– Ироды! Нелюди! Да проглотит вас земля раньше срока! Да перевернутся в гробах ваши предки до седьмого колена! Идите, старому стрельцу за честь умереть в драке! Ну, кто первый на мою алебарду – я не боюсь вас! – прокричал Семен Хомутов ватажникам и, не оборачиваясь, спиной отступил на двадцать шагов к крыльцу, на котором с оружием в руках металась княжна Лукерья, насмерть перепуганная видом упавшего мужа. Антипка едва успел ухватить ее за руку, чтобы княжна в отчаянии не кинулась к молодому сотнику, который все так же неподвижно лежал за колодой.
– Миша жив! – успел сказать негромко Семен Хомутов перепуганной до отчаяния княжне. – Это ратная хитрость! Антипка, готовсь, сейчас мы кинемся ему в подмогу! Луша, ты не рискуй собой, будь у крыльца, мы их сюда не пустим!
– Михась жи-ив? – словно не поверив словам Семена, повторила упоительное слово княжна Лукерья, сделала попытку улыбнуться, но улыбка получилась, скорее, недоуменная, чем радостная – мышцы лица все еще были словно закаменелые. Потом, видя, что ватажники откинули жерди в воротах и кучно вошли на подворье, она сжала губы, взвела курки обоих пистолей, локтем левой руки проверила, на месте ли сабля в ножнах на поясе. Ярость предстоящей рубки охватила княжну Лукерью, и она громко выкрикнула: – Ну-у, воровское отродье, кому жить надоело, идите за своей смертью! Ужо троих, а положу на землю непременно!
До черной колоды оставалось шагов двадцать, не более, когда Михаил резко вскинулся на ноги и два ствола пистолей смертельными черными зрачками уставились в лицо чернобородому атаману в новом суконном кафтане, перетянутом красным поясом, а за поясом торчала кривая казацкая сабля в ножнах – так был уверен в легкой победе своих сотоварищей, что даже саблю не счел нужным вынуть.
– Я вас не звал сюда! – Михаил почему-то вновь выкрикнул эту фразу как оправдание перед Господом и разом спустил оба курка. Брови атамана вскинулись от удивления, он хотел что-то произнести, но пуля опередила возглас, ударила в грудь, а Михаилу показалось, что из еле заметной дырочки наружу порхнул или клубочек летней пыли, или это преступная душа покинула грешное тело. Рядом с атаманом, перегнувшись вдвое, взвыл раненный в живот мужик в сером полушубке. Он пытался, было, устоять на ногах, облокотившись на древко рогатины, но, подобно одинокому стебельку ковыля на резком ветру, склонился вбок и упал на своего атамана, поджимая и вытягивая ноги в грязных лаптях.
Ватажники на несколько секунд замерли оторопело, будто не роковые выстрелы, а Божья кара с неба упала на грешные головы. Не давая им опомниться, Михаил отбросил пустые пистоли, выхватил еще два и снова в упор выстрелил в ближних ватажников, почти не целясь, а затем со зловещим свистом выхватил из ножен тяжелую адамашку и кривую саблю князя Трофима, бесстрашно бросился на оторопелую толпу, яростно размахивая сразу обеими саблями, что выдавало в нем отчаянного и опытного рубаку. От крыльца ему в подмогу успели подбежать старый сотник и громко орущий для бодрости Антипка с вилами, а следом за ними, позабыв обо всем на свете, кроме как о желании спасти от гибели любимого Михася, поспешила княжна Лукерья с тремя пистолями. Старый сотник своими выстрелами в толпу убил или тяжело ранил двоих разбойников, а затем с размаху рубанул алебардой молодого ватажника, который деревянными вилами ловчил ударить сбоку Михаила. Бывалый мужик, на которого налетел с вилами Антипка, сумел увернуться, вскинул над головой топор, но парень успел перехватить его руку, ударил кулаком в оскаленные зубы, они сцепились и упали на мокрую траву подворья, но тут подоспела княжна Лукерья и выстрелом в спину угомонила разбойника. Антипка проворно вскочил на ноги, без вил, но подхватил чужой топор и кинулся на другого ватажника, тот отмахнулся древком копья, облапил Антипку руками, и они вновь сцепились в кулачной потасовке, с уханьем и кряхтеньем нанося друг другу крепкие тумаки.
Михаил яростно рубился двумя саблями, нанося удары, отбивая чужие. Несколько раз скользящие удары чужих сабель падали на его плечи, рассекли в двух местах на груди драгунский мундир, но крепкая кольчуга, к немалому удивлению разбойников, выдерживала эти удары. Михаил старался уберечь свою голову, опасался лишь резкого выпада копьем или тяжелыми вилами в спину или сбоку, потому и его тяжелая адамашка со свистом взлетала и падала на ватажников, заставляя их не столько нападать, сколько отбиваться от него. Уже троих достала его страшная персидская сабля, располосовав овчинные тулупы или полушубки. За спиной неожиданно бабахнул пистоль, и пообок с Михаилом, скорчившись, упал русобородый мужик, которого он пожалел там, у брода.
– Спаси тебя Бог, Лушенька! – только и успел отозваться на эту выручку Михаил и тут же с диким криком: «Рубии-и рвань разбойную!» – обрушил адамашку на голову в серой бараньей шапке. Разбойник вскинул, было, топор защитить себя, но малость не успел – удар пришелся не по древку топора, а по руке почти у локтя. Топор с отрубленной рукой упал под ноги Михаилу, а разбойник с рассеченным правым боком какой-то миг еще стоял на ногах, потом сложился вдвое и рухнул на землю.
