Дженаро навис сверху, перед глазами мелькнуло острие шпаги. И тогда пришлось прибегнуть к подарку Гротта, пользоваться которым очень не хотелось, но иногда жизнь не оставляет выбора.
Герман перекатился в сторону и, выхватив из крепежа под пиджаком короткий узкий кинжал, поднырнул под руку Дженаро и вонзил клинок ему в стопу. Мужчина вскрикнул, выругался, и этой заминки Герману хватило, чтобы отскочить подальше и выставить перед собой свое скромное оружие.
– Вы работаете на Леннарда? На Михеля? Кто велел вам убить Альберта?
– Зачем тебе знать? – Дженаро справился с болью, но пока не спешил переходить в наступление. Он устал и был загнан в угол. Он сам понимал, что пути назад нет, а впереди его никто не ждал. Герман пытался понять его мысли, но мог лишь ощущать чувства, из которых наугад строил предположения. И в этом была его главная сила.
– Вы не должны были оказаться здесь. Так ведь? Вас обманули? Бросили разбираться с проблемой без поддержки и помощи?
Герман жадно следил за реакцией и видел, что его слова попадают в цель хотя бы отчасти и рождают в Дженаро зерна сомнений.
– Они хотели от вас избавиться, – безошибочно угадал Герман его тайный страх. – Вы провалили задание.
– Это не так!
– Вы понимаете, что вас списали со счетов?
Он говорил, а сам подпускал в голос внушения, понемногу, чтобы слова казались учителю убедительными. Ведь он сам верил в это, Герман лишь помогал ему осознать истину. Дженаро был растерян, рука со шпагой чуть подрагивала. Еще немного усилия, и он сдастся. Оружие Германа – не магия, не артефакт и не кинжал. Менталисты могут управлять людьми, нужно только очень захотеть.
– Они обещали, что все пройдет хорошо, – неуверенно пробормотал Гаспар. – Нужно было только убедиться, что память не вернется, а если это случится, аккуратно его устранить. Но все пошло не так. Михель обещал, что проблем не будет, я должен был только убедиться, что все в порядке. Я не понимаю. Я не виноват, это не моя вина.
Они. Значит, Михель и Леннард.
– Почему Альберт?
– Мне просто заплатили, – отмахнулся Дженаро, еще больше теряясь. – Просто заплатили!
Дженаро почти сдался, Герман внутренне ликовал. Все обойдется без крови, он сможет.
Это его и подвело.
Герман расслабился и не заметил, что Стефания подняла шпагу Альберта и подходила к Дженаро со спины. На ее лице была написана отчаянная решимость. Герман увидел ее, и его собственная решимость дрогнула. Стефания смотрела прямо перед собой и сжимала рукоять обеими руками, как меч. Она собиралась убить Дженаро, и эта слепая жажда убийства напугала Германа. Он не мог отвлечься, чтобы остановить ее, он должен продолжать говорить с Гаспаром, но голова наполнилась шумом. С непривычки Герман слишком переутомился. Чуть дальше лежал на камнях Альберт, он не двигался, но Герман чувствовал, что тот жив, скорее всего, потерял сознание. Воля Германа рассеялась между ними тремя, и непрочная нить, связывающая его с Дженаро, прервалась.
Стефания прыгнула, выбрасывая вперед руку со шпагой.
Дженаро рванул шнуровку рубашки и сдернул с шеи кулон.
Герман зажмурился на мгновение, а когда сумел открыть глаза, увидел, что Стефания висит в воздухе, держась за горло. Шпага валялась на земле, а прямо над ней конвульсивно дергались носки ее туфелек.
– Та самая принцесса? – Дженаро предупредительно взмахнул шпагой, и Герман отшатнулся. – Я знаю, кому бы очень хотелось получить в подарок ее труп. Два тела вместо одного, и я не только получу обещанную награду, но и гораздо, гораздо больше! – Он захохотал точно безумный. – Спасибо тебе, спасибо, моя Богиня! Ты не оставляешь меня и в этой дыре!
Стефания захрипела, пальцы до крови царапали пережатое невидимой удавкой горло. Германа затопила паника, он потерял контроль, и все потраченные усилия вернулись к нему увеличенным зарядом. Грудь сдавило.
– Отпусти ее, – попросил он, больше ему ничего не оставалось. Мозг работал на износ, но выхода как будто бы не было. Гаспар же его словно не услышал:
– Ее всюду ищут, а она так хорошо спряталась. Умная маленькая красавица. Гаспар не обидит тебя, просто расслабься.
Стефания попыталась что-то сказать, скорее всего, какое-нибудь проклятие, но глаза закатились, и она стремительно слабела.
– Фанни! – Забытый всеми Альберт, шатаясь, подбежал к ней и неловко обхватил за пояс, пачкая в своей крови. – Герман! Она же умрет!
Возможно, не хватало именно этих слов, произнесенных вслух. Герман снова перехватил взгляд Дженаро и грубо ворвался в его тонущее в безумии сознание. Едва ли наставник Арефий гордился бы такими успехами бывшего ученика, но сейчас главное – спастись. Нет, главное – спасти друзей.
