лить с коня рябого драгуна с перекошенным от злости ртом и тем самым получить драгоценные секунды обернуться в ту сторону, откуда донесся Лушин крик и куда развернул своего коня Еремей Потапов.
Позади казачьей лавы, которая почти разрубила драгунскую конницу надвое и готова была поспешить на помощь своей пехоте около Уреньского городка, где стрелецкие полки сошлись вплотную с войском атамана Романа Тимофеевича, метрах в пятидесяти, Луша, одетая в казачью одежду, рубилась с драгуном. Она ловко управляла белым конем, постоянно занимая позицию так, что драгуну приходилось отбиваться от ее яростных ударов через левое плечо. Драгуну на помощь подоспел еще один всадник на бурнастом жеребце, вскинул саблю, но княжна Лукерья успела подставить свой клинок… С ее головы слетела казацкая шапка, длинные косы упали на спину.
– Лу-уша, ты-ы? – Драгун лишь на секунду остолбенел, поднятая для повторного удара сабля замерла на взлете.
– Филиппок! – вскрикнула княжна Лукерья, пораженная этой негаданной встречей не меньше своего друга детства. И тут за спиной Филиппа выросла фигура крупного всадника, взметнулась тяжелая изогнутая адамашка.
– Еремка, не бей его! – только и успела взвизгнуть княжна Лукерья, забыв, что они не на гулянке близ околицы села, а на поле боя. Еремей все же успел поймать ухом предостерегающий крик Луши, но руку совсем остановить не смог – его адамашка скользнула по сабле Филиппа, и драгун, который все еще во все глаза смотрел на княжну Лукерью, какой-то миг не чувствуя боли, перевел глаза на свою правую руку… без кисти и без сабли!
– Луша, остерегись! – заорал теперь уже Еремей – драгун, с которым до этого рубилась княжна Лукерья, успел развернуть коня и был теперь правым боком к всаднице, и только вид двух темных кос, упавших на спину почти до седла, задержал его на короткий миг от хлесткого удара по неприкрытой загорелой шее…
Михаил подлетел на своем коне вовремя, перехватил драгуна, сильным ударом вышиб саблю из его руки, а потом хлестнул наискось.
– Еремка, уходим! – крикнул Михаил Хомутов, левой рукой взял повод коня княжны Лукерьи, которая все смотрела на покалеченную руку своего молочного брата: с полминуты Филипп держался в седле, как живое изваяние, а потом упал с коня – сам ли слез или лишился сознания, того княжна Лукерья узнать не смогла…
– Уходим в лес, Еремка! Драгуны разворачиваются, могут перехватить нас! Вертиду-уб! Пробивайся к проезжей башне с конными казаками к атаману! Я попозже к вам пристану! – прокричал Михаил Хомутов сотнику донских казаков, который неподалеку рубился сразу с двумя молодыми драгунами, один из которых довольно скоро вылетел из седла, словно его оглоблей вышибли на землю.
– Добро, Миша-а! – отозвался Вертидуб и к своим казакам: – Рубись, братки, до атамана! Гуртуйся вокруг меня и вали дружно, не отставай!
Три возбужденных сражением коня взяли в бег почти с места, из-под копыт полетели комья влажной после недавних дождей земли, густой лес на холме, где совсем недавно стоял сотник Хомутов со своими казаками, быстро приближался, обещая укрытие и спасение.
На верхней части склона холма Михаил Хомутов попридержал коня, обернулся посмотреть на поле боя: густая масса стрельцов в красных кафтанах обступила Уреньский городок, конные казаки и самарские стрельцы, ведомые храбрым сотником Вертидубом, прорубились-таки сквозь драгунскую лаву и стрелецкие ряды к проезжей башне, где сражение шло столь упорное, что противники то и дело сходились на ближний огневой, а то и рукопашный бой, когда в дело шли бердыши, пики, сабли и кинжалы с засапожными ножами…
– За нами гонятся конники! – рядом с Михаилом остановился Еремей Потапов, тяжело дыша и утирая ладонью взмокшее рябое лицо. – Смотри, Миша, вона опушкой с десяток драгун пустились в угон за нами. Поспешим, иначе перекроют дорогу, и нам не уйти будет от них на открытой пойме!
– Дуняша там! – вдруг подала впервые после встречи свой голос княжна Лукерья, вспомнив о служанке, но тут же сообразила, что возвращаться на восточную окраину леса, в ту сторону, где были конные драгуны, сущее безумие – Дуняша теперь со страху забилась в такую чащобу, что ее не так запросто сыскать будет, а тут еще преследователи на хвосте! Она ткнула пятками в бока белоснежного коня и погнала его в гущу леса, рядом с милым Михасем, а Еремей Потапов скакал позади, беспрестанно оглядываясь – не появились ли драгуны на просторном тракте, который в этом месте, как на грех, тянулся прямой нитью почти на версту.
– Пока не видно! – оповестил Еремей Потапов своего сотника, который быстро оглянулся себе за спину. – Они прикрыты холмом, но скоро объявятся!
Дорога, по которой они уходили от преследователей, влажная и истоптанная конскими копытами, наконец-то свернула влево, и почти в тот же момент позади показались припавшие к конским гривам драгуны. Продравшись опушкой к холму, объехав его подножье, они приметили уходящих разинцев в тот момент, когда те исчезали за поворотом проселочного тракта.
