- Э‑э, господин хороший, вы бы отпустили его. Все ж в приличном месте находитесь, - прогудел городовой, кажется, вновь почувствовавший себя в своей стихии. Ну, как же! Мордобитие это его дело!
- В приличном? С каких это пор в приличных местах пьяные ублюдки угрожают здоровью маленьких детей? - Я резко обернулся к блюстителю порядка в белоснежной шинели, и франт, удерживаемый моей ладонью, коротко вякнул. Потеряв равновесие, он засучил ногами по льду и захрипел. Очевидно, шарф слишком сильно сдавил его горло. «Выключив» это недоразумение, чтоб не сбежало, я отпустил свою нежданную ношу и, брезгливо вытерев платком заляпанную кровью перчатку, с интересом взглянул на задумчиво жующего ус городового.
- О как? - протянул служака и вдруг рявкнул: - Прошка!
Материализовавшийся тут же верткий мужичок в форменной одежде градского служителя вопросительно взглянул на городового и, поймав встречный, весьма недовольный взгляд блюстителя порядка, моментально сник.
- А что… ежели б Ратьша его не пустил, он, глядишь, и ему морду‑то располосовал. Пьяный же, ваше благородие, - затараторил служитель.
- А ну, охолони. Ты здесь для чего поставлен? За порядком следить? Вот и докладывай, что произошло… раз сам не уследил. Ну!
- Да я… В общем, господин этот, как на площадь вышел, уж было видно, что принявши… Ермил его остановить хотел, а тот ему в зубы, да прямым ходом к катку. А Ратьша, что у входа, ну… с коньками там, помочь чем, он его и пропустил… побоялся перечить. Ну уж, предупредил меня, да Торма, чтоб приглядывали за пьяным, но оно так быстро все… мы и не успели, - чуть медленнее, но все так же на одном дыхании выдал Прохор.
- Дальше, - хмуро потребовал городовой.
- Так это… а что дальше‑то? Как детишки на него налетели, он разорался, я уж было броситься хотел, как он руку‑то на них поднял, а тут господин вот этот крик ребятенка услышал, да эдак в ладоши и хлопнул. Бузотера‑то в сугроб и унесло…
- Дела‑а, - протянул полицейский, смерив взглядом валяющегося у нас под ногами франта, успевшего залить лед сочащейся из носа кровью. После чего взглянул на меня и, скривившись, пожал плечами. - Уж извините, господин хороший, но этого субчика я отве… зу в участок.
- Что ж… - Давно не радовавшая меня своим присутствием красная пелена боевого безумия почти рассеялась, и я тряхнул головой, разгоняя ее остатки. - В таком случае прошу утром передать этому… хм… недостойному господину, что послезавтра его поручников с нетерпением будут ждать в доме Старицких. А на случай, если он окажется не только пьяницей, без стыда избивающим детей, но и трусом, объясните, чем для него будет чревато уклонение от хольмганга. Из‑под земли ведь достану, урода…
- Сделаем. Не сомневайтесь. - Кивнул городовой и, воспользовавшись наговором, подхватил пребывающего без сознания виновника переполоха над землей, надежно зафиксировав его в захвате. Неплохо, совсем неплохо готовят нынче господ полицейских в Хольмграде… Отлевитировав поганца на несколько метров, городовой вдруг обернулся. - Значит, в доме Старицких, да?
- Именно так.
- Уж будьте покойны, ваше сиятельство, проследим за этим делом, со всем тщанием, - усмехнулся полицейский. - Мы его еще и в черные листы внесем, чтоб сбежать из города не вздумал. Ишь, поганец, моду взял, детей бить!
- Благодарю. - Мы кивнули друг другу и разошлись в разные стороны. Полицейский потащил свою добычу в околоток, а я двинулся к семье. Толпа, убедившаяся, что продолжения спектакля не будет, уже успела рассосаться, так что мне не пришлось продираться сквозь нее.
Лада и Верея все еще продолжали суетиться вокруг детей, отчего Родик уже явно начал уставать, а вот Беляна, кажется, просто купалась в волнах ласки, излучаемых матерью и ее подругой. Вент стоял рядом с безучастным видом, вот только расстегнутое пальто и пиджак явно показывали, что адъютант Телепнева находится на боевом взводе. Привычку таскать барабанник в кобуре‑оперативке он в свое время «срисовал» у меня, и если на беговой дорожке слегка огрузневший за последние годы полковник вряд ли смог бы показать хорошие результаты, то в стрельбе… Скажем так, впервые увидев, как Толстоватый работает со служебным барабанником «Ратник», несамовзводной тяжеленной дурой калибром в четыре линии, моя первая мысль была: «пулемет». Вторая - «снайперский пулемет», несмотря на всю ее несуразность. Потому как высадить все семь пуль за две с небольшим секунды и ни разу не промахнуться на дистанции в двадцать пять метров это надо уметь… Толстоватый умеет.
- Как тут? - поинтересовался я у полковника, и тот, повернув ко мне абсолютно невозмутимую физиономию, коротко кивнул.
- Тихо. Это не провокация… по крайней мере, продолжение действа явно не предусмотрено, - проговорил Толстоватый, и я в очередной раз порадовался, что поведал другу всю нашу историю без купюр и недомолвок. Без его крепкого плеча нам было бы гораздо труднее пережить все происходящее в последнее время.
- Ну и замечательно. Там вроде бы тоже разобрались. Остальное завтра, - ответил я.
- Поручником возьмете, Виталий Родионович? - почти шепотом спросил он. Я кивнул. Из глаз Вента Мирославича тут же исчез металлический блеск, и он, растянув губы в улыбке, обратился к нашим женщинам: - Думаю, катка на сегодня хватит, как считаете?