Это было противно и мерзко, верхний ментальный слой будто покрыт слизью, и Герману казалось, что он копается руками в болотной тине. Он устремился глубже, хотя прежде никогда этого не делал, лишь читал в учебнике истории, как менталисты древности вселяли ужас в жителей всех обитаемых миров. Герман отдавал себе отчет в том, что может повредить рассудок учителя или даже убить его, но никто не учил его, приходилось импровизировать. В какой-то момент страх причинить боль отступил, и на его место пришла холодная сосредоточенность хирурга. Возможно, мелькнула и исчезла мысль, он сейчас походил на Вальтера, и это сравнение Герману не понравилось.
Дженаро понял, что происходит, попытался воспротивиться подчинению, но его воля уже принадлежала ему не в полной мере. Его глаза панически расширились и налились кровью. Кровь же хлынула из носа и ушей, и Герману понадобилось все его мужество, чтобы продолжить. Пришло время дать команду.
Отпусти Стефанию и сдавайся.
Собственный голос оглушил Германа, хотя он не произнес ни слова вслух. Он не позволил Гаспару отвернуться и мысленно повторил:
Отпусти Стефанию.
Сдавайся.
Сдавайся!
Колени задрожали от перенапряжения, к горлу подкатил тугой комок, хотя поесть на балу особенно не пришлось. Герман выпрямил спину, стиснул кулаки.
Отпусти Стефанию.
Шпага со звоном ударилась об отполированные водой камни. Дженаро ссутулился, глаза его потухли, с лица ушли все краски. Он выглядел жалко, и Германа с удвоенной силой затошнило от мысли, что это его рук дело. Пожалуй, если бы не это, он бы раньше обратил внимание на новых действующих лиц.
Стефания рухнула на руки подоспевшему вовремя парню, в котором Герман узнал Вильяма. Странно, но он даже не удивился, удивление забрало бы последние крупицы сил, которых и так почти не осталось. Главное, что девушка яростно вцепилась в его одежду и часто, судорожно задышала. Рядом с Бертом тоже кто-то был, а со стороны моста приближалось еще двое людей, но как Герман ни приглядывался, перед глазами все подозрительно плыло, как в тумане, и становилось только хуже.
– Герман! – кажется, кричал Гротт. Его неизменный сливовый камзол мелькнул на мосту размытым пятном.
Что он хотел сказать, спросить? Его голос звучал странно, можно предположить, что взволнованно. Герман хотел что-нибудь ответить, но комок в горле поднялся выше, и, прижав ладонь ко рту, Герман закашлялся, давясь чем-то горячим и липким. Пальцы окрасились красным.
– Герман!
Гротт снова окликнул его, и Герман наконец понял, но немного позже, чем надо.
Дженаро сбросил наваждение и с отчаянным воплем развернулся, одновременно с этим взмахивая рукой. Что-то сорвалось с его пальцев и полетело в Стефанию. Зрение подводило Германа, но даже если бы он четко видел, что это, ни за что не смог бы остановить полет. За долю секунды его сердце успело покрыться льдом от ужаса, и тепло, ударившее в лицо, было будто из другого мира. А следом за этим волна горячего воздуха снесла его с ног. Он в очередной раз оказался в воде, она хлынула в рот, в нос, смешалась с пенившейся на губах кровью. Боли Герман пока не чувствовал, хотя подозревал, что без ожогов не обойдется. Торопливо вскочив, он попытался выбраться на берег, чтобы подбежать к Стефании, но не прошел и пары шагов.
Судя по голосам впереди, девушка была в порядке. Чего не скажешь о Гаспаре Дженаро.
– Она жива, – непонятно как тут оказавшийся Вильям Варма сразу понял, какой ответ требовался Герману, хотя вопрос еще даже не был задан. Странно, но, как ни старался, Герман не мог почувствовать фон его эмоций. И не только его. Побережье было окутано тишиной, но не блаженной, о которой он всегда мечтал, а мрачной и недружелюбной. И Герман почувствовал себя без своего привычного дара как без рук.
– Герман… – позвала Стефания слабо, голос срывался, и девушка почти прошептала его имя.
– Гаспар Дженаро, вы подлежите аресту по подозрению в несанкционированном использовании магии, нарушении Устава Училища военно-магических дисциплин и покушении на убийство, – Савелий Кишман зачитал приговор. – Как представитель администрации УВМД, я задерживаю вас до выяснения обстоятельств, – и негромко добавил: – Хорошо я сказал?
– Не ерничай, Сава, – хмуро осадил его Дамиан Эрно. – Дженаро, я заблокирую твой браслет.
Гаспару, скорее всего, досталось гораздо сильнее Германа. Судя по запаху подпаленной плоти, ожоги должны быть жуткими, и прежде красивое лицо учителя теперь вызовет сострадание и желание поскорее отвернуться. Герман же еще ощутил отвращение, но к самому себе, за то, что недавно творил с его разумом.
Со спины подошел Альберт и навалился всем весом. Теперь от него пахло лишь кровью, но запах вишни, неотделимый от него, все равно призрачно ощущался на языке. Зажатый в объятиях, Герман пытался понять, что же сам чувствует в большей степени – радость и облегчение или усталость и грусть. А окружающий мир был все так же пугающе тих и пуст.
– Все больные, а ну живо разошлись и страдаем поодиночке, – приказал Савелий. – Вальтер, скажи курсанту Калькбреннер, что барьер больше не нужен, пора возвращаться. И поздравляю, твой план удался, как и обычно.
Тепло Альберта отдалилось, он отошел в сторону. Герман остался один.