— Елизавету или Прасковью? — не отставал Зотов.
— Какая разница, когда смертушка дразнится. Ноги протяну, тогда и разберу.
— Скоро здесь будут. Едут уже, — испуганно вскрикнула Женщина.
— Кто? — безразлично поинтересовался Бова.
— Черти. А бежать сил уже не осталось.
— Никто не едет, — прислушался Федор Николаевич. — Даже ветер наконец перестал.
— Так я их сдалека чую. Руки вот дрожать начинают. И вот здесь плохо становится, — показала Женщина на голову.
— Что из того, что вы тут наговорили, правда? — продолжал расспрашивать Вениамина Зотов.
— Так я много чего говорил, — нехотя пробормотал тот.
— Ясно, — ясно, словно подводя окончательный итог, отрезал Зотов.
— А мне внутренний мой голос подсказывает, очень даже неясно, — возбужденно возразил Бова. — Вполне даже возможно. Я вот всё сомневался — зачем я его позвал сюда? Никаких вроде поводов, кроме гармошки, не было, а позвал. Значит, что-то подсказало. Смотрю — талантливый, глаза, брови, как у тебя. Я бы просто так это дело не откладывал.
— Кажется, действительно едут, — стал прислушиваться Николай.
— Если начать его произведения по окрестностям считать, не меньше роты наберется, — то ли возражая, то ли поддерживая Бову, высказался на затронутую тему Федор Николаевич.
— Хочешь быть отцом? — неожиданно задал вопрос Вениамину Зотов.
— Твоим, что ль?
— Да.
— Не.
— Почему?
— Чего мне с тобой таким-то делать? Самого кто бы на прокорм за старость взял, а тут ещё с тобой возись. Не-е, — отказываясь, завертел головой Вениамин.
— Старик, ты сейчас совершаешь, возможно, самую крупную ошибку в своей жизни, — попытался было объяснить ему Бова.
— Я их уже столько насовершал, вспоминать устанешь, — махнул рукой как-то сразу постаревший Вениамин.
— Значит, врал, — подвел окончательный итог Зотов.
— Для полной справедливости, — не утерпев, вмешался Федор Николаевич, — следует иметь в виду, что для выгоды он никогда врать не будет. Всё больше для собственного и окружающих развлечения.
— Не с моим рылом мышей ловить, — отвечая на какие-то свои мысли, пробормотал совсем тихо Вениамин.
Наконец все одновременно услышали звук подъехавшей машины. И сразу же раздался тревожный сигнал клаксона. Бова и Федор Николаевич торопливо направились к двери, но она уже распахнулась сама. В дверях стояла Ольга. Сейчас она была очень мало похожа на ту уверенную, красивую, хорошо одетую женщину, какой первый раз вошла сюда несколько часов назад. На несколько минут воцарилась пугающая тревожная тишина, в которой высокий прозрачный голос Ленчика, смотревшего на Ольгу так, словно увидел её впервые, заставил кого-то вздрогнуть, кого-то поежиться, кого-то даже привстать.
— Ангел души моей…
Голос его неожиданно оборвался, напоминая звук лопнувшей струны, а Ленчик, разглядевший на кого стала похожа Ольга, растерянно прошептал:
— А я вас во сне недавно видел…
— Отца Дмитрия убили, — тихо сказала Ольга. Но тут же поправилась: — Ранили тяжело. То дышит, то не дышит. Спасти меня хотел, а они его ногой… Потом из пистолета…
Ольга посторонилась. Охранник и шофер Михаил вносили отца Дмитрия.
— Предполагал, что все закончится чем-то подобным, — завел было Николай.
— Заткнись! — заорал на него Зотов. — Кладите на стол!
Сдвинув на край стола бутылки и свечи, отца Дмитрия осторожно положили на стол.
— Он меня спас! — истерично продолжала объяснять Ольга.
— Помолчи! — снова закричал Зотов. — Дышит?
Бова склонился над раненым, стал осматривать.
— Дышит. Судя по всему, много крови потерял. Надо срочно в город.
Зотов с трудом поднялся с коляски, подошел к Николаю.
— Гони, и как только войдешь в зону связи, вызывай скорую нам навстречу. Изо всех сил гони!
— А есть смысл?
— Считаю до трех. Раз…
Николай чуть ли не бегом кинулся к двери. В наступившей тишине было хорошо слышно, как он завел машину и уехал.
Зотов, с помощью придержавшего его охранника, подошел к склонившемуся над отцом Дмитрием Бове.
— Как? — тихо спросил он.
Бова неопределенно пожал плечами:
— Пока дышит.
— Сделай хоть что-нибудь.
— Делаю. Кровь не останавливается.
— Он меня спас! — снова закричала Ольга.
— Крест по силе, — с трудом пробормотал отец Дмитрий.
— Что он сказал? — не расслышав, спросил Зотов.
— Сказал — «крест по силе».
— Держись, Дмитрий! — наклонился над раненым Зотов. — Что есть силы держись. Довезем. Я там всех на ноги подниму. Лучших врачей…
— Зачем… беспокойства столько… Здесь тоже хорошие врачи… — пытаясь приподняться, еле слышно пробормотал раненый.
— Не разговаривайте, берегите силы, — придержал его Бова. — Вам там обязательно помогут. Все будет хорошо. Я уверен.
— Всё. В машину! — распорядился Зотов. — Стрелял? — спросил он охранника.
— Они первые. Пришлось. Иначе бы не отбиться.
— Собирай завтра нужных людей и всех, у кого здесь есть машины, мотоциклы в город. Понял?
— Сделаем. Приметы надежные, на все сто. Свидетелей куча. Не отвертятся.