- Мне тоже так кажется, - поджав губы, проговорила Верея, но заметив, как погрустнели лица детей, переглянувшись с Ладой, предложила: - Но сегодня праздник… Может, покатаемся по городу? Сейчас же на каждом перекрестке гуляния идут…
- На тройке! - тут же выпалил внимательно прислушивающийся Родик, а Беляна захлопала в ладоши. Полковник недоуменно переглянулся с супругой, и Лада тут же пояснила причины такой радости.
- У нас же нет выезда, автомобиль куда удобнее, так что для них живая лошадь, как для Вента Мирославича его любимые дирижабли. Уж простите за сравнение.
- Что ж. Прогулка на санях по городу - звучит весьма и весьма приятно, и погода способствует. Эх, ладно, вспомним… - Что именно хотел вспомнить полковник, договорить ему не удалось. Удар твердого локотка супруги под ребра прервал реплику.
- Вот только попробуй что‑нибудь сказать об ушедшей молодости, - деланно‑сурово проговорила Верея Нискинична, и ее муж тут же изобразил оскорбленную невинность.
- Побойся бога, серденько мое! Куда тебе еще молодеть? И так девчонкой выглядишь, скоро в обществе шептаться начнут, что на гимназистке женился! - И взгляд такой честный‑честный.
- А что, Лада Баженовна, супруг ваш так же на лесть сладкую скор, а? - старательно пытаясь высмотреть в наших с Толстоватым глазах намек на насмешку, протянула полковничья жена.
- Да все они такие, как коты шкодливые. Те тоже сначала крынку перевернут, а потом за лаской с мурлыканьем лезут, не замечая, что вся морда в сметане, - со вздохом согласилась Лада.
Мы с полковником одновременно хмыкнули, но спорить не рискнули. На дам отходняк накатил, вот они и отводят душеньку. Перетерпим.
А гуляние с покатушками на тройке и впрямь удалось. Весело звенели бубенцы и колокольцы, фыркали лошади, встряхивая гривами с заплетенными в них яркими шелковыми лентами, грохотали мощными копытами по заснеженной брусчатке, под залихватский свист возницы и его же распугивающие нарядных прохожих крики: «Поберегись!!!» На площадях и перекрестках рекой лился горячий сбитень да кисели. Крутились самодельные кончанские карусели, хвалясь да соревнуясь меж собой резной отделкой и яркими невозможными красками, с залитых на площадях горок с визгом и хохотом катался столичный люд, а на Волхове уже собирались дюжие мужики, ломали шапки и, хвастаясь, зазывали народ в стенку. Хольмград праздновал Новый год размашисто, весело, с присвистом и переплясом, как и положено ражему купцу, что и мошны не упустит, и в пьянке с непременной дракой сдюжит, не сломается, да и коленца лихие в танце откалывать мастак. Чудный день.
Домой вернулись уже в темноте. Ввалились веселой гурьбой в двери, довольные, раскрасневшиеся от мороза и хмельного меда. Правда, дети явно притомились и уже сонно хлопали глазами, но ведь и время‑то позднее. Пока Лада с Вереей укладывали их спать, мы с Вентом Мирославичем обнаружили, что в доме пусто. Черт! Я совсем забыл о выходном! Негоже было заставлять людей работать, когда все отдыхают, вот и отпустил их на пару дней, сразу после того как подарки разобрали.
- Ну ничего. Не один Лейф у нас готовить умеет. Да и ты, Вент Мирославич, помнится, в походе чудесный чаек из ничего мастерил, а? Тряхнем стариной?
- Какая ж то старина, Виталий Родионович? - усмехнулся Толстоватый. - И пяти лет не прошло, как ты меня «на пленэр» вытаскивал, со старшим курсом училища… Забыл?
- Нет, Лада Баженовна, вы только взгляните, опять они о старом!
- Молчим‑молчим, лебедушки‑молодушки наши, - тут же поднял я руки вверх. Уж не знаю, что хотели сказать наши жены, они не успели. Вент Мирославич шибанул из орудия главного калибра.
- Устали, наверное, красавицы? Проголодались… - сладким тоном протянул Толстоватый, отчего Лада с Вереей явно опешили. - Вот уж и сказать‑то ничего не можете. А идите‑ка вы, милые, в гостиную, поговорите о своем, о… девичьем, а мы пока чайку согреем.
От елея в голосе друга даже я немного ошалел, а тот, словно гипнотизер, продолжал разливаться соловьем, а потом и вовсе подхватил под локотки дам, взирающих на него изрядно замутившимся взглядом. И увел! Ну точно, заклинатель змей, ха!
Ну и замечательно, а мне пора на кухню, изыскивать резервы. За день такой аппетит нагуляли, что без небольшого полночного ужина тут точно не обойтись.
Спустя несколько минут вернулся Толстоватый, и мы отправились в набег на запасы Творимира. Ох, и обрадуется же он, когда вернется с праздников. Хм. Выпроваживать гостей за полночь не стали, благо гостевые комнаты в доме в достатке… если не сказать в избытке. А утром, проснувшись первым, я развил бурную деятельность, так что к моменту, когда проснулась Лада, рядом с ней на столике уже стояла чашка кофия и белоснежная роза из зимнего сада Смольяниной. А наших гостей ждали свертки, ради которых я звонком поднял на ноги дворецкого в их доме. За окном было еще темно, но ждать, пока развиднеется, я был не намерен. А потому будил жену и гостей быстро и эффективно… звуком пожарной сирены с харак