Беглец — страница 38 из 56

Сколько еще открытий пошло прахом, потому что мы не желаем делиться секретами?!

— Папа?

От Натху пахнуло тревогой. Те миллисекунды, что ушли у Гюнтера на ворох мыслей, галлюцинаторный комплекс превратил в добрую минуту, если не больше.

— Все в порядке, малыш. — Язык не поворачивался звать малышом косматого исполина. — Твои друзья обжоры. Они готовы кушать с утра до ночи. Я не могу все время играть для них.

— Ты им нравишься, папа. Ты живой ням-ням.

Схватив булаву, Натху погрозил криптидам. Из глотки питекантропа исторгся громовой рык. С очевидной неохотой спруты вернулись к сбору земляники: казалось, детям после конфет выставили на стол кашу. Тем не менее ослушаться вожака никто не посмел.

— Вы действительно его отец. Теперь я вижу.

Темнокожий аскет сменил позу. На коленях у него лежал трезубец: черный, под цвет волос. С таким изображают чертей в детских мультиках. Самое то, согласился Гюнтер. Для убийцы-брамайна, явившегося за Натху, лучше не придумаешь.

— Гюнтер Сандерсон, надо полагать?

— Да, я отец Натху. А вы кто такой?!

Слова блестели как сталь. Слова затачивались под бритву. Гюнтер ничего не мог с этим поделать: один взгляд на аскета — и сердце вскипало от ненависти.

Брамайн остался бесстрастен, но Гюнтера было не обмануть. От аскета тянуло кислятиной сомнений. «Ответить? — колебался аскет. — Нет? Если ответить, то что именно?!» Ненависть сменилась яростью. Коридоры, сказал себе Гюнтер. Коридоры бункера, Линда Рюйсдал, бой с террористами. Запреты, напомнил Гюнтер-медик. Запреты, взорвался Гюнтер-невротик. Запреты, да? Ограничения?! Там я не церемонился и здесь не стану!

Вернулась раковина. Гюнтер не стал подносить ее к губам — примостил на коленях, копируя аскета с его трезубцем, легонько погладил пальцами, будто ласкал кошку. Раковина откликнулась довольным урчанием. Миг — и урчание перешло в рокот морского прибоя.

— Так кто же вы?

— Марут, — ответил брамайн. — Зовите меня Марутом.

Прибой надвинулся, вырвался из раковины. Захлестнул брамайна, подхватил скрытое за каменной грядой слов, вынес на берег, к Гюнтеру.

— Ложь!

— Откуда вы знаете?

— Марутами были ваши дружки-террористы! А вы…

Он намеренно не закончил фразу, отслеживая реакцию брамайна. Нырять на глубину, не имея опыта работы в большом теле, Гюнтер опасался. Пусть то, что нужно, само всплывет на поверхность. Раковина продолжала рокотать. Губы аскета остались плотно сомкнутыми, но провокация удалась. Брамайн барахтался в прибое, нити ловчих водорослей зацепились за рефлекторный эмоотклик — не такой уж ты и бесстрастный, приятель! — эмоции потянули за собой ассоциативные цепочки воспоминаний. Над брамайном возник дрожащий мыльный пузырь, похожий на скверно отрегулированную голосферу.


…Бункер гостеприимно раскрывает ворота, принимая в себя семерку марутов, божественных воинов, обликом подобных субедару Марвари. Сам субедар уже внутри: расширив дыру в заборе, он проник за периметр и добрался до угла здания…


Образы, вызванные к жизни словами Гюнтера, роились, цеплялись шестеренками, превращались в замысловатый механизм.


— …Со всем уважением и припаданием к вашим лотосным стопам, гуру-махараджа…

— Пожалуйста, не называйте меня так. Вы не мой ученик, между нами нет отношений наставника и последователя.

— Да? — Субедар-майор Марвари изумлен. — А по-моему, есть! Кто тут собрался учить нас воевать, если не вы, гуру-махараджа?..


Глубже, дальше, назад по временной оси:


— …Не называйте меня так, генерал.

— Как мне называть вас?

— Вьяса-джи. Этого будет достаточно…


Имя оказалось ключом. Вьяса-джи? Ключ открыл потайной ящик секретера, перед глазами возникли строки документа: личного дела?

— Вьяса Горакша-натх. — Гюнтер читал как по-написанному. — Гражданин Чайтры. Йогин ордена натхов, член Совета духовных лидеров. Входил в состав специального отряда под командованием субедар-майора Марвари. Я ничего не упустил?

Лицо аскета исказила гримаса гнева. Чувственный отклик, пойманный Гюнтером, не оставил сомнений: кавалер Сандерсон попал в яблочко.

Пальцы брамайна сжались на древке трезубца. Три острия вспыхнули опасным свечением. Шипя в унисон с коброй на поясе, змейки синих молний потянулись к молодому человеку. Гюнтер поднес к губам раковину, готовясь обрушить на врага шторм паники. Это для криптидов паника — пища. Справишься ли с ней ты, террорист?!

Змеи погасли. Брамайн ослабил хватку, лицо его разгладилось.

— Никогда так больше не делайте, — попросил аскет.

И добавил:

— Пожалуйста.

— Папа! Тебе помочь?

Натху мрачно поигрывал булавой.

От Гюнтера не укрылось изменение эмоционального фона аскета. Стоило мальчику предложить отцу помощь, как брамайн вздрогнул. Страх, подумал Гюнтер-невротик. Нет, не страх, опроверг Гюнтер-медик. Обида, ревность. Зависть высокой пробы. Эй, террорист, ты что, ревнуешь Натху ко мне? Сам метил в отцы?! В наставники?!

