Сколько еще открытий пошло прахом, потому что мы не желаем делиться секретами?!
— Папа?
От Натху пахнуло тревогой. Те миллисекунды, что ушли у Гюнтера на ворох мыслей, галлюцинаторный комплекс превратил в добрую минуту, если не больше.
— Все в порядке, малыш. — Язык не поворачивался звать малышом косматого исполина. — Твои друзья обжоры. Они готовы кушать с утра до ночи. Я не могу все время играть для них.
— Ты им нравишься, папа. Ты живой ням-ням.
Схватив булаву, Натху погрозил криптидам. Из глотки питекантропа исторгся громовой рык. С очевидной неохотой спруты вернулись к сбору земляники: казалось, детям после конфет выставили на стол кашу. Тем не менее ослушаться вожака никто не посмел.
— Вы действительно его отец. Теперь я вижу.
Темнокожий аскет сменил позу. На коленях у него лежал трезубец: черный, под цвет волос. С таким изображают чертей в детских мультиках. Самое то, согласился Гюнтер. Для убийцы-брамайна, явившегося за Натху, лучше не придумаешь.
— Гюнтер Сандерсон, надо полагать?
— Да, я отец Натху. А вы кто такой?!
Слова блестели как сталь. Слова затачивались под бритву. Гюнтер ничего не мог с этим поделать: один взгляд на аскета — и сердце вскипало от ненависти.
Брамайн остался бесстрастен, но Гюнтера было не обмануть. От аскета тянуло кислятиной сомнений. «Ответить? — колебался аскет. — Нет? Если ответить, то что именно?!» Ненависть сменилась яростью. Коридоры, сказал себе Гюнтер. Коридоры бункера, Линда Рюйсдал, бой с террористами. Запреты, напомнил Гюнтер-медик. Запреты, взорвался Гюнтер-невротик. Запреты, да? Ограничения?! Там я не церемонился и здесь не стану!
Вернулась раковина. Гюнтер не стал подносить ее к губам — примостил на коленях, копируя аскета с его трезубцем, легонько погладил пальцами, будто ласкал кошку. Раковина откликнулась довольным урчанием. Миг — и урчание перешло в рокот морского прибоя.
— Так кто же вы?
— Марут, — ответил брамайн. — Зовите меня Марутом.
Прибой надвинулся, вырвался из раковины. Захлестнул брамайна, подхватил скрытое за каменной грядой слов, вынес на берег, к Гюнтеру.
— Ложь!
— Откуда вы знаете?
— Марутами были ваши дружки-террористы! А вы…
Он намеренно не закончил фразу, отслеживая реакцию брамайна. Нырять на глубину, не имея опыта работы в большом теле, Гюнтер опасался. Пусть то, что нужно, само всплывет на поверхность. Раковина продолжала рокотать. Губы аскета остались плотно сомкнутыми, но провокация удалась. Брамайн барахтался в прибое, нити ловчих водорослей зацепились за рефлекторный эмоотклик — не такой уж ты и бесстрастный, приятель! — эмоции потянули за собой ассоциативные цепочки воспоминаний. Над брамайном возник дрожащий мыльный пузырь, похожий на скверно отрегулированную голосферу.
…Бункер гостеприимно раскрывает ворота, принимая в себя семерку марутов, божественных воинов, обликом подобных субедару Марвари. Сам субедар уже внутри: расширив дыру в заборе, он проник за периметр и добрался до угла здания…
Образы, вызванные к жизни словами Гюнтера, роились, цеплялись шестеренками, превращались в замысловатый механизм.
— …Со всем уважением и припаданием к вашим лотосным стопам, гуру-махараджа…
— Пожалуйста, не называйте меня так. Вы не мой ученик, между нами нет отношений наставника и последователя.
— Да? — Субедар-майор Марвари изумлен. — А по-моему, есть! Кто тут собрался учить нас воевать, если не вы, гуру-махараджа?..
Глубже, дальше, назад по временной оси:
— …Не называйте меня так, генерал.
— Как мне называть вас?
— Вьяса-джи. Этого будет достаточно…
Имя оказалось ключом. Вьяса-джи? Ключ открыл потайной ящик секретера, перед глазами возникли строки документа: личного дела?
— Вьяса Горакша-натх. — Гюнтер читал как по-написанному. — Гражданин Чайтры. Йогин ордена натхов, член Совета духовных лидеров. Входил в состав специального отряда под командованием субедар-майора Марвари. Я ничего не упустил?
Лицо аскета исказила гримаса гнева. Чувственный отклик, пойманный Гюнтером, не оставил сомнений: кавалер Сандерсон попал в яблочко.
Пальцы брамайна сжались на древке трезубца. Три острия вспыхнули опасным свечением. Шипя в унисон с коброй на поясе, змейки синих молний потянулись к молодому человеку. Гюнтер поднес к губам раковину, готовясь обрушить на врага шторм паники. Это для криптидов паника — пища. Справишься ли с ней ты, террорист?!
Змеи погасли. Брамайн ослабил хватку, лицо его разгладилось.
— Никогда так больше не делайте, — попросил аскет.
И добавил:
— Пожалуйста.
— Папа! Тебе помочь?
Натху мрачно поигрывал булавой.
От Гюнтера не укрылось изменение эмоционального фона аскета. Стоило мальчику предложить отцу помощь, как брамайн вздрогнул. Страх, подумал Гюнтер-невротик. Нет, не страх, опроверг Гюнтер-медик. Обида, ревность. Зависть высокой пробы. Эй, террорист, ты что, ревнуешь Натху ко мне? Сам метил в отцы?! В наставники?!
