Бешено выхватил он у негра-бони ружье, прицелился в своих гонителей и закричал:
— Разбойники! Люди без сердца, без чести, без совести! Остановитесь, или я буду стрелять!
Тюремщики поняли, что Робен доведен до отчаяния, что он не остановится ни перед чем, и опустили свои ружья. Да им все равно пришлось бы прекратить погоню: уже был слышен шум водопада. Они оказались недалеко от Сент-Эрмины…
Только негры-бони умеют переправляться через эти пороги, с которых вода низвергается шумными каскадами. Так как на лодке наших беглецов такой негр был, то они благополучно проплыли опасное место, тогда как лодка преследователей, не осмелившихся идти дальше, повернула назад.
Казалось бы, опасность миновала для наших беглецов, но появилась новая — голод и зной. Дети, видимо, изнемогали, но молчали, и только младший, Шарль, жалобно пропищал:
— Папа, я есть хочу!..
Робен вздрогнул, а его жена безмолвно адресовала ему взгляд, полный тоски. Нужно было что-нибудь предпринять, иначе дело могло кончиться плохо.
— Казимир, — сказал вдруг Робен решительным тоном, — надо причалить к берегу. Дальше плыть нельзя: дети не вынесут. Скажи, что надо делать? Я готов ко всему, я сделаю даже невозможное.
— Поплывем к берегу, — отвечал Казимир, посоветовавшись с негром-бони, которого звали Ангоссо.
Через полчаса пирога вошла в маленькую бухточку, затерявшуюся в тени высоких развесистых деревьев. Доступ в бухточку открывался через узкий, едва приметный канал.
— О, мой кум, я очень доволен, — сказал Казимир. — Я дам детям молока и яичного желтка.
Робен и Андрэ разом взглянули на старика и подумали: «Уж не сошел ли он с ума? Где же здесь коровы и куры?»
Ангоссо проворно нарубил ветвей ваи и, вбив в землю несколько кольев, устроил лиственную хижину для госпожи Робен и детей. Затем он вынул из лодки две тыквенные бутылки, выбрал два высоких дерева с гладким красноватым стволом и сделал на их коре по глубокому надрезу.
К удивлению Андрэ, из надрезов потекла в подставленные бутыли белая густая жидкость.
К удивлению Андрэ, из надрезов потекла белая густая жидкость
— Да ведь это и впрямь молоко! — вскричал Андрэ. — Настоящее молоко!
Он взял одну из посудин и подал ее Шарлю.
— Пей, малютка. Это самое свежее молоко.
Ребенок жадно прильнул губами к посудине и напился.
— Вкусно, малютка?
— Вкусно… Дай теперь маме и другим.
Все пили с удовольствием, всем было весело, и даже сам Робен смеялся — едва ли не в первый раз после того, как был сослан на каторгу.
— Как же называется это удивительное дерево? — спросил Андрэ.
— Балата, — отвечал Казимир.
— Ах, балата, молочное дерево! — воскликнул Робен. — Представь себе, Андрэ, мне оно известно по книгам, а между тем я никогда не видел его. Нет, опыт — великое дело!
— Еще бы! — с уверенностью произнес парижанин. — Без практики невозможно ничему выучиться как следует…
Может быть, Андрэ и дальше распространялся бы на эту тему, но в это время его внимание привлек какой-то круглый предмет, упавший с соседнего дерева. Он поднял голову и увидел Ангоссо, который сидел на толстом суку и улыбался до ушей.
— Яичный желток! — вскричал Андрэ, поднимая круглый предмет, видом и цветом похожий на апельсин.
— Кушайте, — сказал Казимир. — Это вкусно.
— О, с удовольствием.
Молодой человек надкусил плод, но сейчас же поморщился и вскрикнул:
— Ай! Чуть зуб себе не сломал.
— Что такое? Отчего?
— Я думал, что этот плод пустой, а там внутри косточка, и претвердая.
— Вкусен ли он, по крайней мере?
— Суховат немного, но ничего, есть можно. Да вы и сами можете попробовать — видите, сколько их сыплет с дерева наш почтенный Ангоссо.
«Яичный желток» пришелся всем по вкусу, и дети, утолив голод, улеглись спать. Но Робен все-таки не был абсолютно спокоен. Он знал, что этой пищи будет недостаточно, что ею одной долго питаться нельзя. Выручил Ангоссо.
— Я напою рыбу в бухте пьяной, — сказал он.
— Что? Как ты сказал?
— Я напою рыбу пьяной и наловлю ее. Набросаю в воду листьев и цветов нику. Рыбы очень его любят, они будут жадно пить, напьются допьяна, и тогда их можно будет наловить сколько угодно.
Негр отправился куда-то и через час вернулся, неся охапку лиан и пук каких-то листьев и желтых цветов.
— Это пьяное дерево, — сказал Ангоссо.
— Это нику, — весело пояснил Казимир.