— Не надо, Натху. Если что, я позову.

— Хорошо. Я рядом, зови.

— Если хотите о чем-то спросить, — вмешался аскет, пытаясь сгладить ситуацию, — просто спросите. Тот, кто избегает насилия, достигнет лотосовых озер, прозрачных и спокойных. Тот, кто несет мир, наслаждается жизнью на небесах.

— Тот, кто прибегает к террору, — съязвил Гюнтер, — тоже наслаждается жизнью на небесах. Тот, кто крадет чужих детей, достигнет дна лотосовых озер и больше не всплывет.

— Спрашивайте, — повторил аскет, не вступая в конфликт.

— И вы ответите? Учтите, ложь я чую за километр.

— Рад за вас, шри Сандерсон. Полезное качество.

— Начнем с главного. — Гюнтер отложил раковину в сторону. — Как вы попали сюда? Как вышли в большое тело?

Аскет пожал плечами:

— Не знаю. Не помню.

— Ложь!

— Не могу вспомнить, хотя и пытался.

— Ложь!

— Прислушайтесь ко мне, я разрешаю. Вы поймете, что это правда.

— Ложь!!!

Правда, сказал Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Кончай орать, болван.

— Зайдем с другого бока, — предложил аскет. — Как сюда попали вы? Я имею в виду большое тело?

— Не знаю, — ответил кавалер Сандерсон раньше, чем принял решение не отвечать на вопросы этого мерзавца. — Не помню.

III

— Боюсь, шри Сандерсон, вы мне лжете.

Техноложец, думает Горакша-натх с презрением, недостойным йогина. Презрение грозит перерасти в ненависть. Как этот ларги сумел выйти в волну?! Натху прихватил его с собой? Мать защитил энергококоном, а отца забрал в большое тело?!

Способ, при помощи которого ларгитасец оказался в космосе, волнует гуру едва ли не больше, чем собственное чудесное спасение. В конце концов, Горакша-натх — брамайн, они с Натху принадлежат к одной расе. Впрочем, Гюнтер Сандерсон тоже наполовину сорасец мальчика. Может, дело в этом? Какие-то особые тонкие связи, о которых не знаем ни мы, ни они?

Гюнтер Сандерсон молчит. Он очень долго молчит.

— Не помню, — наконец произносит он.

— Вы? С вашей памятью ментала?!

— С моей памятью ментала. Первый сбой за всю жизнь.

— Ты что-то забыл, папа?

Натху нависает над отцом. В голосе мальчика, на его обезьяньем лице — искреннее участие. Гуру больно слышать эти интонации от божественной аватары. Больно видеть сочувствие на лице Марути Озорника. Живое чудо, явленное расе Брамайн, льнет к надменному ларги. Называет отцом, готово беречь и защищать. И от кого? От чистокровного брамайна!

Трудно вообразить себе более тягостное зрелище.

С трудом гуру удается взять себя в руки. Идти на поводу у страстей — позор для йогина. Ты достиг желаемого, говорит себе Горакша-натх. Мальчик покинул Ларгитас, ты — в едином большом теле с молодым антисом. Достиг? Остался последний шаг. Натху еще не вернулся на мать-Чайтру, а ты еще не полноценный антис.

Цель близка, но путь длится.

Криптиды оставляют землянику в покое. Оборачиваются к Натху, замирают, воздев щупальца к небу, — фаги чуют перемену настроения вожака.

— Да, забыл. Я забыл, как мы оказались здесь.

— А что ты помнишь, папа?

— На нас напали. Этот террорист, — обличительный перст указывает на йогина, — и его приспешники. Я сражался, и не я один. Позже мы оказались в космосе. Ты стартовал, Натху? Ушел в волну?

Руками ларгитасец изображает взрыв.

— Ага! — смеется Натху.

И сразу мрачнеет:

— Было страшно. Я не хотел!

Что он делает, изумляется гуру. Он оправдывается?!

— Все хорошо, папа? — Мальчик снова расцветает улыбкой. Долго сокрушаться не в правилах детства. — Мы тут, вместе. Ты, я, хватики!

— Хватики?

Натху кивает на криптидов:

— Эти! Они все хватают.

— Только хватают?

— Хватают и едят. Пап, ты что? Ты хочешь жить назад?

— Жить назад?

На лице ужасного ракшаса, обладателя рогов и копыт, каким стал под шелухой Гюнтер Сандерсон, отражается недоумение. Горакша-натх испытывает схожее чувство. Что мальчик имеет в виду? Натху тоже озадачен. Растерян, хмурит брови, скребет затылок узловатой пятерней. Жест ребенок собезьянничал с кого-то из взрослых.

Криптиды подтягиваются ближе. Так собаки сбиваются вокруг хозяина, так волки готовы поддержать вожака.

— Жить назад! — Натху чуть не плачет от бессилия. — Жить назад, да!

В сердцах он топает ногой. Иллюзия или нет, земля ощутимо содрогается.

— Вспомнить? — осторожно уточняет ларгитасец. — Пережить заново?

Гуру удивлен. Почему бы телепату-ларги просто не залезть к мальчику в голову? К чему объясняться, если можешь взять без спросу?! Проходит миг, и Горакша-натх ужасается сам себе. Нет, не мысли о насилии смущают йогина. Глупец, ты готов был подсказать решение враждебно настроенному ларги! Неужели ты и правда хотел предложить техноложцу порыться в мозгах брамайнского антиса?! Ларги осторожен, он боится лезть в разум юного