Зотов повернулся к Ольге.
— Останешься пока здесь. Его надо уложить, в машине места не хватит. Вернется машина, забирай вот этих — его и его, — показал он Вениамина и Ленчика. — Устроишь в комнату для гостей.
— Нас-то на фига? — недовольно проворчал Вениамин.
— Проведем генетическую экспертизу. Всё, поехали!
Довольно твердыми шагами он направился к двери. Охранник и Михаил осторожно понесли отца Дмитрия. Бова катил коляску, в которую у самой двери снова почти упал Зотов. Когда открыли двери, отец Дмитрий попросил:
— Подождите немного…
Все остановились. Отец Дмитрий с трудом перекрестил остающихся. Хотел что-то сказать, не смог. Уезжающие вышли. Немного погодя стало слышно, как отъехала одна, потом вторая машина. Только после этого Ольга в изнеможении опустилась на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж.
— Надо бы дьякона предупредить, что службы не будет, — стал намечать план своих ближайших действий Федор Николаевич. — А то народ заявится, а там ни объявления, ни предупреждения. Он-то в чем виноват? Пока разберутся, кто и что, своим недовольством Богу все уши прожужжат. О своих непорядках забывают, а с других требуют. Особо с тех, кто повыше находится.
— Власть она, конечно, власть, да как бы с неё кубарем не упасть, — с ходу стал развивать заявленную тему Вениамин.
Прошел туда-сюда вдоль стола, на дальнем краю которого покоились остатки так толком и не сложившегося пиршества, и присел рядом с Женщиной, которая по-прежнему сидела на облюбованном месте и, казалось, дремала. Вениамин нарочито кашлянул, привлекая её внимание. Она открыла глаза, но стала смотреть не на сидящего рядом «дядю Веню», а куда-то в сторону.
— Вот когда делать нечего, так он у тебя сидит. А когда необходимость людям помочь — пустота и отсутствие, — каким-то непривычным обиженным тоном заговорил Вениамин.
— Ты это об чём? — удивился Федор Николаевич, приняв упрек Вениамина на свой счет.
— Про Бога про её. Если бы я его хоть раз увидал, я бы ему все высказал.
— Там и сидит, где всегда, — сказала Женщина и показала на дальний угол.
— Правда, что ль, видишь? — стал приглядываться Вениамин.
— Невеселый чего-то… — грустно сказала Женщина.
— С чего ему тут веселиться, — согласился Федор Николаевич.
— Я тоже вижу, — вмешался в этот странный разговор Ленчик. — Мажордом какой-то.
— Ты, значит, видишь, а я, значит, не сподобился? — всерьез обиделся Вениамин.
— Присмотрись хорошенько, может, и повидаетесь, — посоветовала Женщина.
— Куда уж мне… Ты сама у него лучше поинтересуйся, чего делать-то теперь? На боку лежать или на кладбище бежать?
— Сколь разов спрашивала — ничего не говорит. Смотрит только.
— Смотреть и я могу, — не унимался Вениамин. — А вот до настоящего понятия соображения жизни у меня в данный момент тяму не хватает.
— Пальцем грозится, — отбежал подальше от таинственного угла Ленчик.
— Чтобы в чужой разговор не лез и не придумывал, — назидательно сказал Федор Николаевич.
— Ничего я не придумываю, — обиделся Ленчик.
— Больше всего уважает, когда об хорошем о чем думаешь, — продолжала объяснять Женщина.
— Думай не думай — не довезут его. Да ещё по такой дороге. Нет, не довезут, — вытирая снова заслезившиеся глаза, предрек Вениамин. — Добрые и совестливые сейчас долго не живут.
— А когда они долго жили? — согласился Федор Николаевич.
— Тоже верно. Все-таки я бы у него поинтересовался — долго мы ещё так проживать будем?
— Нам с тобой, если исторические мерки иметь в виду, всего-то ничего осталось.
— Про нас я и без тебя знаю, — возразил Вениамин. — Я другим масштабом интересуюсь. Спроси, может, скажет чего? — снова обратился он к Женщине.
— Кто за вас думать должен? — окрепшим от неожиданного упрека голосом спросила Женщина. — Сами живете, сами и решайте, как жить.
— Это он выдал или ты? — удивился, и даже оглянувшись, привстал Вениамин.
— Вроде как он и вроде как я за него, — пожала плечами Женщина и неумело перекрестилась.
В это время Ленчик добрался наконец до давно вожделенного ящичка с портретом Ленина на крышке. Подтянул его к себе, попробовал открыть и, не удержав, уронил на пол. Ящичек от удара раскрылся и все его содержимое — фотографии и какие-то бумаги рассыпались по полу. Подошедший Федор Николаевич легонько стукнул испугавшегося Ленчика по затылку и присел, собирая рассыпавшееся.
— Тот позабыл, который все это затеял, — догадался Вениамин. — Умные люди за такие затеи ряшку бы начистили, а его на машинах развозят да деньги, кажись, неплохие выдают. Вон какой стол накрыл. Не хуже, чем на свадьбу или на поминки. На поминки и получилось.
— Типун тебе на язык, — не на шутку рассердился собиравший бумаги Федор Николаевич. — Человек историческую справедливость хочет восстановить, а ты — «ряшку начистить». Как бы тебе самому не начистили за твою брехню. Гляди, — поднял он собранную кипу фотографий, старых газет и каких-то документов. — Тут, как я понимаю, вся лучшая часть нашей с тобой жизни, а ты ряшку чистить собрался. Поклониться в пояс надо, что сберег, а не на помойку, как многие из нынешних, не выбросил.