Йогин ищет сердце.
Глубже, еще глубже. Скоро предел: возможности гуру не безграничны. Мощный пульс чужой, технологической псевдожизни вливается в ауру. Работай здешние устройства на природной энергии брамайнов — было бы легче. Импульсы электричества, толчки горячей плазменной крови стучат в висках. Гуру — распределительный энергоузел. Жаль, до реактора не достать: слишком глубоко. Сердце наше, теперь черед мозга. Ага, есть. Гуру — компьютерный центр управления бункером. Гуру — пост наблюдения и контроля. Единое целое, невиданное существо, феномен, наладчик высшей квалификации. Камеры, датчики, замки, сервоприводы — органы и рецепторы йогина. Реактор? Реактор по-прежнему недоступен. И что? Реактор — всего лишь источник пищи.
Поток этой пищи гуру контролирует полностью.
До восстановления работы камер остается четыре с половиной секунды. Горакша-натх погружается под шелуху. Времени полным-полно, хоть купайся в нем, во времени, хоть жги его в костре. Четыре с половиной секунды — это очень много, когда все процессы в твоей ауре протекают со скоростью прохождения электрических и радиоимпульсов в компьютерах, силовых кабелях и линиях связи. Монстр по имени Вьяса Горакша-натх залег под землей, раскинул щупальца, выставил на поверхность глаза-объективы, укрепленные, как у улиток, на рожках штативов. Эти глаза видят все, что происходит вокруг, но на контрольные сферы поступает совсем другая картинка. В сферах нет ни гуру, ни субедара Марвари. И солдат-ларгитасец шагает по обычному, истоптанному вдоль и поперек маршруту. Он не подходит к забору, желая помочиться, не останавливается возле дыры, проделанной субедаром.
Камеры работают в штатном режиме.
Камеры лгут.
Под шелухой ларгитасец выглядит призраком. Солдат — техноложец, не энергет, во вторичной реальности его как бы нет. Вернее, его нет для йогина. Есть лишь высокотехнологичная амуниция, в которой текут потоки энергии. Зыбкая, едва различимая фигура. Глаз циклопа горит зловещим огоньком — нашлемная камера. От глаза отходит пучок светящихся нервов. Провода ритмично пульсируют, передавая информацию с камеры. Золотистый очаг возбуждения — работающий аккумулятор. Гуру легко может опустошить его, но не делает этого. Гаджеты ларгитасца — тоже часть ауры йогина. Если на солдата Горакша-натх повлиять не может, то амуниция ему полностью послушна, как послушны человеку его пальцы или голосовые связки.
О да, камеры лгут.
Еще один нервный узел. Очаг возбуждения: переговорное устройство. Дремлет на поясе ваджра, в которой спят молнии, — лучевик. Мерцает печень — генератор защитного поля в состоянии готовности.
Ларгитасец умирает быстро и чисто.
Кинжал субедара Марвари — воина в золоченых латах — пронзает шею призрака. Солдат падает, на миг обретая плоть. Всплеск энергии, краткий и острый, иглой прошивает ауру йогина — и уносится прочь быстрее светового луча. Эту вспышку Горакша-натх ощущает всем существом. Эмоции здесь ни при чем. Милосердие, жалость, сопереживание — чепуха. Гуру бесстрастен, как и подобает йогину. Вспышка чувствуется на уровне энергетического, для брамайна — физиологического восприятия. Еще никто и никогда не умирал внутри ауры Горакша-натха. Болезненное ощущение. Важный опыт. Смертная мука, чужая, как своя. Страдание — это польза. Страдание — энергия. В другой ситуации Горакша-натх мог бы точно сказать, насколько страдание, которое причинила ему смерть солдата, увеличило личный энергоресурс гуру. Сейчас ему не до пустяков: йогин сосредоточен на другом.
Краем сознания он отмечает: приземлился второй пассажирский коллант. Третий. Четвертый…
Управлять обычным, данным при рождении телом трудно. Тело снаружи, а йогин внутри, в галлюцинаторном комплексе. Сил едва хватает, чтобы указать рукой на ворота: вперед! Исчезновения коллантов, возвращающихся в волну, Горакша-натх уже не замечает. На лбу его выступает пот. Йогину приходится нелегко, куда сложнее, чем в тренировочном бункере на Чайтре. Генерал Бхимасена, ты был прав: мы не сумели воспроизвести все системы, какими оснащен бункер на Ларгитасе.
— Aum dzhaya dzhaya shri shivaya svaha…
Страх исчезает.
Ворота разъезжаются в стороны. Бункер-йогин гостеприимно распахивает уста, принимая в себя священную пищу, молоко и мед: семерку марутов, божественных воинов — бурю и гром, воинственных сыновей Благого Рудры, обликом подобных субедару Марвари. Сам субедар уже внутри — расширив дыру в заборе, он проник за периметр и добрался до угла здания. В тот момент, когда ворота открываются, ваджра в руке Марвари исторгает яркие молнии, поражая стражу у входа. Две смертельные вспышки, две жгучие иглы вонзаются в гуру и исчезают в небытии. Призраки обретают плоть, чтобы исчезнуть навсегда, истаять туманом под лучами солнца. Лишь искусственные органы-гаджеты продолжают работать, словно в них еще теплится жизнь, покинувшая людей.
Маруты вооружаются золотыми луками — трофейными лучевиками. Воины готовы нырнуть в пасть монстра и дальше — в глотку, в утробу, на круги девятого ада. Гуру открывает им путь. Призраки опаздывают: они не ждут нападения, уверенные, что снаружи царит покой. Росчерки молний убеждают их в обратном.