— Не надо, Натху. Если что, я позову.
— Хорошо. Я рядом, зови.
— Если хотите о чем-то спросить, — вмешался аскет, пытаясь сгладить ситуацию, — просто спросите. Тот, кто избегает насилия, достигнет лотосовых озер, прозрачных и спокойных. Тот, кто несет мир, наслаждается жизнью на небесах.
— Тот, кто прибегает к террору, — съязвил Гюнтер, — тоже наслаждается жизнью на небесах. Тот, кто крадет чужих детей, достигнет дна лотосовых озер и больше не всплывет.
— Спрашивайте, — повторил аскет, не вступая в конфликт.
— И вы ответите? Учтите, ложь я чую за километр.
— Рад за вас, шри Сандерсон. Полезное качество.
— Начнем с главного. — Гюнтер отложил раковину в сторону. — Как вы попали сюда? Как вышли в большое тело?
Аскет пожал плечами:
— Не знаю. Не помню.
— Ложь!
— Не могу вспомнить, хотя и пытался.
— Ложь!
— Прислушайтесь ко мне, я разрешаю. Вы поймете, что это правда.
— Ложь!!!
Правда, сказал Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Кончай орать, болван.
— Зайдем с другого бока, — предложил аскет. — Как сюда попали вы? Я имею в виду большое тело?
— Не знаю, — ответил кавалер Сандерсон раньше, чем принял решение не отвечать на вопросы этого мерзавца. — Не помню.
— Боюсь, шри Сандерсон, вы мне лжете.
Техноложец, думает Горакша-натх с презрением, недостойным йогина. Презрение грозит перерасти в ненависть. Как этот ларги сумел выйти в волну?! Натху прихватил его с собой? Мать защитил энергококоном, а отца забрал в большое тело?!
Способ, при помощи которого ларгитасец оказался в космосе, волнует гуру едва ли не больше, чем собственное чудесное спасение. В конце концов, Горакша-натх — брамайн, они с Натху принадлежат к одной расе. Впрочем, Гюнтер Сандерсон тоже наполовину сорасец мальчика. Может, дело в этом? Какие-то особые тонкие связи, о которых не знаем ни мы, ни они?
Гюнтер Сандерсон молчит. Он очень долго молчит.
— Не помню, — наконец произносит он.
— Вы? С вашей памятью ментала?!
— С моей памятью ментала. Первый сбой за всю жизнь.
— Ты что-то забыл, папа?
Натху нависает над отцом. В голосе мальчика, на его обезьяньем лице — искреннее участие. Гуру больно слышать эти интонации от божественной аватары. Больно видеть сочувствие на лице Марути Озорника. Живое чудо, явленное расе Брамайн, льнет к надменному ларги. Называет отцом, готово беречь и защищать. И от кого? От чистокровного брамайна!
Трудно вообразить себе более тягостное зрелище.
С трудом гуру удается взять себя в руки. Идти на поводу у страстей — позор для йогина. Ты достиг желаемого, говорит себе Горакша-натх. Мальчик покинул Ларгитас, ты — в едином большом теле с молодым антисом. Достиг? Остался последний шаг. Натху еще не вернулся на мать-Чайтру, а ты еще не полноценный антис.
Цель близка, но путь длится.
Криптиды оставляют землянику в покое. Оборачиваются к Натху, замирают, воздев щупальца к небу, — фаги чуют перемену настроения вожака.
— Да, забыл. Я забыл, как мы оказались здесь.
— А что ты помнишь, папа?
— На нас напали. Этот террорист, — обличительный перст указывает на йогина, — и его приспешники. Я сражался, и не я один. Позже мы оказались в космосе. Ты стартовал, Натху? Ушел в волну?
Руками ларгитасец изображает взрыв.
— Ага! — смеется Натху.
И сразу мрачнеет:
— Было страшно. Я не хотел!
Что он делает, изумляется гуру. Он оправдывается?!
— Все хорошо, папа? — Мальчик снова расцветает улыбкой. Долго сокрушаться не в правилах детства. — Мы тут, вместе. Ты, я, хватики!
— Хватики?
Натху кивает на криптидов:
— Эти! Они все хватают.
— Только хватают?
— Хватают и едят. Пап, ты что? Ты хочешь жить назад?
— Жить назад?
На лице ужасного ракшаса, обладателя рогов и копыт, каким стал под шелухой Гюнтер Сандерсон, отражается недоумение. Горакша-натх испытывает схожее чувство. Что мальчик имеет в виду? Натху тоже озадачен. Растерян, хмурит брови, скребет затылок узловатой пятерней. Жест ребенок собезьянничал с кого-то из взрослых.
Криптиды подтягиваются ближе. Так собаки сбиваются вокруг хозяина, так волки готовы поддержать вожака.
— Жить назад! — Натху чуть не плачет от бессилия. — Жить назад, да!
В сердцах он топает ногой. Иллюзия или нет, земля ощутимо содрогается.
— Вспомнить? — осторожно уточняет ларгитасец. — Пережить заново?
Гуру удивлен. Почему бы телепату-ларги просто не залезть к мальчику в голову? К чему объясняться, если можешь взять без спросу?! Проходит миг, и Горакша-натх ужасается сам себе. Нет, не мысли о насилии смущают йогина. Глупец, ты готов был подсказать решение враждебно настроенному ларги! Неужели ты и правда хотел предложить техноложцу порыться в мозгах брамайнского антиса?! Ларги осторожен, он боится лезть в разум юного