— Нет, скорее, что смерть можно обвести вокруг пальца.
Да Фэ болезненно поморгал воспаленными веками.
— Это будет трудно, не забывай.
— Надеюсь, все отлажено и продумано заранее?
— Конечно, иначе тебя не стали бы подвергать такому риску. Конец хороший. Уж поверь, у нас все честно.
Да уж, у вас все честно, ребята, подумал Камерон, все, кроме вашего жульнического сценария.
— Под «концом» вы подразумеваете то, как я выберусь из машины?
— Нет, саго, конец фильма. Вот представь: из глубины поднимаются пузырьки воздуха, лопаются на поверхности воды и превращаются в шипучие пузырьки газа в стакане е кока-колой, который официантка подает посетителю. Крупным планом ее улыбающееся лицо — ойа уверена, что беглецу удалось спастись. Конец фильма.
Камерон и думать забыл не только об официантке, но и вообще о фильме. Он с головой погрузился а собственные мысли. Дублируя Джордана в опасных для жизни трюках, он, выходит, лишь создает шальными выходками «оживляж» картины, о которой так мало знает. Минуточку, как это — мало? Ведь фильм, в основном, строится на его собственной истории, а веселые пузырьки газа, вселяющие в официантку такую уверенность, материализуются из тех, что вскоре заполнят внутренность машины, вместе с которой он пойдет ко дну.
— Официантка, стало быть, улыбается. Неубедительная какая-то концовочка.
— А о пузырьках забыл? В них кроется подтекст.
— То есть — понимай как хочешь. Так, что ли?
— Вот именно, саго. Концовка так и задумана, чтобы заставить зрителя пораскинуть мозгами и включить на полную мощность свое воображение.
— Пусть сам думает, какие силы победят на дне реки, да?
— Правильно. Нельзя же все разжевывать и класть в рот, пусть зритель подумает.
— С пузырями ясно, — произнес Камерон. — Надеюсь, трюк состоит не только из них. Нельзя ли остановиться поподробней на том, что мне надо будет сделать?
— Почему же нельзя? Сейчас расскажу. Съемки начнем с этого конца дамбы с грузовика, он поедет параллельно с тобой прямо до заграждения. Камера, установленная на мосту, будет фиксировать твой прорыв, переполох среди полицейских, пальбу по твоей машине. Потом ты теряешь контроль над управлением, тебя заносит, ну, и печальный итог — машина, круша перила, падает вниз. Полет, погружение и пузырьки, которые мы только что столь подробно обсуждали, будут сниматься уже третьей камерой.
— А что, если я на самом деле не справлюсь с управлением? — спросил Камерон. — На такой скорости это вполне возможный вариант.
— На какой такой скорости?
— Уж не знаю, на что способна эта колымага, но если выжать до конца…
— Выжать до конца] — весело расхохотался да Фэ. — Ты, как всегда, все понимаешь буквально, саго. Невероятная скорость твоего автомобиля — это еще одна иллюзия, которая достигается путем замедленной съемки. Понимаешь? Такой прием. Ты едешь себе и едешь, не спеша, а на экране получится, что ты мчишься со скоростью звука, вот-вот взлетишь.
— Значит, ехать надо медленно?
Изучающий взгляд из-под припухших век.
— На тебя не угодишь. Ты что, недоволен?
— Да нет, — спохватился Камерон, — просто я предполагал…
— Предположения — вещь опасная, саго.
— О, да, — согласился Камерон.
— Более того, — продолжал оператор, — вся сцена будет сниматься по частям, а на экране получится единое целое. Для такого единства, как тебе известно, существуют монтажеры, за это им и денежки платят, и немалые притом.
— Конечно, — пробормотал Камерон, — я как-то не подумал.
— Человеку свойственно ошибаться, не правда ли?
— Увы, правда.
— Да, так вот, сначала мы немного порепетируем.
— Неплохая идея.
Костяшками пальцев да Фэ потер глаза.
— Что-то ты стал слишком покладистым, со всем соглашаешься, даже странно. Давай прекратим играть в кошки-мышки, я ведь отлично знаю, что на уме у тебя совсем другое. Ну-ка, выкладывай.
— Вам это только кажется.
— 3, нет, саго, ты что-то задумал. Из-за песка я сейчас плоховато вижу, но по твоему голосу мне ясно, что ты собираешься нас надуть.
— Ошибаетесь, — сказал Камерон, думая о репетиции. Лучшее время для прорыва и… отрыва. Как же успокоить этого типа? Ладно, рискнем…
— Если вы мне не верите, почему бы вам не прокатиться вместе со мной?
Лицо да Фэ расплылось в широкой улыбке.
— Великолепная мысль! — воскликнул он.
Сердце захолонуло от ужаса. Стараясь не выдать волнения, Камерон произнес:
— Вы можете сидеть где сидите, на месте пассажира.
— Нет, саго, на сей раз в роли твоего пассажира будет кинокамера для подводных съемок, чтобы в мельчайших подробностях запечатлеть погружение в реку.
Камерону удалось замаскировать улыбкой вздох облегчения. Взглянув на оператора, он почувствовал себя Одиссеем, который, ослепив одноглазого Циклопа, получил долгожданную свободу.
— Саго, — улыбаясь, сказал да Фэ, — назови-ка еще разок твое имя.
— Мое имя?
— Да, твое настоящее имя.
