Едва успели позавтракать, как от полковника Бухвостова пришло распоряжение – сниматься и без мешкотни следовать за полком. Женщины влезли в возок, Алешка бережливо хлопнул вожжами по бокам гнедого, поправил шапку на рыжекудрой голове, надвинув ее на лоб, как будто встречь ему дул свирепый ветер, и вместе с обозом они двинулись дальше по тракту вдоль Уреньской засечной черты, еще в недавнее время густо заселенной и охраняемой крепкими заставами в сторожевых башнях, а теперь из-за смуты опустевшей, и только в городках остались посадские, но без защиты. Все служивые казаки и стрельцы ушли либо к Синбирску в войско атамана Степана Разина, либо в другие отряды его многочисленных походных атаманов.
Несколько раз за день Дуняша принималась всхлипывать тайком от княжны Лукерьи, и той пришлось успокоить свою подружку. Тихонько, чтобы не слышал возница Алешка, прошептала:
– Ушел ведь твой Данилушка счастливо, что же печалишься? Рана за эти дни поджила, вечером я ее хорошенько повязала. До своих сотоварищей доберется, – и гладила девицу по гладко причесанным волосам, переходившим в дивную тугую косу.
– В лесу зверья дикого страсть сколько развелось! А еще волки стаями стали ходить или медведище навалится! – Почти рыдая, Дуняша смахнула слезы со щек и устремила взор в гущу осеннего леса, который обильно уже порастерял разноцветной листвы, особенно березки и осины, зато клены и могучие дубы на возвышениях еще стояли в великолепных желто-коричневых своих кафтанах.
– Нешто Данилушка с пустыми руками сошел от стрельцов? – еле слышно, всякий раз таясь от возницы, который высился на козлах впереди возка, проговорила княжна и на удивленный взгляд девицы с улыбкой пояснила: – Как уходил он, то прихватил стрелецкий бердыш себе в оборону. А с таким оружием никакой медведь ему не супротивник, одним ударом голову развалит!
– Откуда это тебе ведомо, Луша? – Дуняша так удивилась и обрадовалась этому известию, что заговорила довольно громко, отчего Алешка на козлах обернулся, подумав, что это к нему обращены слова девицы, хотя и не понял их смысла. Увидел, что его подопечные мирно шепчутся, насупил брови, убрал со лба повыше баранью шапку и вновь стал следить за дорогой – не приведи Господь наскочить на пень, колоду или в рытвину резко въехать колесом – сломается возок, и придется пеши тащиться до князя Борятинского в надежде, что у него сыщется свободный возок для княжны Мышецкой.
– Один из стрельцов нашим караульным поутру сказывал, – солгала княжна Лукерья, а про себя подумала: «Не надо ей этого знать до поры, покудова с Данилой не свидятся. Случись быть какой порухе, учинит ей князь Борятинский спрос, так, не ведая, и не откроет этого секрета».
Возница Алешка натянул вожжи, останавливая коня, – полковой обоз почему-то опять остановился. Вытянув длинную голую шею из ворота кафтана, он пытался разглядеть, что делается впереди, но из-за поворота дороги нельзя было увидеть, что происходит в голове походной колонны.
– Что там? Сызнова воровской шайки завал на дороге? – спросил Алешка, когда малое время спустя мимо обоза проехал конный стрелец.
– Встречный нарочный от князя и воеводы Борятинского к полковнику Бухвостову примчал! Сказывает, что недалече уже городок Урень на реке такого же названия, а в том городке в засечной черте на валу и в башнях тьма воровских казаков да стрельцов засело!
– Вот это да-а! – невесть чему радуясь, откликнулся Алешка и обернулся щекастым безусым лицом к княжне Лукерье. – Плохо же кончилось наше спокойное путешествие, в воровское скопище уперлись! Не сегодня, так завтра на той реке быть славному побоищу! Может, увидим и мы! Люблю баталии со стороны смотреть! Всякий раз, когда разинское скопище подступало к синбирскому кремлю, я пообок с воеводой Иваном Богдановичем стоял, служа у него для посылок. Хотелось бы и здесь все увидеть самолично. А тебе, Дуня, хотелось бы на такую баталию поглазеть?
– Типун тебе под язык, Алешка! – тут же одернула молодого парня Дуняша. – Это тебе не кулачные бои на льду Свияги! Тут не только зубы, но и головушку многие ратные люди потеряют! Умничаешь ты, покудова по молодости сам не попадал еще в кровавую свалку, вот и мелешь всякую чепуху.
– Как же! – огрызнулся уязвленный такими словами девицы возница. – Не для того сюда такое войско притопало, чтоб, раскланявшись с воровскими казаками, не перекинувшись ядрами, по домам расходиться! – И, чтобы подразнить Дуняшу, озорно пошутил: – Будет для меня счастливый час, так, может, и пофартит твоего своровавшего государю Данилку ухватить и, повязав, приволокти к ногам князя Юрия Никитича. За то и спрошу себе вольную. Овчинка стоит выделки, как ты своим бабьим умишком мыслишь, а?
Дуняша скептически глянула на сгорбленную спину малолетка, по возрасту не вошедшего еще в зрелую мужскую силу, съехидничала, не скрывая своего девичьего презрения к нему:
– Как зелененьким лягушонком наскочишь, так и откатишься с расквашенным носом! Данилушка тебя вмиг в бублик скрутит и ноги на шее тугим узлом свяжет. Ты супротив моего жениха, будто драчливый воробушек супротив сокола! Аль забыл, как отлетал от него, нечаянно ткнувшись на свияжском льду прошлой Масленицей? Битому псу только палку покажи, вмиг хвост под брюхо засунет!
