– Аль он тебя чем обидел? Скажи, я мигом его окорочу так, что этот князюшка не посмеет более высовывать свое свиное хрюкальце!
Дуняша сочла нужным сказать не о ночных происшествиях, связанных с посылкой полового парня Луки к пронскому воеводе с изветом на сотника, коль княжна приказала молчать, а о другом:
– После завтрака, когда ты с Демьяном был уже в сенцах, этот князь возьми да и скажи моей госпоже такое: «Не лучше ли, княжна Лукерья, вам отказаться от услуг чужого простолюдина? Прикажите сотнику Аристову возвратиться в Синбирск, а я сам с огромным удовольствием буду сопровождать вас до Москвы. И передам вас целехонькой в руки вашей тетушки!»
Михаил вскинул брови так резко, что маленькая родинка над левым глазом поднялась к глубокой продольной складке лба, кровь прихлынула к вискам, и он с трудом сдержал бранные слова, которые едва не слетели с его губ:
– И что же княжна ему в ответ?
– Она сказала, что не может, да и не хочет отменять приказ воеводы князя Милославского. Сотнику велено ее проводить до Москвы, он и проводит. А князь Трофим пускай поступает, как ему велит его ратный долг. Может ехать с ними, а может и скакать быстрее по своим делам, они ему не помеха. До сей поры ехали бережно, так же бережно и далее поедут.
– Молодец, Луша! Хорошо ответила. И что же князь Трофим после этого? Успокоился?
– Заговорил о погоде… Надо нам остерегаться этого драгуна, Миша, не доверяй ему.
– Ты умница, Дуня. Я и на полушку ему не доверяю. Что-то он больно извилист весь, как уж под вилами! Будем смотреть за ним не в оба, а во все шесть наших глаз!
Пополудни повстречался им на тракте еще один постоялый двор, также обнесен новым высоким забором, с крепкими воротами. Угрюмый хозяин с черными раскосыми глазами, с коротко остриженной бородой, в которой уже щедро поблескивали седые волосы, открыл двери рубленой просторной избы, спросил, будут ли гости обедать и останутся ли ночевать?
– И отобедаем, и комнаты нам приготовь почище, – не спрашивая согласия спутников, за всех ответил князь Трофим. Михаил молча переглянулся с княжной Лукерьей, как бы спрашивая, почему Демьян сказал им про какой-то шалаш, а не обмолвился, что по пути будет еще жилье до наступления ночи?
«Надеялся князюшка, что воеводские ярыжки нагонят нас либо здесь, пока будем обедать, либо в том шалаше, если припоздают», – догадалась княжна, но виду не подала, решила играть с князем в прятки до последней возможности, чтобы не брать на душу еще один тяжкий грех. Она напустила на себя озабоченный вид и сказала, с усмешкой покачав головой:
– Нешто так должен поспешать государев гонец с вестями от войска? Воевода князь Юрий Никитич прознает – быть большому гневу! Надо спешить, князь.
Драгунский ротмистр едва не вскипел на такую проповедь, но тут же совладал с нервами, покривил губы и небрежно ответил:
– Добрые вести можно и не так спешно доставлять к государю. Побили воровскую ватагу – ну и ладно! Это же не нашествие крымского хана с несметным войском, чтобы загонять коней по дороге со страшным сообщением.
– Воля ваша, князь Трофим, а мы обедаем на скорую руку и отправляемся дальше. Надоела мне эта дорога, седло, хочется хоть на день-два, да пораньше приехать в Москву.
Князь Трофим снова скорчил недовольную мину, потом развел руками, с сожалением проворчал:
– Не понимаю вас, княжна Лукерья! Через три-четыре часа начнутся сумерки, где ночевать будем?
– А где вольные птички ночуют? – засмеялась княжна. – На веточке, в кустиках. Так и мы. Пусть волки нас боятся, а не мы их. К тому же Демьян говорил про какой-то надежный шалаш по дороге, аль вы забыли о нем? Так вы с нами?
Скрепя сердце, князь Трофим согласился ехать дальше вместе с ними, потому обедали горячими мясными щами без мешкотни, подкормили за это время коней овсом и пошли к воротам. Князь Трофим уходил последним и уже на крыльце о чем-то недолго переговорил с хмурым хозяином постоялого двора, на немой вопрос княжны сказал:
– Я спросил, не шалят ли разбойные ватаги по тракту. Он успокоил, что слухов нападения на проезжих у них давно уже не было, так что будем ехать без тревоги.
– Ну и славно! Кони передохнули малость, поскачем, – княжна Лукерья тронула коня под бока пятками, пустив его в легкий, не слишком утомительный бег. Чуть пригнувшись, рядом с ней догнал коня и драгунский ротмистр, время от времени оглядываясь на сотника и внимательно всматриваясь в даль, словно ждал кого-то.
«Гляди, гляди в оба, авось что и увидишь, – со злостью думала княжна Лукерья. – К твоему тайному посыльщику, не иначе, уже обитатели озера присматриваются, да и он на них таращит свои глаза, как таращил на меня, когда я из кустов на него выскочила! Даже и «караул!» не успел прокричать!»
