул руки в карманы брюк и с неприязнью озирался по сторонам. Я впервые заметила, что его одежда выглядит опрятной, несмотря на то что его образ жизни больше походил на быт скитальца. Впрочем, я многое не знала о своем друге – кто знает, где он пропадал, когда не ждал меня в обычном месте встреч? Может быть, я заблуждалась, думая, что они с Фельдманом отшельники?! Возможно, он до сих пор жил вместе с Ритой в более обустроенном обиталище древних?! «Как мало я знаю о нем на самом деле, внезапно подумалось мне. Я даже не знаю, как быстро у вампиров растут волосы, нужно ли им стричь ногти, бриться?» Сева всегда был гладко выбрит, его ногти всегда были чистыми, и даже обувь… В этот момент мне даже стало за себя стыдно – видимо, секс способен пробудить женщину даже в самом бесчувственном повстанце. И да, у Севы тоже накопилось много вопросов, но он со свойственной ему прямотой решил не церемониться и задал свой вслух:
– Где вы встречаетесь с Валькой, и как он узнает, что ты придешь?
Я хитро взглянула на него и задала встречный вопрос:
– Сколько времени, Сева?
Он улыбнулся, не поворачивая ко мне лицо. Я знала, что мой друг давным-давно потерялся во времени. Знала, что мне можно не переживать о чистоте ногтей, о том, что я выгляжу старше его… Вампиры видели, чувствовали, воспринимали мир и людей иначе. Но почему, почему мы шли вместе и чувствовали себя вместе?!
– Сева, стой, – я остановилась и взяла его под руку. – Дальше я пойду сама. Ты его напугаешь.
Он тоже остановился и, обхватив руками мои предплечья, заглянул в глаза:
– Тогда давай прощаться?
– Навсегда? – почему-то спросила я.
– У меня для тебя сюрприз. Но я покажу его чуть позже.
Он осторожно коснулся губами моего лба, развернулся и пошел быстрым шагом в обратном направлении. Какое-то время я смотрела вслед его высокой удаляющейся фигуре и чувствовала, как меня наполняет странное чувство одиночества. Так со мной не было давно, наверное, с тех пор как я потеряла Леву. И вот теперь это дурацкое чувство одиночества я испытывала, глядя, как от меня уходит чертов вампир! Я не понимала, что со мной происходит. Но что-то происходило. Резко развернувшись, я расправила плечи и направилась в сторону бара «Наше бремя».
Прошло ровно семь дней с нашей последней встречи, и Валька уже ждал меня, сидя за дальним столиком, среди таких же, как он, работников вампирского завода переплавов. Пройдя по залу уверенным шагом, я опустилась напротив приемного сына. Он поднял глаза от кружки с пивом, посмотрел мне в глаза и почему-то не опустил их как обычно. В его взгляде отразилось недоумение:
– Ты другая, не такая… какая-то…
Неожиданно я поняла, что не надела свои солнцезащитные очки. «Совсем расслабилась», – ворчливо подумала я.
– А что не так-то?
– Глаза темнее.
– Валька, брось, я все та же.
Нащупав в кармане пробку от бутылки с фигуркой кошки, вытащила и положила перед ним.
– Вот, видишь, даже кошек люблю, как раньше. Подари жене – ей понравится.
Валька глупо заулыбался, благодарно заглянул в глаза, словно искал подтверждение моим словам, а успокоившись, поспешно сунул подношение за пазуху.
– Ты достал, что я просила?
Он кивнул и взглядом указал, что передаст пробирку под столом. Нырнув рукой под грязную скатерть, я нащупала пальцами заветную стеклянную поверхность небольшой колбы и переложила в карман штанов.
– Легко прошло?
– Нет. Мне пришлось сказать, что ты придешь. Он будет ждать тебя, наверное. Я сказал, что ты хочешь обратиться, что будешь пить… Но он хочет сам. Или проверить, я не знаю.
– Ерунда, отвяжусь от него. Мне действительно пришлось сделать кое-что… Но он не осмелиться меня тронуть, не волнуйся.
Мы молча сидели напротив друг друга и не могли придумать, о чем еще говорить. Наверное, нам стоило многое сказать друг другу, но Валька вряд ли бы смог облечь свои чувства в слова, потому что не умел. А я могла подобрать слова, но ничего не чувствовала. Может быть, я сама запретила себе заглядывать глубоко в себя, может быть, мне просто не хотелось, чтобы он понял, что я рискую? Мне хотелось, чтобы он верил в меня, верил, как когда-то давно, когда был ребенком. Я знала, что снова подведу его, знала, что не смогу спасти. Может быть, только его детей, внуков, но не его самого…
– Ты герой, Валь. Я горжусь тобой. И я хочу, чтобы ты знал – мне бы хотелось, чтобы ты был моим родным сыном.
