— Допустим, она окажется твоей матерью, — ткнул пальцем в портрет. — Допустим. Что это изменит? Я понимаю — раньше, в детском доме. А теперь? Теперь зачем?
— Шеф, можно я отвечу на этот некорректный вопрос? — не унимался Бова.
— Ни в коем случае, — воспротивился Николай. — Мне совершенно наплевать на то, что скажет этот несуразный человек.
— Отвечай, — разрешил Бове Зотов.
— Мерси. — Бова повернулся к Ленчику и спросил: — Херувим, ты мамку любишь?
— Люблю, — нехотя просопел тот.
— А если бы у тебя не было мамки, кого бы ты любил?
— Никого.
— Что и требовалось доказать. Постигаете, Николай Игоревич? Я вот почему-то думаю, что вы свою мать не любили.
— Не собираюсь перед вами исповедоваться.
— Избави Боже, — даже руками замахал Бова. — Я только к тому, что если вы смогли ночью, в незнакомой местности выгнать из машины женщину, то дальше, как говорится, и ехать некуда.
— Никто её не выгонял! — закричал Николай.
— Во всяком случае, не удержали. Очень важное доказательство того, что вы никого не любите. И на своего академика, который вручил вам свою лабораторию, вы, в конце концов, наплевали.
— Ну, уж это-то вас совершенно не касается.
— Как психоаналитик, я, как правило, стараюсь рассмотреть проблему в комплексе. И если вы действительно никого не любите, в чем я совершенно уверен, то, какого черта вас тогда понесло неизвестно куда добывать сведения о якобы несуществующей по вашим же словам матери шефа? И даже доставили сюда её портрет и сведения от какой-то сестры, которой, судя по моим сведениям, у неё никогда не было и быть не могло. Шеф, кстати, находит, что на портрете она на него похожа, вернее — он на неё. Но главное даже не в этом. Это мы всё уточним и на десять рядов проверим, что это там за сестренка такая отыскалась. К вашему величайшему разочарованию, Николай Игоревич, у нас теперь имеются несколько иные сведения, чем якобы добытые вами неизвестно где и от кого.
— Интересно, — насторожился Николай.
— Прошу всех внимательно следить за ходом моих рассуждений, — попросил Бова. — Если наш гармонист, затейник, ветеран-любовник и прочая, прочая, не нафантазировал в своих воспоминаниях, — спрашивается, какой ему в этом резон? — то получается, что Прасковья Зотова вовсе не Зотова, а единственная генеральская внучка, а её семья была полностью репрессирована ещё «на той далекой, на Гражданской». И что тогда из этого следует? Следует, что никакой сестры у неё нет и быть не может. Следовательно, все, что докладал нам тут «блестящий теоретик и экспериментатор», полная туфта.
— Лично я ничего не понял из этого словесного поноса, — отмахнулся от услышанного Николай.
— Шеф, ты врубился? — воодушевленно продолжил Бова. — Вполне вероятно, что в твоих венах течет голубая генеральская кровь. Правда, социальная уравниловка эпохи заявленного большевиками социализма её несколько подразбавила генами бабника и скомороха, но это, по-моему, далеко не худший вариант. Если присмотреться повнимательней, черты некоторого внешнего сходства вполне даже в наличии. Форма носа, овал лица, брови. Видите, у них совершенно одинаковые брови. Не хмурься, шеф. Не стоит забывать и про жизненную силу и неизбывный оптимизм, без которого в наше время добиться того, чего добился ты, было бы просто невозможно. А про сходство с портретом этой прекрасной женщины… — схватил привезенный портрет и поднял над головой, — шеф лично и вполне уверенно высказался. Все остальные с этим были вполне даже согласны.
— С меня хватит, — раздраженно заявил Николай. — Я тебе все сказал. Почти все. И очень этому рад. Трудно было в себе все это держать. Надеюсь, мы больше не увидимся. Бабки подобьет мой секретарь, а я в Питер. Нечаева помнишь? В свое время подкинул ему интересную идейку. Он её, как ни странно, ухитрился реализовать. Правда, пока частично. Зовет в партнеры.
— Вот почему ты так расхрабрился, — понял Зотов.
— Поэтому тоже. Надоело быть на побегушках. Кроме того, рядом с вами стало просто опасно находиться, того и гляди пристрелят. Заодно или по ошибке. Судя по всему, ваше время, господин Зотов, уходит. Вернее, уже ушло.
— Хочешь сказать, наступает твое время?
— Хочу сказать, что пора нам прощаться. Ты отыскал вполне подходящее место для своего дальнейшего существования. Не понимаю, зачем я пытался тебя отговаривать? Бова прав. Ни к какой «сестре» не ездил, портрет раздобыл в каком-то школьном музее. Так что вполне может статься, что она твоя мать. Хотя вряд ли. Такие тетки, как она, были рабами идеологии. Для нее самое главное в жизни работа и почет. Зачем ей было нагуливать брюхо, если это грозило партийным выговором и потерей уважения областного руководства. А вот усыновление сироты могло принести дополнительные дивиденды. Так что продолжай развлекаться поисками родословни и восстановлением развалин сумасшедшего дома. Бова тебе поможет. Он тоже борец за идею. Кстати, а ты заметил, что он влюблен в Ольгу? Как мальчишка — молча, пылко и платонически.
— Хотя бы напоследок не гадил, — презрительно пробормотал Бова, стараясь не встретиться взглядом с удивленно приподнявшим брови Зотовым.
— Между прочим, чем не вариант? — продолжал всё больше и больше выходящий за пределы своей обычной сдержанности и осторожности Николай. — Ушла от тебя, ушла от меня, а у Бовы ещё все впереди. Как-никак младший научный сотрудник краеведческого музея. До академика оккультных наук рукой подать.
