Беглец — страница 14 из 56

ало ли? Они случайно не родственники с мутантом?


Пики эмпата, повторил Гюнтер. Волновой слепок Натху как антиса чертовски похож на динамический снимок мозга, ментограмму действующего эмпата. Сходство с моими участками? Ментальные способности не передаются по наследству. Ладно, не важно. Важно другое: антисы и менталы схожи меж собой. Мы рождаемся у разных ветвей человечества, мы — дети разных эволюций, и тем не менее…


— Почему вы называете его мутантом?!

— И вы еще спрашиваете почему? Потому что все остальное, кроме этих областей… Это черт знает что! Феномен! Ахинея! Гречневая каша! Я даже не представляю, что за мозг…

— Это не мозг, доктор. Это он сам.

— Что?!

— Ничего, доктор. Я уже заговариваюсь. Двое суток не спал. Или больше? Спасибо вам, доктор, большое человеческое спасибо…

— Мутант. Вы меня с ним познакомите?

— Очень на это надеюсь! Очень!


Не познакомил, громыхнул доктор. Обманул!

Вторичная обида Йохансона воздействовала на Гюнтера слабее, к ней он был готов. Закрылся, заблокировал, переваривая услышанное. В сердце кавалера Сандерсона копилась обида, рядом с которой и близко не стояли все обиды Удо Йохансона, оптом и в розницу.

«Вы знали, что мой сын — ментал? — швырнул он в Йохансона, словно камень в лицо. Широкоплечий гигант, доктор своим присутствием давил на Гюнтера, терявшегося в присутствии мужчин атлетического телосложения, но сейчас давление исчезло. Точнее, Гюнтер вернул его сторицей. — Антис и ментал одновременно?! Знали и скрыли от меня?! Или вас заставили скрыть?»

Ничего я не знал, вернулось от доктора. Тоже мне, нашли козла отпущения! Я думал, что мне подсунули ментограмму мозга какого-то эмпата с аномальными отклонениями. Это уже потом, когда я начал исследовать тему…

На Гюнтера обрушился ворох спектрограмм. Антис за антисом: длина волн, частота, интенсивность излучения, подробность за подробностью. Эти данные лежали в общем доступе, Йохансон взял их из открытых источников. Пока Гюнтер налаживал контакт с блудным сыном, доктор изучал волновые слепки антисов, сравнивая их с ментограммами телепатов. Сходства, различия…

Сходства были общими. Различия — частностями, которыми следовало пренебречь.

«Удо! Вы гений! Вы сделали грандиозное открытие!»

Да, согласился доктор. Я гений. Я сделал открытие. Грубо говоря, существование антиса в космическом пространстве и существование ментала в космосе образов и мыслей — практически одна и та же форма жизнедеятельности. Антис, когда он находится в большом теле, — это подвижный, энергетически насыщенный разум, способный к перемещению между материальными объектами и активному воздействию на окружающую среду. Ментал в рабочем состоянии — подвижный, энергетически насыщенный разум, способный к перемещению между психическими объектами и активному воздействию на окружающую среду. Мы с вами, дорогой Гюнтер, и ваш драгоценный сын с каким-нибудь Кешабом Чайтаньей — все четверо мы имеем между собой больше общего, чем кажется на первый взгляд. Вы удивились, почему я не подпрыгнул до потолка, узнав, что Натху совмещает антические и ментальные способности? А с чего бы мне прыгать, если я вижу, что чудо базируется на мощнейшем теоретическом фундаменте?!

— Еще сока?

— Нет, спасибо.

— Сбросьте мне десяток ваших коктейлей, — вслух произнес Йохансон, когда девушка отошла. — Тех трех, что вы сбросили перед этим, недостаточно. Я не готов сделать однозначный вывод. Позитивные модели превосходны, но для расчета воздействия нужен материал.

Это он молодец, отметил Гюнтер. «Сбросьте мне десяток ваших коктейлей. Тех трех, что вы сбросили перед этим, недостаточно…» Нас могут писать не только на уровне видео и звука. Вполне вероятно, что пишут и деятельность головного мозга. Если эксперты зафиксируют активность, характерную для общения менталов, — а они ее зафиксируют! — легко будет сослаться на обмен позитивными эмококтейлями и данными обработки.

— Конечно, — ответил он. — Ловите.

Вместо положительных эмоций, которыми он пичкал Натху, Гюнтер отправил доктору цепочку совсем других образов. Вожаком этой стаи летела Ойкумена в виде двух монеток, слипшихся решками. На орле первой Ойкумены громоздились плоды цивилизации в виде небоскребов, звездолетов и эмблемы Галактической Лиги. Орел второй Ойкумены населяли чудовища и драконы, а вместо звездолетов там красовались храмы всех мастей.

Знаю, пришло от доктора. Гипотеза о двойственности Ойкумены как симбиозе исторической и мифологической реальности. Сторонники этой гипотезы предполагают, что мы существуем на разности их потенциалов. Термопара, плюс и минус; единство и борьба противоположностей. Ничего нового, не доказано, можно пренебречь…

Доктор замолчал, верней, прекратил транслировать скепсис, когда в его сознание ворвался следующий образ. Он тоже походил на слипшиеся монетки, только на этот раз слиплись не Ойкумены, а два близнеца. Первый был биологическим существом, второй — волновым сгустком, и оба были одним человеком в разных ипостасях. Гюнтер не хотел, чтобы так получилось, но подсознание сыграло коварную шутку — близнецы вышли точными копиями Натху: мальчишки с не по-детски серьезными лицами.

