– Слушаю, ваше благородие! – весело крикнул Соломенко, удало тряхнув головой и вызывающе поглядывая на лодку соперников.
– Ну, ребята, не зевайте! – предупредил своих гребцов Воинов, – обойдем лодку полковника, от меня два рубля!
– И от меня тоже! – добавила Лидия.
– Надо подровняться, а то вы впереди! – крикнула Ольга Оскаровна. – Подождите нас!
– Ждем. Ну, раз, два, три!..
Восемь пар весел дружно и с размаха упали в воду.
Началась гонка.
Лодки, на вид очень тяжелые и неуклюжие, в действительности оказались довольно ходкими. Солдаты выбивались из сил, всей грудью наваливаясь на весла. Они высоко поднимали их над водой и широкими взмахами далеко отводили назад.
По мере того как расстояние, отделявшее их от острова, сокращалось, всеми овладело лихорадочное волнение. Даже дремавший все время доктор оживился и время от времени поощрительно покрикивал на гребцов. Один только Муртуз-ага, по-видимому, оставался совершенно спокойным, но когда лодка противника начала вдруг опережать их, даже и он не выдержал и с загоревшимся взглядом собирался что-то крикнуть, но сдержался, усмехнулся и медленно провел рукой по лицу, как бы сглаживая этим жестом проступившее сквозь него волнение.
Лидия же волновалась больше всех.
– Что же это такое! – повторяла она, чуть не плача. – Они нас обходят!
– Не беспокойтесь, барышня! – успокаивал ее один из гребцов. – Пущай их идут передом, повымотаются малость, мы их под самым обрывом обчикурим. Ребята, – обратился он к остальным гребцам, – смотри, не зевай; как поравняемся вон с тем камышом, ложись дружней на весла, а главное, сразу и дальше заводи, а вы, ваше благородие, – обернулся он к сидевшему у руля Воинову, – когда пойдем мимо, сильнее руль направо кладите, мы их тогда враз с фарватера-то ихнего собьем, им уж тогда за нами не потрафить!
– Ты, Олейников, до службы матросом, кажется, был?
– Так точно, на добровольном, не то чтобы настоящим матросом, а так себе, на пароходе состоял при отце! – усмехнулся Олейников и тут же, строго глянув на товарищей, добавил: – Ну, ребята, изготовься, сейчас будет пора!
– Au revoire {прощайте (фр.).}, – дразня волнующуюся Лидию, приподнял фуражку Ожогов. – Будьте здоровы!
Его лодка шла почти на целый корпус впереди, и оттуда неслись веселые подтрунивания по адресу отставших, но те хранили упорное молчание, искоса взглядывая на быстро приближающийся заросший густым камышом берег.
– Ну, с Богом, – тихо, но отчетливо произнес Олейников, – навались, ребята!
Две пары весел, как крылья чайки, дружно взмахнули в воздухе, лодка дрогнула и, как пришпоренная лошадь, рванулась вперед.
– Раз… раз… раз, – громко отсчитывал Олейников, – ну, ребята, навались, навались, так!..
С третьего взмаха лодки выровняли свои борта. Торжествовавшие уже было победу противники растерялись.
Послышались торопливые понукания. Засуетившиеся гребцы изо всех сил налегли на весла, но второпях сбились, весла легли вразброд, отчего лодка, вместо того чтобы рвануться вперед, словно бы затопталась на месте. Этой неудачей как нельзя лучше воспользовался Воинов и, круто положив руль вправо, прорезал по самому борту противника… Еще два-три могучих взмаха веслами– и лодка с разбега ударилась кормой в песчаную отмель острова.
– Ура, наша взяла… Ура! – искренно торжествуя, закричала Лидия, махая платком, как флагом… но в эту минуту произошло нечто неожиданное. Шагах в пятнадцати от места, где причалила лодка, в самой чаще камыша что-то зашумело, мелькнула какая-то тень и мгновенно скрылась, почти одновременно с этим грянул эхом прокатившийся над рекой выстрел. Лидия услыхала над самой своей головой жалобно-протяжный свист, точно жужжащая муха пролетела, и в ту же почти минуту на соседней лодке раздался громкий, испуганный крик. Один из гребцов – солдат выпустил из рук весло, схватился обеими руками за грудь и медленно повалился на дно лодки.
Несмотря на всю неожиданность такого происшествия, привычные солдаты и офицеры не растерялись, и в то время когда Ожогов и доктор наклонились к раненому, Воинов со своими гребцами уже был на берегу. С ружьями в руках все пятеро смело бросились в камыши на розыски дерзкого убийцы.
Лидия была так поражена всем случившимся, что сидела в лодке, не зная; что ей делать, и только растерянно озиралась кругом. В двух шагах от нее на берегу Рожновский успокаивал плачущую Ольгу.
– Где же Муртуз-ага? – мелькнуло в голове Лидии, и она начала искать его глазами, но его нигде поблизости не было.
Никто не заметил, как в ту минуту, когда в камышах мелькнула подозрительная фигура, еще до выстрела, Муртуз одним скачком выпрыгнул из лодки и бросился вдоль берега, наперерез убегавшему.
Прошло несколько томительных минут… На острове все было тихо, только изредка трещали кусты, и шуршал камыш под ногами солдат…
Раненого вынесли на берег, посадили, сняли с него рубаху и осмотрели. К счастью, рана оказалась пустяшной, пуля скользнула вдоль груди, слегка оцарапав кожу. Это даже была не рана, а скорее контузия. Очевидно, на солдатика, оказавшегося несколько слабонервным, подействовала не боль, а неожиданность полученного удара. Убедясь, что никакой опасности нет, Ожогов принялся сердито укорять его.