Это было неправдой, но он мне поверил. Покраснел до ушей и, неловко протянув свою грязную руку, коснулся моей руки пальцами с черной кромкой ногтей. Потом одернул ее, и, не поднимая головы, чуть слышно прошептал:
– Береги себя. И не предавай.
– Что?
– Ты все, что у меня есть! Не предавай нас.
Он резко поднялся, и, сжимая в кармане кулаки, быстро пошел к выходу. Впервые в жизни я испытала к нему что-то отдаленно напоминающее мои чувства к Давиду. Нет, не любовь… Гордость, что этот мальчик – мой.
Выждав минут двадцать, допив от нечего делать Валькино пиво, я пошла к выходу. На улице уже совсем стемнело, но слева и справа от входа в бар, в больших прогоревших бочках пылали костры. В их пламени, стоящий напротив двери Егор показался мне древним индейцем из романов для подростков. Он смотрел на меня черными углями глаз, рот перекосила усмешка, всем телом он подался вперед, и мне показалось, что он сейчас же бросится на меня, как волк.
– Егор, – понимая, что мне не убежать, я подалась ему навстречу, улыбаясь и одновременно соображая, в какую сторону бежать, как только он потеряет бдительность.
Он тоже шагнул мне навстречу и тут оторопело застыл, как вкопанный. Задрав лицо, он шумно втянул воздух, затем уставился мне в глаза. В его взгляде застыл какой-то суеверный ужас, шатаясь, он сделал еще один шаг по направлению ко мне, но тут же, словно обжегшись, отступил назад. Медленно вытер рукавом рот и, отступая задом, скрылся в темноте.
«Ну что ж, по-моему, я правильно выбрала любовника», – от того, что я так легко отделалась от охотника, меня обуяла прямо-таки детская радость. Прижимая рукой в кармане пробирку к телу, я легко понеслась по улице прочь из этого мерзкого поселения. Пробираясь в темноте скорее интуитивно, почти наощупь, я поставила себе цель пересечь МКАД и заночевать в Битцевском парке. О том, что я близко к цели, можно было догадаться по тому, как сгущалась лесная чаща. Я слышала лишь хруст веток под своими ногами, и понимала, что лучше бы мне остановиться и прислушаться самой. Обнаружив поваленное дерево, я устроилась между его ветвей и замерла. Ни шороха, ни звука, только теплый ветер перебирал сухие листья. «Можно спокойно дремать, обдумывая, что случилось за день. Можно радоваться победе», – думала я и незаметно для себя заснула.
Это был осознанный сон. Сон, в котором осознаешь, что все, что ты видишь, – мираж, сон в котором можешь управлять придуманной тобой реальностью, додумывая ее как угодно. По крайне мере, вначале мне так казалось. Я обнаружила себя сидящей на крыше нашего Дома писателей в Лаврушинском переулке. Откуда-то я знала, что попала сюда с мансарды наших друзей из соседнего подъезда: Оксаны и Марка. Отсюда прекрасно просматривался центр города – такой, каким я его запомнила: с домами, церквями, мелкими пятнами, почти вытесненной зданиями зелени. Умиротворяюще горели фонари, окна моих соседей, вдалеке алела пятью острыми зубцами кремлевская звезда. Всматриваясь в окна, я искала глазами тени – тени тех, кого я знала и любила в прошлом. Вдруг увижу Анну Ильиничну, вяжущую бесконечный носок? Или выйдет на балкон Настя и, закуривая сигарету, помашет мне рукой?! «Кого бы ты хотела сейчас увидеть? – мысленно задала я себе вопрос. – С кем ты хочешь поговорить, Соня? С мужем, Идой, Эдуардом Соломоновичем? Петром Андреевым?» От чувства всесилия, способного хоть на мгновение вернуть мне знакомых из прошлого, у меня даже закружилась голова. Вдруг я заметила приближающуюся ко мне фигуру незваного гостя. Сперва, по силуэту, мне показалось, что это Сева, но из темноты на меня вышел совершенно незнакомый мне человек. Это был высокий худощавый юноша – черноволосый, темноглазый, с четко прочерченной линией скул. Красивый, он блеснул белоснежной улыбкой, опустился напротив меня и сел в позу лотоса.