– Ерема, смотри по бокам какую ни то тропку! Надо оставить большак, иначе они до самой Москвы будут за нами гнаться! У них кони свежее наших, в сече не участвовали!
– Добро, будем смотреть! Тутошние мужики непременно тропинок должны были понаделать! – отозвался Еремей, сам отлично понимая, что долго скакать они вот так не смогут – вот-вот навстречу мог случайно попасться дозорный отряд князя Борятинского – и капкан тут же захлопнется. Тогда только в сабли кидаться, чтоб не попасть живыми в руки беспощадного воеводы! Петля или топор палача куда позорнее, чем пуля или сабля драгуна!
– Есть, нашлась тропка! Попридержим коней! – Михаил Хомутов сам заметил заросшую травой тропку, которая пересекала дорогу справа налево, а впереди большак снова делал крутой изгиб.
– Слава Богу, он на нашей стороне! – порадовался Еремей Потапов. – Псы боярские, эти гончие твари с ликами человеков, проскачут мимо, полагая увидеть нас за вторым поворотом. Куда едем? На правую или на левую сторону?
Михаил призадумался, прикидывая, где безопаснее, но княжна Лукерья решительно дернула повод своего коня и съехала с большака вправо, и уже в чаще пояснила свое решение:
– Объедем драгун воеводы Борятинского со спины, где они нас не думают ожидать. Заодно увидим, чем закончится сражение около Уреньского городка. Там же поищем мою служанку, которая стала доброй подружкой в моих бегах. Негоже Дуняшу в этаком диком лесу оставлять одну, я перед Господом за ее душу и тело в ответе.
– Хорошо, Лушенька, сделаем, как ты советуешь, – охотно согласился Михаил Хомутов, направляя своего коня вслед за конем княжны. Они быстро покинули тракт и углубились в лес, чутко прислушиваясь, не объявятся ли поблизости вражеские конники. Драгуны проскакали мимо, когда от большака до беглецов было уже более ста саженей, и за плотной завесой деревьев, которые не совсем еще лишились летней одежды, не приметили трех всадников, бережливо уходящих к югу, в сторону Уреньского городка, но значительно восточнее проезжей башни. Иногда с порывами ветра с той стороны доносились разрозненные или залповые выстрелы, изредка палили пушки, а людские крики, ржание коней почти заглушались вороньим гомоном над головами всадников.
– Держится еще наш друг атаман Ромашка, – негромко проговорил Михаил Хомутов, а в голосе княжна Лукерья уловила нескрываемое сожаление, что в такую роковую минуту его нет рядом с товарищами. Зато объявилась милая Лушенька! Он посылал верных друзей в Синбирск спасти ее – и такая горькая неудача вышла из этой затеи: погиб наипервейший друг Никита Кузнецов! А Лушенька вдруг нежданно-негаданно сама объявилась! Угадать бы такое наперед, и был бы Никитушка жив-здоров рядом, всегда готовый подставить плечо и прикрыть спину в любой сабельной рубке, как это и было прежде не один раз за долгие годы стрелецкой службы… Кабы знать, где упасть! Вот крадутся они глухой тропинкой в чужом лесу, а вон за тем, справа от них упавшим деревом, быть может, затаился десяток стрельцов с ружьями! И в сторону не метнешься – заросли не пустят!
– Кажется, обошли холм, – подал голос ехавший впереди Еремей. – Вона, видите, сквозь ветки светлеется опушка. Будем выходить?
– Господь с тобой, Ерема! – отозвалась за сотника княжна Лукерья. – Надо проехать ближе к реке, я там в овражке оставила Дуняшу и двух коней на привязи. Ежели драгуны на нее наткнулись – пропала девка, а ежели нет, она там ждет меня.
– Отчаянная ты, княжна Луша, и нет конца моему восхищению, – покачивая большой головой, проговорил Еремей, бережно отводя руками встречные ветки, которые простирались над тропинкой. – Скажи, как удалось уйти от воеводы Борятинского? Да еще и в этом казацком наряде? Будто волшебное слово знаешь, как птицей обернуться да из терема через окошечко вылететь на волю!
– О том долгий сказ, братка Ерема! – с печальным вздохом отозвалась княжна Лукерья. – Вот ежели счастливо выберемся из нынешней беды, тогда и повспоминать можно будет. А более того, поразмыслить о том, как далее жить, потому как… почувствовала я днями, – княжна Лукерья прервала себя на полуслове – впереди и правее послышалось призывное конское ржанье, конь под княжной встрепенулся, отозвался коротким ржаньем.
– Узнал конь своих, – обрадовалась княжна, повернулась назад, где ехал Михаил Хомутов, продолжая все так же внимательно смотреть по сторонам и слушать все подозрительные звуки леса. – Дуняша там ждет нас! Поди, извелась до крайности, столько времени меня не было.
– Не наскочить бы на стрелецкую засаду поблизости. Вдруг надумают девицу твою использовать как приманку? Охотники на уток довольно часто так поступают! – забеспокоился Михаил. Теперь, когда Луша рядом, такая знакомая, близкая и в то же время чем-то неузнаваемая, он начал переживать за нее еще больше. Знал, что если теперь отчаянная беглая княжна Мышецкая вновь попадет в руки воеводы Борятинского, так просто оправдать свое появление на поле боя в казацком наряде будет нелегко – многие видели, как она секлась с драгунами, да и тот молодой драгун без кисти наверняка огласит ее перед воеводой…