— Что там у тебя? — заинтересовался Вениамин.
Федор Николаевич стал раскладывать по столу привезенные Бовой фотографии и старые газеты, попутно комментируя узнанное.
— Мужики наши. На первой странице газеты «Сельская жизнь».
Читает: «Сибиряки победители соревнования по ремонту техники. Совхоз “Красный путь”». Лыбятся в полном составе. Этот вот — Терпугов, кажись…
— Какой Терпугов? Андрюха или Кешка? — тоже склонился над фотографиями подошедший Вениамин.
— Вроде Андрюха.
— Ему после этого соревнования медаль какую-то выдали.
— Не медаль, а орден.
— Какая разница? Он его по пьянке посеял где-то. Всей бригадой искали — не фига. Одни только корочки ему на память дураку остались.
— Школа наша, — выудил из кучи ещё одну фотографию Федор Николаевич. — Видать, на самое открытие снимали. Погляди, сколько народу собралось. Сейчас во всем районе столько не наберется. Подпись вот имеется: «Подарок Родины. Год 1967-й». Я после техникума сюда прямой наводкой. Это сколько получается я в ней отпахал? Тридцать шесть годков. Ветеран физкультурно-производственного обучения.
Отложил фотографию, развернул ещё одну газету с портретом на первой странице.
— А вот и наша Прасковья. Кандидат в депутаты Верховного Совета…
Вениамин забрал у него газету, стал внимательно рассматривать. Всхлипнул и еле выдавил:
— Не похожа…
— Сам ты не похож, — возмутился Федор Николаевич. — На первой странице, со всеми орденами — «не похожа». И подпись вот имеется, чтобы такие дураки не путались. «Бессменный руководитель одного из лучших совхозов нашей области». А ты — «не похожа».
— Каменная она здесь какая-то… — прошептал Вениамин. — На плите и то лучше получилась.
— На какой плите? — не понял Федор Николаевич.
— На могильной.
— А где здесь мажордом? — спросил Ленчик, рассматривая фотографию семейства генерала Тетиева, запечатленного на крыльце своего особняка.
— Мажордому с господами на одном фото находиться по штату не положено, — забрав фотографию у Ленчика, объяснил Федор Николаевич и стал внимательно её рассматривать.
— Тетиевское семейство в полном составе. Даже с детками. Теперь из-за отсутствия свидетелей и не разберешь, кто здесь кто. Вот этот, например, в мундире. Сбоку… Очень даже Прасковью нашу напоминает… Улыбка точно, как у неё.
— Так, а я вам о чем, — пробормотал Вениамин.
— А имение гляди какое было. С нонешним состоянием никакого сравнения. Сколько лет уродовали, переделывали, назначения меняли…
— Чтобы и воспоминаний не осталось, — согласился Вениамин.
— «Концерт художественной самодеятельности совхоза “Красный путь”», — выудил ещё одну фотографию Федор Николаевич. — Здесь тоже все знакомые. Особо вот этот, с гармошкой. Узнаешь? Смотри, какой красавец…
— Я, что ль? — ухватил фотографию Вениамин. — Это мы на областном смотре. Первое место тогда заняли. Секретарь обкома лично тогда награду вручал. Прасковья тоже…
— Что «тоже»?
— Благодарила. Грамоту какую-то дала.
Неожиданно поднялась и подошла к ним Ольга. Некоторое время, молча, рассматривала фотографии и вдруг спросила, неизвестно к кому обращаясь:
— А правда, что Бог намерения сердца приемлет?
— В каком смысле? — удивился неожиданному вопросу Федор Николаевич.
— Отец Дмитрий мне сказал… Когда совсем плохо нам стало. «Не сокрушайтесь, что не складывается пока всё. Господь и намерения сердца приемлет».
— Раз сказал, так оно и есть. Ему лучше знать, — сказал Вениамин. — Только на хреновину эту я всё равно не поеду.
— На экспертизу, что ль? — сразу догадался Федор Николаевич.
— Ну да. Ошибутся по пьянке, а я потом глазами свети.
— Какую экспертизу? — спросила Ольга.
— Экспертиза для сюрприза, — как всегда, некстати встрял Ленчик.
— Опять встреваешь! — сделав вид, что сердится, одернул его Федор Николаевич и, повернувшись к Ольге, попытался объяснять: — Тут в ваше отсутствие выяснилось… То есть не выяснилось, конечно, а предположение такое прозвучало… Даже не предположение, а так…
Не стерпев, вмешался Вениамин:
— Мне ваш, извиняюсь, муж, или не знаю кто, предложение сделал, чтобы я его непосредственным родителем оказался. Отцом то есть. А поскольку вот этот херувим, — притянул к себе Ленчика, — тоже моими трудами предполагается, получается, сводный братец. Значит, и его туда же, на экспертизу.
— А экспертиза зачем? — всё ещё не понимала Ольга.
— Как я понимаю, чтобы сомнений полностью избежать.
— Теперь говорят, даже с покойниками родственную связь устанавливают безошибочно, — добавил Федор Николаевич.
— А почему вы на экспертизу не хотите? — спросила Ольга. — Сомневаетесь?
— На кой она мне? Мне и без того все полностью известно.
— У меня папа умер, когда я в десятом классе училась. Ему даже сорока не было. Как я тогда жалела, что у меня ни братика, ни сестренки. Так бы их любила.
— Старики живут, а молодые жить не умеют, — словно очнувшись от забытья или сна, сказала Женщина.