– Бегу-ут! Бегу-ут, изверги! Наша берет, ура-а! – размахивая над собой тяжелой сверкающей алебардой с окровавленным уже топором, Семен Хомутов гнался за двумя разбойниками, у которых в руках были только топоры на коротких рукоятках. Следом за ним со своими уже вилами бежал Антипка, а перед Михаилом трое ватажников отчаянно отбивались от сотника казацкими саблями, все еще не желая верить, что атаман их погиб, а большинство сотоварищей постреляно и порублено. Рядом с Михаилом с обнаженной саблей и с пистолем в руке находилась княжна Лукерья, готовая в любую секунду прийти ему на помощь и защитить от бокового удара оставшимся выстрелом. Михаил да и княжна не видели, как отважная Дуняша, пересиливая жуткий страх боя, вслед за княжной сбежала с крыльца к колоде, подняла два пистоля Михаила и стала торопливо заряжать их, используя кису с порохом и пулями, которые перед боем в избе дала ей княжна, повелев перезаряжать оружие, как она ее учила еще раньше, в лесу после нападения трех драгун.
– Княжна Луша, вот два пистоля, возьмите, они заряжены! – торопливо прокричала Дуняша, подбегая к своей хозяйке и протягивая в каждой руке по пистолю.
– Молодец, сестричка! – тут же отозвалась княжна Лукерья, не оборачиваясь, приняла пистоли, а сама шаг за шагом шла слева от Михаила, который услышал голос Дуняши, на миг остановился, перестав преследовать ватажников, которые тоже увидели новые пистоли в руках княжны, прибавили резвости и думали не о нападении на драгунского ротмистра, каковым они считали Михаила, а о своем спасении.
– Луша, дай два пистоля мне! Я сей миг добью этих разбойников! – Зажав сабли под мышками, Михаил мельком глянул на пистоли – не забыла ли девица насыпать порох на полочки? – Ну, ворье, держись за небо, чтоб не высоко падать пришлось!
Выстрелить он не успел – сбоку послышался отчаянный крик, Михаил глянул направо: на Антипку наскочил ватажник с копьем, ловко поднырнул под вилы парня, крепким ударом выбил их из рук и всадил в парня наконечник. Семен Хомутов кинулся к Антипке, чтобы свалить ватажника алебардой, но, к несчастью, поскользнулся на сырой земле, упал на колени, сам оказался на грани смерти: выдернув кровью обагренное копье из Антипки, рычащий от злости мужик кинулся на старого сотника, но пуля остановила его – Михаил торопился, потому выстрел угодил ватажнику в правый бок, он выронил копье, зажал побитое место рукой и побежал, спотыкаясь, к телеге, куда бежали еще четверо уцелевших разбойников, а двое возниц, оставленных атаманом при лошадях, торопливо разворачивали телеги в сторону тракта, опасаясь теперь погони за ними самими…
– Антипушка! – кричал старый сотник, поднимая парня за плечи, а рядом со слезами на глазах на коленях стояла уже Дуняша, заглядывая парню в лицо. – Антипушка, ты живой? Княжна Луша, глянь, что с ним? – Хотя и сам видел, что копье ватажника глубоко пробило парню правое плечо – кровь окатила края прорванного кафтана и стекала под правую мышку, из-под которой торчал сломанный стебель полузасохшей полыни.
Ловкими движениями княжна Лукерья расстегнула кафтан, кинжалом разрезала набухшую от крови рубаху около раны, отхватила кусок полы своего нового сарафана, сложила его и прижала к ране. Антипка тяжело дышал, не открывая глаз и, похоже, был в полуобмороке от боли.
– Михась, дядя Семен, снесите Антипушку в избу! Дуняша, достань из корзины с бельем свежие рушницы, а в углу ларец резной, там мои лечебные травы, принеси быстрее! Голубчик, Антипушка, как же ты не уберегся от этой вражины? – княжна наклонилась над парнем, которого за плечи и ноги несли Михаил и Семен, шла рядом, придерживая мокрую от крови тряпицу у раны.
– Дюжим мужиком оказался тот разбойник, – тяжело дыша от недавнего боя, пробормотал старый сотник. – И, видать, бывалый копейщик, ловок, потому и одолел Антипку… Кабы мне не отстать от парня, уберег бы, да самого двое взяли в крепкий оборот, едва алебардой отбился, посек одного до смерти, так второй отбежал прочь…
– Нешто в такой суматохе за всем уследишь, когда их вон сколько на нас навалилось, – тут же отозвался Михаил, придерживая Антипку под руки и пятясь к крыльцу. – Вон, кабы милая Лушенька не отбила душегуба у моего бока, и меня могли бы посадить на вилы. Кто знает, сдержала бы кольчуга такой удар или прорвалась бы… Осторожно, ступеньки, не споткнитесь, дядя Семен. – Пятясь по крыльцу к двери, Михаил успел оглядеть место недавней схватки, где лежали замертво или корчились в муках полтора десятка ватажников, а прочие, отбежав к телегам, о чем-то отчаянно спорили, размахивая руками и указывая в сторону избы лесничего.
Княжна Лукерья сдернула с деревянной кровати толстое рядно, свернула его вдвое и постелила на широкую лавку у окна. Антипку положили на спину, не снимая одежды, чтобы не тревожить рану. Михаил проворно растопил печь, налил в чугунок воды из кадушки у порога, ухватом задвинул чугунок в самый огонь.