– Баба ты, братец! – сердито басил он. – Пуля тебя почти и не задела, а ты валишься, как сноп, перепугал всех!
Солдатик стоял, виновато потупив глаза. В эту минуту он, кажется, жалел, что так счастливо отделался.
Товарищи, помогавшие ему выйти из лодки, добродушно и лукаво ухмылялись, глядя на его переконфуженное лицо.
Доктор, разорвав носовой платок, делал перевязку.
– Ваше благородие, – крикнул один из солдат, рукой указывая на реку, – извольте глядеть, вон он плывет!
Все устремили глаза туда, куда показывал солдат, и увидели посредине реки две головы, одну человеческую, а другую конскую. Человек плыл подле лошади, держась руками за ее гриву и направляя ее к русскому берегу. В обманчивом лунном свете с трудом можно было разглядеть косматую папаху пловца и торчащее из-за его головы дуло ружья.
– Садись в лодку! – крикнул Ожогов. – Может быть, догоним!
Солдаты энергично схватились за весла, и через минуту лодка уже неслась в погоню за беглецом. Почти в то же время на берег острова из камышей выбежал Воинов со своими солдатами. Первым их движением было схватиться за ружья, чтобы послать в пловца несколько пуль, но, увидя спешившую в погоню лодку, Воинов из боязни, как бы своими выстрелами не задеть сидящих в лодке людей, приказал своим солдатам опустить ружья.
– Теперь он уйдет! – с досадой произнес Олейников, стоя рядом с Воиновым и следя за движениями лодки. – Там сейчас будет отмель, они как раз на нее напорятся, особливо с разбега, а он тем временем к берегу подплывет, сядет на коня и ускачет!
Предсказания Олейникова не замедлили сбыться. Не успел он замолкнуть, как вдруг лодка остановилась в своем стремительном беге и закачалась, наскочив всем дном на песчаный перекат, которыми так изобилует Араке.
Воинов видел, как двое солдат выскочили из лодки и, стоя по пояс в воде, изо всех сил старались спихнуть ее с места, третий солдат и сам Ожогов помогали им, упираясь в дно отмели веслами.
– Я так и знал! – проговорил недовольным тоном Олейников. – Было бы лучше из ружей в него вдарить, может быть, какая пуля и зацепила бы, а теперь он свободно уйдет. Вон он уже к берегу прибивается… Сел… Ну, теперь шабаш, ушел!
Татарин, приблизившись к берегу, где вода была настолько мелка, что лошадь уже могла идти, быстро вскочил в седло и погнал лошадь в прибрежные кусты; не успел он, однако, проехать и нескольких шагов, как на дальнем конце острова сверкнуло яркое пламя, и грянул выстрел. Беглец закачался в седле, запрокинулся навзничь и медленно и тяжело, как куль, свалился в воду. Волны жадно подхватили его тело, подбросили раза два на своих пенистых гребнях, закружили и повлекли вниз… Освободившаяся лошадь вскачь вынеслась на крутой берег и быстро исчезла в кустах.
– Кончена комедия! – сказал Воинов, возвращаясь со своими солдатами к лодкам. – Молодец Муртуз, это ведь он подстрелил татарина. Я-то стрелять не мог, с моего места опасно было, чтобы не попасть в лодку, а он забежал вперед и с того конца выстрелил… Метко бьет, без промаха. А вот и он идет!
Муртуз шел, не торопясь, неся ружье в руках; лицо его, по обыкновению, было спокойно.
– Знаете, кто этот татарин? – спросил Муртуз, подходя к Воинову. – Кербалай-Аскер, каторжник. Он года два тому назад, бежал у вас с каторги, поселился в Персии и начал разбойничать и контрабандировать. Мне сердар давно приказывал его поймать, да все как-то не удавалось, а сегодня, как нарочно, сам подвернулся. Он, должно быть, хотел контрабанду к вам провезти.
– Чего он, дурак, стрелял! Притаился бы в камышах, мы бы его и не заметили!
– А уж это такая натура разбойничья! Не утерпел, чтобы не выстрелить: соблазн велик. К тому же он понадеялся на лошадь, думал, успеет ускакать!
– Чуть-чуть и не ускакал! Если бы не вы – ушел бы, наверняка!
Весь этот неожиданный переполох испортил всем настроение. Муртуз-ага стал проситься перевезти его на персидскую сторону, что и было исполнено. Когда лодка причалила к берегу, он наскоро простился со всеми и выскочил на песчаную отмель, где его ожидал высокий, мрачного вида курд, держа под уздцы лошадь.
Муртуз ловко вскочил в седло, приосанился и поскакал от берега, сопровождаемый всем своим отрядом.
– Какой молодец! – невольно вырвалось у Воинова, с удовольствием следившего за всеми движениями Муртуза.
Лидия промолчала. Она все еще находилась под впечатлением разыгравшейся перед ней драмы.
«Убили человека, точно куропатку подстрелили; ничего, как будто бы так и быть должно!» – думала она с затаенным ужасом.
Всю остальную дорогу она сидела молча, подавленная нахлынувшими мыслями, тревожно роившимися в голове. Она думала о Муртузе, произведшем на нее сегодня такое сильное и вместе с тем разностороннее впечатление. Он очень нравился ей, возбуждал любопытство, но в то же время вселял ужас, смешанный с отвращением.