Антис, уточнил Гюнтер, хотя образ не нуждался в уточнениях.

Доктор покачал близнецов на волнах рассудка — так, взвешивая, качают на ладонях два камня. Вы хотите сказать, мысленно пробормотал Йохансон. А что вы, собственно, хотите сказать?

Аналогия, напирал Гюнтер. Если она верна, то Ойкумена — гигантский антис, созданный природой. Две реальности, историческая и мифологическая, — аналоги двух тел, малого и большого. То, что мы называем физическим миром, и то, что мы зовем галлюцинаторным комплексом или вторичным эффектом Вейса, — две равноправные формы существования. Когда мы сбрасываем шелуху и погружаемся в мифологическую реальность…

Начался ментальный пинг-понг. С немыслимой скоростью доктор Йохансон и кавалер Сандерсон перебрасывались мячиками образов. Энергеты во время энергосброса: вехдены, брамайны, гематры, вудуны. Рабы помпилианцев в аналогичный момент. Сами помпилианцы во время дуэлей или клеймения. Антисы в миг полета. Наконец, менталы при высокой активности работы мозга. Все шли одной дорогой: под шелуху, в мир драконов и храмов. Две Ойкумены смыкались, проникали друг в друга, обменивались энергией, как при соитии космического масштаба. Фактически, ликующе выкрикнул доктор, мы все — антисы, все контактеры. Два тела, два сознания — с разными средами обитания, с разными возможностями…

И вдруг Йохансон замолчал.

Ладно, кивнул он после паузы, ничтожной для постороннего наблюдателя и воистину театральной для диалога менталов. Ладно, это мы. А флуктуации? Флуктуации континуума? Они ведь тоже — обитатели Ойкумены?! Тем паче что ваш сын…

Доктор не договорил, но все и так было ясно. «Тем паче что ваш сын половину своей жизни считал себя скорее флуктуацией, чем человеком» — вот что хотел сказать Удо Йохансон.

Гюнтер ответил эмоциональным коктейлем, вернувшим улыбку на губы доктора. Я не обижаюсь, булькало в коктейле. Да, вы правы, пенилось в коктейле. Флуктуации, шипел коктейль. Я подозреваю (коктейль затих, давая слово кавалеру Сандерсону), что для них все обстоит строго наоборот. Ойкумена мифологическая для них — малое тело, где они живут в материальном виде. Кракены, криптиды, гули, дэвы, птица Шам-Марг — чудовища по нашим меркам. Ойкумена же историческая для них является телом большим, и здесь они существуют в волновой форме.

— Мне надо это переварить, — пробормотал Йохансон.

Реплика относилась сразу к двум планам диалога: реальному и ментальному. Для наблюдателя она завершала разговор о формах позитивного воздействия на Натху. Для Гюнтера — жонглирование рискованными аналогиями, грозящее вылиться в нечто большее, чем просто теоретический диспут. Две персональные Ойкумены — реплика объединяла их.

— Давайте сделаем перерыв. Я свяжусь с вами в ближайшее время. Или приеду сюда, если мне позволят.

— Вам позволят, — подтвердил Тиран. — В любое удобное для вас время.

Яна Бреслау не было в столовой, но его голос, прозвучавший в акуст-линзе, не оставлял сомнений в присутствии начальства.

Йохансон кивнул. Кивнул и Гюнтер. На лицах менталов не дрогнул и мускул, но смех, прозвучавший для них одних, был смехом битком набитого цирка, хохочущего над клоуном.

II

Звон молитвенных чаш — сигнал уникома — застает Горакша-натха за выполнением Титтибхасаны, последней в традиционном утреннем комплексе. Стойка на руках, таз подан вперед, ягодицы оторваны от пола на высоту локтя. Ноги приподняты, с двух сторон обхватывают плечи. Спина натянута, дабы тонкие каналы очистились для «тайного дыхания». Тихий свет, невидимый чужому взгляду, струится из пупка: Титтибхасана значит «Светлячок». Йогин перебирает каналы, как настройщик — струны арфы: регулирует, подтягивает, ослабляет. Молитвенные чаши в пьесу, намеченную к исполнению, не входят. Обычно гуру не прерывает упражнений, чтобы ответить на вызов.

«Рудра Адинатх, Благой Владыка, знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан. Восемьдесят четыре асаны даны Адинатхом людям. Я знаю триста десять…»

Обычно, но не сейчас.

— Доброе утро, Вьяса-джи. — В сфере возникает чуждый мистике генерал Бхимасена. — Как вы относитесь к гостям?

Не меняя позы, гуру ждет продолжения.

— Я хочу нанести вам визит.

— Когда?

— Я стою у ваших дверей.

— Заходите.

Голограмма гаснет. В следующую секунду поет трель дверного звонка.

— Заходите, — громче повторяет йогин. — Открыто!

Сегодня генерал облачен в штатское: графитового цвета сюртук, брюки заужены книзу, тюрбан темно-синего шелка. Одежда смотрится на Бхимасене как военная форма. Черные туфли, начищенные до зеркального блеска, усиливают впечатление.

— Располагайтесь. — Без малейших затруднений гуру выходит из асаны. Садится на ковер, скрещивает ноги. Указывает генералу место напротив себя. — Или вы предпочитаете кресло?