Один марут ранен. К счастью, легко.
Впереди — спуск в лабиринты подземной гробницы. Впереди секреты и сокровища, среди которых главное — юный пленник-велет. Чужая злая воля наделила гробницу опасной силой, начинила ловушками и преградами, выставила караулы. Да, думает Горакша-натх. Пожалуй, я могу погасить ваджры ближайших стражей, опустошить аккумуляторы их оружия. Я уже проделывал подобное на Чайтре. Дозволено ли мне ослабить контроль за периферийными устройствами?
Как же их много!
Незримый рот припадает к лучевикам ларгитасцев. Пьет, втягивает, опустошает стакан за стаканом. Распределяет огненное молоко по тысячам тонких каналов. И гуру понимает, что совершил ошибку.
— Заперто, — с детским удивлением сказал Тиран.
Минутой раньше он ломился в дверь. Двумя минутами раньше — тоже. Вот уже пять, нет, шесть полновесных минут адъюнкт-генерал Бреслау пытался выйти из кабинета. Дергал ручку, бил плечом. Толкал так и эдак. Пинал створки ногами. Устраивал бурные и продолжительные аплодисменты, хлопая ладонью по папиллярному идентификатору. Набирал на коммуникаторе сложные коды. Разбил коммуникатор об пол, выяснив, что аккумулятор внезапно сдох, а связи нет, даже экстренной. Сплясал на обломках зажигательный танец.
Все, методы исчерпались.
— Вы видите? Заперто.
Линда не ответила. Она сидела на кушетке с вязанием, плотно сдвинув колени: добрая бабушка, сдобная булочка. Спицы двигались с мерной неторопливостью. Было в их движении что-то гипнотическое. Лицо комиссара Рюйсдал осунулось, щеки налились восковой бледностью. Взгляд, если так можно выразиться, провалился сам в себя. Мало кто из детишек захотел бы сейчас к Линде на колени.
Тиран почувствовал себя в одной банке со скорпионом. Нет, иначе: в одной банке со Скорпионом. Бывают и такие Скорпионы: в кофте, со смешной гулькой на затылке.
— Ваша работа, комиссар? Меня отстранили, да?
Линда дернула щекой.
— Меня отстранили и заперли. Во избежание? Полковник Госсенс уже принял дела? Меня заперли, а вас оставили рядом, чтобы я не натворил глупостей. Сейчас подъедет спецбригада, меня, как носителя государственных тайн, изолируют от сякконских телепатов. А заодно и от всего мира…
— Прекратите истерику.
Губы женщины шевельнулись, но лицо осталось прежним, высеченным из пористого камня. Мимика не соответствовала речи, мимика отсутствовала вообще как класс, и Тиран испугался. Страх был иррационален. Тиран словно увидел говорящую куклу, доставшую из-за спины опасную бритву.
— Я не прав?
— Замолчите. У нас гости.
— Скорпион?
— Не мелите чушь. Скорпиона я бы опознала.
— Спецбригада? За мной?
— Брамайны. За мальчиком.
— Шутите?
Тиран рассмеялся:
— Любой корабль был бы замечен еще на подлете к Ларгитасу. Замечен и задержан.
— У нас гости, — повторили губы Линды.
Под глазом Т-телохранителя забилась синяя жилка. Если это был пульс, то с таким пульсом везут в реанимацию. Казалось, тонкая кожица вот-вот лопнет и по лицу комиссара Рюйсдал потекут кровавые слезы.
— На верхних этажах идет бой. Я слышу эмоциональный всплеск.
— Что вы слышите?!
— Там убивают и умирают. Это болезненно, а вы меня отвлекаете. С вашими дурацкими кораблями разберетесь потом. У нас гости, их надо встретить.
Тиран кинулся к столу. В контрольных сферах тянулись пустые бесконечные коридоры. Минус девятый, минус восьмой, минус первый. Стоп-кадр из архивного хранилища, ничего общего с реальностью, какой бы та ни была.
Сферы мигнули и погасли.
— Энергия, — пробормотал Тиран. — Кабинет обесточен. Не полностью, выборочно. Говорите, брамайны? Проклятые энергеты, как вы это сделали…
На подмогу можно не рассчитывать, понял он. Вызов не пройдет.
— Антисы, — вдруг сказала Линда. — Их привезли антисы.
— Вы шутите? — повторил Тиран.
Открыв сейф, он достал лучевик армейской модели и наплечную кобуру. Давненько Яну Бреслау не приходилось держать в руках оружие. Каждый раз напоминал себе, что надо бы сходить в тир, и всегда находились более важные дела. Будет тебе тир, старый дурак…
— Антисы. Нет, коллективные антисы. Они прилетели в составе коллантов. Я улавливаю чувственные образы.
— Сколько их?
— Не знаю. Трудно определить.
— Спецназ коллантариев? Великий Космос, я обязан был предусмотреть…
Губы Линды сложились в усмешку. Тирана озноб пробрал от этой усмешки.
— Антисы. — В устах комиссара это звучало как ругательство. — Мы с вами ничего не знаем про антисов. Урожденных, коллективных, в крапинку, в полоску. Ну, почти ничего. Мы бредем наугад. Как вы могли учесть то, о чем понятия не имеете? У Ларгитаса нет своих антисов, для вас они — слепое пятно.