— Лябры! — внезапно выкрикнул Ленчик и захохотал.
— О чем это он? — удивился Зотов.
— Тут у нас покойница объявилась. Музыку очень уважает, — стал объяснять Вениамин.
— Вот-вот, нам тут только покойниц не хватало, — плачущим голосом прокомментировала Ольга.
— Не слушайте вы его! — вмешался Федор Николаевич. — Он если ещё маленько употребит, и не такое выдаст.
— Зотов, ты хотел произнести тост, — неожиданно переменила свой плачущий тон на вызывающе веселый Ольга. — Говори, мы все тебя внимательно слушаем. Никогда не пила шампанское в сумасшедшем доме. Ради этого стоило прокатиться.
— Вношу небольшую поправочку, — вмешался Бова. — Бывшем сумасшедшем доме. Быв-шем.
— Раньше тут районный совхозный профилакторий находился. Имени Прасковьи Зотовой, — добавил Федор Николаевич.
— Какое интересное совпадение, Зотов. Оказывается, у тебя тут обнаружились однофамильцы. Не потому ли ты решил наведаться в это кефирное заведение?
— Прасковья Ивановна Зотова моя мать, — спокойно и уверенно заявил Зотов.
Вениамин, опередивший всех и почти допивший свою очередную порцию, при этих словах Зотова неожиданно поперхнулся и закашлялся. Растерявшаяся Ольга поочередно, одного за другим оглядела собравшихся, словно старалась разобраться, не разыгрывают ли её, но удивление, отразившееся на лицах почти всех сидевших за столом, подсказало ей, что слова Зотова для большинства из них полная неожиданность. К тому времени уже неплохо изучившая Зотова и зная о его страстном желании отыскать своих родителей, она испуганно оценила его неожиданное заявление как очередную попытку опоры в этих поисках, которые, судя по месту, до которого они сегодня добрались, по встречавшимся и находившимся сейчас рядом людях, наверняка окажутся бессмысленными и неудачными. И теперь надо обязательно помочь ему справиться с этой неудачей, в которой она сейчас была абсолютно уверена.
— Извини, не знала, — растерянно пробормотала она. — Ты мне ничего не говорил. Уверен?
— Почти. Почти уверен.
— Это «почти» мы сейчас общими усилиями постараемся навсегда ликвидировать, — уверенно заявил Бова.
— Будут говорить, что ты отыскал свою мать в сумасшедшем доме, — выдвинула свой первый довод Ольга.
— А ещё раньше тут была усадьба генерала Тетиева. Имеется в виду — до революции, — невпопад выдал Федор Николаевич.
— Большому кораблю — дальнее плаванье, — неожиданно поддержал его Бова и похлопал рукой по прихваченному из машины ящичку, который почти всю дорогу простоял у него на коленях.
Неожиданно для всех поднялся со своего места Вениамин и совершенно трезво заявил:
— У Прасковьи никого не было. — Сразу же поправился: — Детей не было.
— Вы, дорогой, просто не в курсе, — досадливо отмахнувшись от неожиданной помехи, заявил Бова.
— В курсе, — ещё уверенней заявил Вениамин. — Все в курсе, что не было. Как директор совхоза у всех на виду была.
— У всех на виду, не значит, что всё на виду, — парировал Бова.
— По моим сведениям — тоже не соответствует, — вмешался и Федор Николаевич. — Извиняюсь, конечно.
— За что извиняетесь? — спросил Зотов.
— Может, у вас другие какие сведения на этот счет, — решил настаивать на своем бывший историк. — Человек она известный была, орденоносец. Ей даже выносили постановление бюст поставить, но областное руководство передумало. Решили, пусть профилакторий будет её имени. Очень уж она об этом профилактории хлопотала. Раньше тут хорошо было: электричество, танцы по вечерам, грязь из озера привозили радикулиты разные лечить. Здорово помогало. Я сам неоднократно лекции читал о международном положении. Вон там, у колонны, пальма огромная стояла. При перестройке её на лекарства обменяли, сумасшедших нечем колоть стало. По этой самой причине они задумываться стали. Один, к примеру, так по пальме переживал, спать не ляжет, пока вместо неё вот так часа два не простоит.
Он поднял руку, показал, как стоял вместо пальмы сумасшедший.
— Дебил, ноги не мыл, — отозвался на его показ насмешливой репликой Ленчик.
— Очаровательный ребенок, — оглянулась на него Ольга.
Судя по всему, она твердо решила не потакать Зотову в его поисках. Поисках именно здесь, в этом сразу ужаснувшем её месте.
— Николай правильно сказал — ты ищешь то, что найти уже невозможно. Это все детдом. Синдром детдома. Поэтому каждый Новый год ты отправляешь по детдомам кучу подарков. Жаловался, что это становится немалой нагрузкой для вашей бухгалтерии.
— И на что он ещё жаловался?
— Не помню. Мне тогда это было не очень интересно.
— А сейчас стало интересно?
— Ещё бы! — окончательно решилась на бунт Ольга. — По его словам ты собираешься ухлопать в эти развалины почти все ваши свободные деньги. С гораздо большим успехом ты мог бы их выбросить коту под хвост.
Догадываясь, что продолжение неожиданной ссоры способно обесценить, а то и полностью сорвать все намеченные планы, Бова постучал ножом по бутылке и громогласно объявил:
— Шеф, ждем обещанный тост.
— Насчет кота не согласен, — обращаясь к Ольге, стал вдруг объяснять Вениамин.