– Скоро ночь надвинется, – князь Трофим попридержал бег коня, поднял голову, посмотрел на сумрачное небо, передернул крепкими плечами, добавил: – Скоро вовсе стемнеет. Надо нам искать ту самую боковую дорогу к сплаву, про которую говорил Демьян. Думаю, там действительно подходящее место для ночлега. А ты как думаешь, сотник Аристов? – Тон, которым были произнесены эти слова, говорил Михаилу, что ротмистр Квашнин относится к нему не как к равному, а как боярин к дворовому.
Это высокомерие покоробило Михаила, но он сдержал вспыхнувший в душе гнев, решил: «Рано собаке палку показывать, пущай еще потявкает малость. Знать мне надобно, что именно ему наговорил князь Борятинский о моей Луше? И с чем он на Москву едет, только ли с воинским донесением? А может, вместо безрукого Филиппка этого драгунского ротмистра послали в угон за нами? Но как проведать о подлинном его намерении?»
– Думаю, князь Трофим, на берегу Оки, где жили сплавщики, и в самом деле укромное место для ночлега. И от тракта в стороне – а ну как по темному времени какие гулящие людишки мимо толпой проедут? Навалятся кучей, так что и вдвоем не отобьемся!
– Нам княжна Лукерья подсобит, – с усмешкой пошутил ротмистр. – Вона, при пистолях да при сабле наша воительница, будто сказочная богатырша!
Княжна Лукерья рукой отмахнулась, сама над собой пошутила, поняв, что сказал это князь Трофим неспроста – либо знал о ее воинской выучке, либо узнать решил доподлинно:
– Ну, какая из меня воительница! Так себе, один обман, не более того. Деревенских мужиков только стращать, а ратного человека моим нарядом только потешать до слез!
– И то верно, княжна! Щедровитый[30] оспы не боится, ратного человека девкой не испугать, – с насмешкой, словно провоцируя к более открытому признанию своих возможностей княжной Лукерьей, произнес драгунский ротмистр и стал поглядывать вправо от проезжего тракта, отыскивая то место, где два или три года тому назад была просечная дорога к реке Оке, вдоль которой и пролегал тракт от Пронска к Рязани.
– Скорее бы в Рязань приехать, – о другом заговорила княжна Лукерья, – в бане отпариться да в теплой постели поспать! А вам хорошо знаком рязанский воевода, князь Трофим? Давайте напросимся к нему в гости, наверняка есть чем угоститься у воеводы!
– Если бы воеводы принимали у себя каждого гонца из окраины к Москве, у него к Рождеству и сухарей в доме не осталось бы! Нет, княжна, рязанского воеводы я не знаю, тем более что он на этой должности совсем недавно, с полгода, как мне сообщали на постоялом дворе в Рязани. Вы – другое дело, вы – княжна, одно имя ваше откроет любую дверь!
– Надеюсь побывать у государя Алексея Михайловича, – с надеждой проговорила княжна Лукерья, – есть у меня к нему душевный разговор, думаю, что государь меня примет и выслушает.
Князь Трофим с удивлением посмотрел на нее сбоку, но подробно расспрашивать не стал, догадался, что об этом, сокровенном, она делиться со случайным попутчиком не станет.
Через несколько минут молчаливой езды справа действительно обозначилась изрядно уже заросшая проселочная дорога. Должно, ее имел в виду хозяин постоялого двора, когда предупреждал о шалаше.
– Свернем? – спросил Михаил, внимательно всматриваясь в густую тьму, которая, словно утренний туман, теперь неслышно поднималась от земли, заволакивая кусты, стволы деревьев с полуоголенной уже кроной, и только наверху, где видны были отсветы вечернего заката, тьма еще не властвовала.
– Свернем, это, должно, и есть та дорога к сплаву, – согласился ротмистр и как бы ненароком уступил дорогу Михаилу, а сам стал выправлять коня следом за ним.
«Шалишь, князек, мы тебя без догляда не оставим», – подумал Михаил и, проезжая мимо княжны Лукерьи, чуть приметно кивнул ей головой в сторону князя Квашнина и подмигнул – дескать, следи за ним внимательно.
Княжна Лукерья поняла опасения Михаила и как бы им обоим присоветовала:
– Осторожнее ступайте, во тьме колдобина может коню под ноги попасть… А мы бережно за вами, след в след, – и к Дуняше с ободряющим словом: – Не отставай, голубушка, от меня, а иначе здешний леший может польститься на твою красу и уволочет в темное подкоренье, кинет на ложе из сырого мха.
– Ой, не стращайте меня, княжна Луша! – простодушно воскликнула Дуняша. – У меня и без того спина затвердела, будто кора дубовая! Скорее бы домой нам добраться!
– Доберемся! Уже больше проехали, нежели осталось. Да и дорога от Москвы будет стократ спокойнее, нежели по засечной черте, – утешала княжна свою служанку-подругу, стараясь быть как можно ближе к коню драгунского ротмистра, чтобы следить, не тянется ли его рука к поясу с саблей или к приседельным карманам с пистолями. К реке спускались довольно долго, минут десять, на берегу сразу же отыскали просторное место былой стоянки – видны были черные круги от больших костров, а под могучим, в два обхвата дубом виден просторный, добротно сложенный шалаш.
– Верно говорил Демьян, именно здесь сплавщики леса жили, – порадовался Михаил, соскочил с коня, подошел к шалашу, заглянул вовнутрь – не прячется ли там вражеская засада? – Пусто! И постелено травы изрядно, так что нашим дамам спать здесь будет весьма удобно! Молодец Демьян, дай Бог тебе крепкого здоровья!