— Шеф, одолжи пистолет. Ей-богу, не промахнусь. Помнишь, в бутылку с двадцати шагов… — не выдержал Бова.
— Дуэль в сумасшедшем доме! Ха-ха-ха! — демонстративно хихикнул Николай. — Только с тобой, Бова, я стреляться не буду. Во-первых, ты пьян, ещё попадешь вместо меня в шефа (ты, кажется, тоже его не очень любишь). Во-вторых, не мой уровень. К твоему сведению, у меня первый разряд по стрельбе.
— А со мной? — спросил Зотов.
— Что именно?
— Ты там, я здесь. Стреляем по команде. Если с ней что-нибудь случится, я тебя все равно пристрелю. А так у тебя будет какой ни на есть шанс.
— Шансов не будет ни у тебя, ни у меня, — подумав, серьезно объяснил Николай. — Любой суд квалифицирует победителя как преднамеренного убийцу. Никто в дуэль не поверит.
— Есть свидетели.
— Они? Кто им поверит? Посмотри на них повнимательнее.
— Всем — поверят.
— Ты это серьезно?
— Вполне.
— Не настолько я тебя ненавижу, чтобы убивать.
— Я тоже. Но если с ней что-нибудь…
— Понял. Понял. Ты ещё не избавился от иллюзий. Ничего с ней не случится. С ней случается только то, чего она хочет. И ещё… Я тут слышал, что ты уже пытался во что-то попасть и не попал. Хочу продемонстрировать…. Молодой человек, — подозвал он Ленчика. — Будь добр, поставь во-он туда какую-нибудь бутылку.
Ленчик с готовностью прихватил со стола недопитую бутылку и отбежал в дальний угол.
— Подальше, подальше, — командовал Николай. — Вот так… Отойди в сторону…
Николай прицелился, но в это время раздался другой выстрел — бутылка разлетелась вдребезги. Зотов выстрелил раньше.
Мертвые души
Спотыкающуюся, то и дело соскальзывающую с обочины в дорожную непроглядь Ольгу догоняла уже знакомая ей колонна машин и мотоциклов. Оглянувшись, она отступила с обочины в сторону подсвеченных прыгающим светом фар низкорослых кустов, обрамлявших дорогу и, не удержавшись, сползла по откосу в неглубокую, заполненную водой и грязью канаву. Чтобы окончательно не свалиться, ухватилась за ветку ближайшего куста, выпрямилась и стала смотреть на остановившиеся на только что покинутой ею дороге машины. Хотела было спрятаться за кусты, скрыться на время, но ноги так глубоко увязли в грязи, что сдвинуться с места было невозможно. Оставалось только ждать, чем закончится эта нежелательная и, скорее всего, опасная встреча.
Из стоявшей напротив машины вышли двое. К ним присоединились ещё несколько человек из соседних машин. Яркий свет нескольких карманных фонарей осветил беспомощную Ольгу, которая пыталась отвернуться от света. Даже глаза закрыла, чтобы ничего не видеть.
— Какая встреча! — раздался сверху, с дороги знакомый почему-то голос. Это было так неожиданно, что Ольга невольно открыла глаза, но ничего разглядеть через встречные лучи сразу нескольких фонарей не смогла и сразу закрыла глаза, лихорадочно пытаясь вспомнить, кому же принадлежит этот явно знакомый голос. Его весьма характерный простуженный прононс и частое мелкое покашливание, подсказывали ей что-то очень недавнее и не очень приятное.
— Мужики, ведите себя как положено джентльменам. Не забывайте, что скоро вам придется общаться с дамами на зарубежном европейском уровне. Лишний раз потренироваться не помешает. Помогите Ольге Александровне выбраться на твердую землю. Она, кажется, очень напугана, а мы причина сему прискорбному случаю.
«Жигалов, — вспомнила наконец Ольга. — Кажется, Глеб. Точно — Глеб Владимирович».
Двое соскользнули с обочины, перепрыгнули канаву, подхватили Ольгу под руки, обломав ветку, за которую она держалась, и чуть в стороне выбрались с ней по откосу на дорогу. Поставили перед отдававшим приказы человеком.
— Признаюсь, безмерно удивлен, Ольга Александровна. Среди ночи, в здешней Тьмутаракани, в непогоду, в одиночестве, беспомощная и, кажется, плачущая. Если бы не ваша, известная тысячам телезрителей красота, не стали бы даже останавливаться. Виктор вот так и заявил — «какая-то кикимора болотная». Очень хотелось бы узнать, куда путь держите и не могу ли чем-нибудь помочь? Судя по всему, вы двигались в том же направлении, что и мы.
— Не уверена, — твердо заявила Ольга. — Там, куда иду я, вы уже побывали и у вас ничего не получилось. Так что не советую, огребете кучу неприятностей.
— Подождите, подождите. Выходит, вы из той самой компании, которая обосновалась в сумасшедшем доме. Тогда многое становится понятным. А то мои волонтеры вернулись и чуть не плачут: «Глеб Владимирович, по нам открыли огонь». — «Кто открыл?» — «Не знаем, мужики какие-то». Ладно, говорю, поехали, разберемся. Наверное, какие-то нелегальные сумасшедшие. А теперь непоняток с вашей помощью, кажется, ещё прибавилось. Особенно непонятна цель вашего здесь пребывания. Кого же вы собираетесь в очередной раз обличать и привязывать к позорному столбу? Уж не местное ли районное руководство? Не стоит, Ольга Александровна. Оно здесь такое ничтожное, беспомощное, безденежное и, простите меня, глупое, что в самое ближайшее время сгинет само собой без следа и воспоминаний. Не вашего ранга эти старания. Найдите более достойную цель, чем бывший сумасшедший дом, в который вы зачем-то направляетесь.