Терять больше нечего. Камерон посмотрел в его воспаленные глаза и твердо произнес:
— Камерон.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
День снова обещал выдаться жарким. Солнце, еще не поднявшееся над крышей отеля, жарило уже вовсю, и техники, укрепляющие на переднем сидении камеру для подводных съемок, буквально истекали потом. Камерон с беспокойством посмотрел на багажник. Слава Богу, на него падала, тень. Ничего, ждать осталось недолго, скоро поедем, подумал он, наблюдая за приготовлениями. Потом пересек парковочную площадку и поднялся на веранду. Только: он собрался войти в вестибюль, как услыхал ставшую привычной команду:
— Мотор!
Обогнув торец, он увидел, как Ли Джордан заскользил по лестничным перилам и, нелепо взмахнув руками, тяжел приземлился в двух шагах от примостившегося за камерой оператора.
— Стоп! Больше эмоций, саго! Ты: же летишь с высоты пятидесяти футов, так изобрази на лице хоть испуг, что ли. В конце концов, это же страшно! Зритель не должен знать, что ты всего-навсего съехал по перилам!
Судя по заднику на лестничной площадке, Камерон понял, что стал свидетелем съемок кадра, связующего два его трюка в луна-парке. На секунду его охватило раздражение, но, глянув на Джордана, потирающего поясницу, он улыбнулся. Давай, саго, хоть что-нибудь в этой картине сделай сам…
Вестибюль был пуст, только в углу что-то бурчал радиоприемник. Камерон прислушался. Шел прямой репортаж с космодрома.
— До старта ракеты осталось совсем немного, — вещал диктор, — старт предполагается через сорок пять минут. Скоро начнется обратный отечет времени. Слушайте нас.
Камерон автоматически взглянул на часы — скоро восемь! — и направился в столовую. Там он обнаружил сценариста, со всех сторон обложившегося бумажками.
— Как дела? — спросил он.
Не отрывая глаз от бумаг, Рот поднял голову и промычал:
— Ужасно. Полночи не спал.
Камерон присел радом и налил себе кофе.
— Уж эти мне поправки! — продолжал Рот недовольным тоном. — Вечно он что-то изменяет, до последней минуты не понять, чего он хочет.
Губы Камерона тронула улыбка.
— Неужто беглецу удается спастись?
— Беглецу? — переспросил' Рот, оторвавшись, наконец, от бумаг. Какому беглецу?
— Мне.
Рот откинулся на стуле и от души расхохотался.
— О, черт! Я так увлекся разбором чувств Маргарет после гибели ее мужа, что начисто забыл' о другой картине. Ты скоро освободишься. Я имею в виду, что сегодняшний трюк последний. Вот счастливчик-то!
— Слушай, Дэлтон, ты меня узнаешь?
— Ну, естественно!
— Ты уверен?
Сценарист пощипал длинный ус и окинул Камерона внимательным взглядом.
— Знаешь, — протянул он, — я хоть и совершенно не выспался и голова у меня уже пошла кругом, но все же мне сдается, что ты не кто иной, как мой друг — трюкач. Разрази меня гром, если это не так.
— Но ты же впервые видишь меня без грима.
— Подумаешь, пара мазков пудры, — фыркнул Рот. — А почему ты спрашиваешь?
Камерон хлопнул его по плечу и допил свой кофе.
— Да так, не обращай внимания, я тоже сегодня почти не сомкнул глаз. Устал, как собака.
— Пойди передохни немного, тебе предстоит серьезная работенка.
— К сожалению, уже не успею.
— Тогда попроси перенести съемки…
— Нет, — Камерон улыбнулся и поднялся из-за столика. — Все должно идти по графику.
Он вышел в вестибюль. Диктор в радиоприемнике как раз сообщил, что все нормально- и все системы корабля готовы к запуску. Двое рабочих протащили на второй этаж телевизор. Наверное, для любовной сцены с молодым ученым, решил Камерон, провожая их глазами и одновременно думая о режиссере. Тот сейчас, очевидно, готовится к трюку, которого не будет. Вот тебе все твои теории, Готтшалк! Еще немного, и они лопнут, как мыльный пузырь. Все иллюзорно в этом мире! Давай, расставляй по местам своих статистов, укрепляй муляжи перил на мосту. Ты, милый, стал жертвой собственной любви к театральным эффектам и драматизации реальной жизни. А вот мы с Ниной воспользуемся этим мостом для переправы на другой берег, то есть по его прямому назначению.
Посмотрев в окно за пультом режиссера, он увидел, что ребята-операторы почти закончили устанавливать еще одну камеру на кузов грузовика. Ага, скоро поедем. капли пота со лба, Камерон посмотрел в сторону луна-парка. Колесо замерло в неподвижности, рядом виднелись провисшие лопасти ветряка. Все кругом застыло. Камерон подумал о пристегнутых астронавтах, так же неподвижно ожидающих старта корабля.
Вслед за грузовиком он ко они простирались со всеми втекающими в них ручейками и протоками, соединяющими болота с рекой, со всеми дренажными сооружениями и огромными противомоскитными каналами.
Впереди появилась дамба, и он понял, что скоро появится и мост, вполне реальный мост, пусть даже украшенный искусственными перилами. Они уже едут по дамбе. Теперь надо собраться.
Грузовик сбавил скорость. Вот и развилка, где накануне они с Ниной дрожали от страха, когда их остановил патруль. При этом воспоминании у него сжалось сердце, даже мелькнула предательская мысль — не повернуть ли назад, пока не поздно. Увы, поздно.