— Что значит — «не умеют»? — спросила Ольга.
— Чтобы жить и жить. Как есть, так и жить. А им какую-то особую жизнь подавай, чтобы все подряд хорошо было.
— Разве это плохо? — удивилась Ольга.
— В исторической ретроспективе всегда была надежда на хорошую жизнь, — высказал свое мнение и Федор Николаевич.
— Катька! — окликнул Вениамин снова задремавшую было Женщину. — Не спи давай! Если он там у тебя ещё сидит, пускай хоть головой кивнет — соглашаться мне в его отцы или как?
— Соглашайтесь, — сказала Ольга. — Он будет рад, если у его сыночка будет дедушка.
— Голову наклонил! — вскрикнула Женщина. — Соглашайся!
— Точно, что ль? — все ещё не верил Вениамин. — Ни хрена не вижу.
— Насчет сыночка намерения только? — тихо спросил у Ольги Федор Николаевич.
— «Намерения сердца», — улыбнулась Ольга. — Кажется, светать начинает…
— Светает… тает… летает… знает… расцветает… — стал подбирать рифмы Ленчик.
Женщина неожиданно поднялась из-за стола, упала на колени и склонилась в земном поклоне.
— Ты чего? — удивился и, кажется, даже испугался Вениамин.
Женщина не отвечала, застыв в глубоком поклоне. В это же время, в тот самый угол, на который она все время ссылалась, в верхнюю створку разбитого окна пробился первый проблеск рассвета.
— А меня Венька новой песне научил, — подошел к Ольге Ленчик. — Хочешь спою?
— Нам с тобой только петь и осталось, — вроде как согласился Вениамин. — Пойдем по свету — я с гармошкой, а ты с ладошкой.
— Пусть поет, — разрешил Федор Николаевич.
— Пой, пой, — согласно кивнула Ольга.
— Хорошая песня Богу в радость, — поднявшись, одобрила Женщина.
Ленчик запел. Взяв гармошку, Вениамин стал подбирать мелодию. Потом они запели вместе.
Еле слышно часы
На запястье стучат,
От рассветной росы
Дальний луг серебрится,
Хрипло цапли кричат,
В ряске рыбы молчат…
Все же стоило, братцы, родиться.
Пусть судьбины рука
Козни всякие строит,
Жизнь течет, как река,
И жить все-таки стоит.
Эпилог
Почти год спустя после того, как в одной из областных сибирских газет был напечатан «преждевременный некролог» о покушении и якобы смерти известного предпринимателя Сергея Зотова, в той же самой газете напечатали небольшую статью под заголовком «Пробег к измене или рухнувший имидж». Приводим её целиком.
Пробег к измене или Рухнувший имидж
После того, как вполне легальная попытка прорваться во власть организатора движения «Независимая Сибирь» Жигалова Г.В. с треском провалилась на прошлых муниципальных выборах, им вскоре была предпринята новая попытка заработать на сей раз уже международный имидж при помощи авантюрного проекта «Пробег без границ и расстояний». Новая попытка обличить власть, дабы проникнуть в неё любыми способами, вылилась в организацию нелепого «пробега по бездорожью», который и стал реализовываться в одном из отдаленных районов нашей области. Данная попытка воплотить в жизнь якобы реальное протестное движение вылилась в глупейшее и донельзя раздражавшее местных жителей ночное шараханье по окрестным проселкам колонны грязных старых машин и разваливающихся на ходу мопедов и мотоциклов, ведомых орущими и вопящими пьяными хулиганами, которых организовал и частично материально поддерживал господин Г.В. Жигалов и которое он называл «спонтанными протестами простого народа» против «монополии власти и социальной несправедливости». Конечной целью, которая была поставлена перед этими недоумками, являлось пересечение границы и дружеское слияние с Западным обетованным миром, который конечно же будет их приветствовать и благословлять. Соответственно имидж господина Жигалова взлетит под потолок и откроет ему двери… Вот только какие и куда? Пока только в следственную камеру, которая неизбежно последовала после случившихся событий, о которых мы подробно писали в наших предыдущих публикациях. Политический же эффект от неудавшегося пробега ушел в ядовитые выхлопные газы от устаревших транспортных средств, которые мгновенно и бесследно рассеялись от легкого дуновения нашего прохладного сибирского ветерка. Не исключено, что где-нибудь за вожделенной заграницей, если до них достигнут какие-то слухи о случившемся, заговорят об очередном разгоне оппозиции. Ради бога, пусть приезжают и познакомятся с этой «оппозицией». Думается, ни один из этих протестантов, в том числе и те из них, которые находятся сейчас на скамье подсудимых за похищение и покушение на убийство, не сможет вразумительно изложить, что они требуют и что предлагают. А уж о собственном видении дальнейшего государственного развития и говорить не приходится, ежели даже наши известнейшие политологи и двух вразумительных слов не могут связать на эту тему. Поэтому следует четко осознавать, что наши доморощенные оппозиционеры, подобные Жигалову и иже с ним, это те, кто за словесным камуфляжем, мнимыми обвинениями и претензиями скрывают свое желание разрушать, оплевывать, убивать, сжигать и уничтожать как наше прошлое, так и настоящее. Все они органически не способны выдвинуть ни одной конструктивной идеи. У них их просто нет и быть не может. Подавляющее большинство наших здравомыслящих людей прекрасно это понимают.