Княжна Лукерья собралась было остановить перебранку, в которой ее наперсница могла проговориться – к счастью, Алешка не видел, что это именно Данила был ухвачен стрельцами, а потом счастливо ушел из-под стражи, но, похоже, Алешка и сам понял, что лишнего брякнул про то, что изловит беглого стрельца, первым пошел на мировую, тряхнул рыжими кудрями, засмеялся:
– Ну-ну, не щетинься злой ехидной, это тебе так не к лицу! Я пошутил про стрельца твоего. Хоть и в обиде я на него за оплеуху, так на то и кулачная, чтоб раздавать да собирать затрещины. А про баталию старые стрельцы завсегда говорят одинаково: что будет, то и будет, а еще и то будет, что и нас не будет! Смерть никому не в радость, разве что гробовщикам! Так у нас не такой промысел – гробы тесать… Ого, вот и сам полковник в нашу деревеньку едет, добрые вести на конце сабли везет! – снова пошутил Алешка, увидев Василия Бухвостова, который торопил вороного коня в их сторону.
– Княжна Лукерья, прошу вас проехать в голову полка! – не то попросил, не то приказал полковник, поднося руку к головному убору, но не снимая такового.
– А что случилось, полковник Василий? – Дрогнуло сердце у княжны: «Неужто кто приметил меня ночью около Данилы? Теперь опознают и скрутят руки, на спрос к воеводе Борятинскому потащат!» – подумала княжна Лукерья, но собралась с духом, улыбнулась и шутливо спросила: – Неужто кроме нас с Дуняшей некому следовать в авангарде? – И снова подумала, теперь уже о другом: «Должно быть, и в самом деле войско Степана Тимофеевича перешло с Волги сюда, на засечную черту. И, стало быть, вот-вот полки сойдутся, а мой Михась там, без моей помощи!»
– Пригнали гонца к нам. Требует князь Юрий Никитич, оставив обоз с охраной, стрельцам взять припас на три дня и спешно идти под Уреньский городок на засечной черте. Назавтра там должно быть сильное побоище.
– Свят-свят! – Дуняша побледнела, истово, словно боясь опоздать и не спасти свою душу, закрестилась, снова тщетно поискала глазами церковные купола – вокруг лес, и над лесом, тут и там, поднимались ввысь только макушки вековых дубов с редкими крикливыми воронами, которые перелетали с одного верха дерева на другой.
– Делать нечего, полковник Василий, не торчать же нам в обозе кто знает сколько дней! Едем! – И княжна Лукерья махнула рукой вознице, дескать, езжай, куда повелел полковник.
Полковник Бухвостов поехал рядом, время от времени бросая на княжну внимательные и вроде бы сочувственные взгляды.
– Вас что-то беспокоит, полковник Василий? – Княжна Лукерья была насторожена и несколько смущена его вниманием: нет ли какого тайного умысла во всех этих любезностях стрелецкого командира? Не подозревает ли он, по остережению воеводы Ивана Богдановича, что княжна Мышецкая может сделать попытку к бегству в стан разинцев, где у нее немало казаков и стрельцов ходят в добрых знакомцах и товарищах. Но полковник Василий вел себя настолько скрытно, что если и были у него какие-то сомнения, то он прятал их довольно успешно, и слова его немного успокоили княжну:
– Опасаюсь я за вас, княжна Лукерья. Ехать вам до Москвы еще так далеко, места вокруг взбаламучены мятежными шайками казаков, а то и просто заурядными грабителями. Я бы хотел самолично сопроводить вас, да вот не судьба – воевать надобно с этим казацким сбродом. Но тот гонец, что примчал от князя Юрия Никитича, сказывают, сам из Москвы, из Стрелецкого приказа. Если уговорите воеводу, быть может, с тем гонцом и отправитесь далее.
– Благодарствую за совет, полковник Василий, всенепременно уговорю. Гораздо безопаснее ехать с человеком, который хорошо знает здешние дороги, чтоб не заблудиться и не заехать в разбойные чащобы! – Княжна Лукерья сделала вид, что повеселела, а сама подумала: «Мне бы только увидеть хоть одним глазком, в какой сторонушке скачет на коне мой милый Михась! А от стражи воеводской уйти будет нетрудно – лиса не силой берет, а хитростью!» – думала так, полностью доверяя своей воинской выучке у казаков.
В голове колонны стрелецкого полка, который приостановился на обеденный привал, у солдатского котла сидел с миской и ложкой в руках рослый служивый в драгунском мундире и торопливо глотал гречневую кашу с салом. Рядом под седлом устало перебирал ногами сильный бело-серый конь в яблоках. Вокруг гонца толпились московские стрельцы, пытаясь дознаться каких-нибудь свежих новостей из первопрестольной, но с приближением полковника любопытствующие умолкли и поспешили оставить драгуна в покое.
– Вот, княжна Лукерья, тот самый гонец от князя Юрия Никитича… С ним и поедете теперь же к князю, да я вам дам в охранение трех конных стрельцов. А мы за вами поспешим пешим ходом, чтоб и вам у возможных завалов на дороге не торчать часами. – И кивнул головой на прощание. – Даст Бог, свидимся как ни то на Москве.