— Если всё это восстановить в прежних объёмах, тут такая жизнь начнется…
— Какая? — спросил Зотов.
— Народ по такой жизни очень соскучился, — уверенно заявил Вениамин.
А тут ещё громко обозначил свое неуместное присутствие Ленчик.
— Все бабы лябры! — выкрикнул он и захихикал.
Федор Николаевич грохнул кулаком по столу:
— Все! Больше тебя никуда брать не буду!
— А зачем вы его вообще взяли? — шепотом поинтересовался Бова.
— Куда ж его? Оставишь одного, сам прибежит.
— Как, по-вашему, батюшка, стоит сюда большие деньги вкладывать? Чтобы оживить все это? — неожиданно обратился к священнику Зотов.
— Если объективно исходить, то конечно, — замялся было отец Дмитрий. — Откуда сейчас у народа деньги для прежнего отдыха. А вот если душевная причина имеется вкупе с капиталом, то можно попытаться.
— Значит, стоит?
— Позволю себе ответить цитатой из соборного послания святого апостола Иакова: «Что пользы, братья мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет! Может ли такая вера спасти его?»
— А дело, значит, спасет?
— Благое — обязательно даже.
— Слышишь? Спасет! — повернулся Зотов к Ольге. — Святые не дураки были. Без дела даже дети не родятся. Поэтому у вас с Николаем «ни мышонка, ни лягушки, ни неведомой зверюшки». Трудиться не любили. Если у нас с тобой такой же результат будет иметь место — ауфидерзейн, не держу. На все четыре стороны.
— Николай прав, детдом — это на всю жизнь.
— Не понял.
— Если ты действительно задумал здесь обосноваться, то никаких детей у нас, Зотов, с тобой не будет. Ни зачинать, ни рожать, ни выращивать их в подобных условиях не собираюсь. Можешь считать меня дурой, дрянью, кем угодно, но сумасшедший дом для сумасшедших, и мне там делать пока нечего.
— Ольга Александровна, вы категорически не правы, — решительно вмешался в ссору Бова. — Здесь будет построен санаторий европейского уровня. Сюда будут приезжать со всего региона. Да чего там — региона! Со всей страны. За путевками давка будет.
— Считайте, что меня уже задавили, — устало пробормотала Ольга. — Произноси свой тост, Зотов, и я поехала. Сообразить бы ещё, в какую из четырех сторон, в которые ты меня послал.
— Никуда ты не поедешь! — решительно заявил Зотов.
— Не скрипи зубами, поеду. Если тоста не будет, — поднялась она со своего места, — то я линяю.
— Линяй пешком, — стал заводиться и Зотов.
— Въехала, — согласилась Ольга. — Тогда ещё немного подожду, меня подвезет Николай. Если, конечно, приедет.
— Не уверен.
— Ещё раз въехала — ты его не отпустишь. Только вряд ли он тебя послушает.
— Послушает. Я петушиное слово знаю.
— «Спущу в унитаз»?
— Хотя бы.
— Тогда пойду к этим… мотоциклистам. Бова говорил, они всю ночь тут курсируют — туда-сюда. Попрошу, до станции подбросят.
— Заодно изнасилуют.
— Не привыкать.
— Что ты имеешь в виду?
— В том числе и тебя. Меня всю жизнь кто-нибудь насилует. Привыкла.
Окружающие с напряженным вниманием прислушивались к каждому слову, догадываясь, что происходящее сейчас может обрушить все их намеченные планы. А тут ещё сильный порыв ветра внес ещё больше тревоги в молчание, ненадолго воцарившееся после последних слов Ольги. На втором этаже что-то с грохотом обрушилось, приоткрылась и снова захлопнулась входная дверь, сквозь разбитое угловое окно донеслись всхлипывающие звуки воды, стекающей с поврежденного водостока. Отец Дмитрий торопливо перекрестился.
— Не смущайтесь, батюшка, — решила закончить свой монолог Ольга. — Вам на исповеди, наверное, ещё и не такое говорили.
— На исповеди люди каются… Обещают не грешить… — тихо и как-то неуверенно попытался объяснить отец Дмитрий.
— И снова грешат, — пробормотал Бова.
— Грешат… Но понимают, что грешат.
— Надеюсь, она тоже понимает, — сказал Зотов. — И никуда не пойдет. Сядь! — приказал он Ольге, подкрепив свои слова усаживающим жестом руки, и, дождавшись, когда она покорно усядется на единственный стул перед столом, добавил: — Давайте все-таки выпьем.
— Ты, кажется, хотел сказать тост, — облегченно выдохнул Бова.
— Скажу. Ты права, — обратился он к Ольге, — детдом — это на всю жизнь. Поэтому выпьем сейчас за мою маму. Пусть земля ей будет пухом. Сегодня её день рождения. Бова только вчера сказал мне об этом.
Залпом выпил налитую ему водку. Поддержали только Бова и Федор Николаевич. Нерешительно потянулся было к стакану Вениамин, но почему-то раздумал. Даже отодвинул его от себя.
— Да, я, кажется, не представил вам Бову, — по-прежнему стоя рядом со своей коляской, продолжил Зотов. — Рекомендую тем, кто не в курсе — Борис Ван. Для хорошо знакомых и близких — Бо-ва. Писатель. Пишет про меня книгу.
Бова встал, картинно поклонился, соглашаясь со словами Зотова, и решил объяснить присутствующим то, что пока держалось им в секрете. Правда, Зотову он уже успел кое-что рассказать.