— Вот, Анри, гляди и учись, — сказал Робен своему старшему сыну, который проснулся и выглянул из шатра. — Эти листья и цветы дерева из породы акаций, так называемый robinia nikou. По книгам это дерево я знал, но о его опьяняющем свойстве мне ничего не было известно. А между тем при помощи этих листьев и цветов негры наловят нам рыбы.
— Поедемте, господин, — сказал подошедший Ангоссо.
Он уже успел приготовить лодку.
— Куда?
— Здесь не очень удобно. Мы выберем для привала другое место, получше.
Вся компания уселась в лодку, которая быстро переплыла на другую сторону бухты и вышла в устье ручейка, впадавшего в бухту и протекавшего каким-то лесом.
Наскоро построили новый шалаш, и Ангоссо принялся за дело.
Взяв пучок зелени нику, он прежде всего истолок ее и превратил в ком; проделав то же самое с другими пучками, он разбросал их в воде около берега. Вода начала быстро впитывать в себя сок растения, и наши беглецы стали свидетелями чрезвычайно оригинального зрелища.
Со всех сторон к берегу устремились тучи всевозможных рыб, крупных и мелких. Они жадно пили отравленную воду и почти моментально лишались чувств.
Их выуживали прямо руками. Таким образом, получился огромный улов.
Теперь оставалось только приготовить его для употребления в пищу. Лучше всего рыба сохраняется в копченом виде. Негры-бони это знают и умеют отлично ее коптить.
Ангоссо сейчас же приступил к делу.
Он вбил в землю четыре кола с раздвоенными наподобие вил концами и положил на них четыре поперечины, на которых, кроме того, сделал решетчатую настилку из жердей. Устроив эту коптильню, он до половины заполнил ее сухими ветвями и листьями, а поверх настилки выложил наловленную рыбу.
Он вбил в землю четыре кола с раздвоенными наподобие вил концами
Затем он развёл огонь, и скоро коптильня была охвачена густым дымом. Когда все прогорело, рыба, лежавшая на решетчатой крыше коптильни, оказалась великолепно прокопченной.
Благодаря опытному и ловкому негру у наших гвианских робинзонов получился теперь весьма солидный запас сравнительно калорийной пищи, во всяком случае, более питательной, чем растительная.
Глава IX
Едва успели наши робинзоны поужинать, как солнце скрылось за горизонтом, и долина, где они разбили лагерь, погрузилась в темноту, освещаемую лишь красноватыми огоньками нескольких коптилен, сооруженных негром Ангоссо.
Дети спали. Шарля держала на руках госпожа Робен, сидевшая рядом с мужем и слушавшая рассказ изгнанника о его бегстве из острога.
Когда Робен закончил, она, в свою очередь, поведала мужу подробности своего путешествия в Гвиану, устроенного какими-то таинственными благодетелями. Изгнанник зашел в совершеннейший тупик, не зная, на кого и думать, но потом вспомнил, что некоторые из его политических единомышленников, спасшиеся от ссылки, поставили себе задачу всячески содействовать бегству и спасению своих менее счастливых товарищей. Так, одному ссыльному, очень богатому человеку, удалось бежать в Гаагу; очень может быть, что это именно он помог госпоже Робен уехать из Европы. Что касается капитана «Тропической птицы», то, судя по описанию его наружности, сделанному госпожой Робен, изгнанник догадывался, что это некто С***, офицер французского военного флота, спасшийся бегством после декабрьского переворота и поступивший на службу в голландский торговый флот. Его корабль курсировал у берегов Гвианы, и он не пропускал ни одного удобного случая оказать помощь и содействие гвианским ссыльным.
Супруги Робен остановились на этом предположении и, продолжая свою тихую душевную беседу, не замечали, как бегут часы. Ангоссо тем временем занимался своим делом, переходя от одной коптильни к другой и присматривая за тем, как коптится рыба.
Вдруг невдалеке послышалось глухое ворчанье, оно напоминало мяуканье кошки, только было во сто раз громче. Ангоссо поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда доносилось ворчанье. Там над травой виднелись две блестящие точки. То были глаза тигра, пристально глядевшего на коптильни.
Тигр был, очевидно, голоден и явился на запах рыбы. Судя по его мурлыканью, похожему на мурлыканье кота, когда он в хорошем расположении духа, тигр был, по-видимому, довольно добродушного нрава. Однако Робен все-таки забеспокоился и взял ружье негра, собираясь выстрелить в зверя.
— О, господин, не надо ружья, — остановил Робена Ангоссо. — Выстрел разбудит и напугает детей. Я прогоню тигра хитростью.
— О, господин, не надо ружья, — остановил Робена Ангоссо. — Выстрел разбудит и напугает детей
У негра был с собой большой запас кайенского перца, которым в Гвиане приправляются все кушанья за неимением соли. Посмеиваясь над своей выдумкой, Ангоссо взял большую рыбину, проделал в ней несколько дыр и вложил в них пять или шесть зерен перца, потом кинул эту рыбу в сторону тигра.
— На тебе, обжора, — сказал негр.
Тигр на лету подхватил начиненную перцем рыбу и убежал с ней прочь.
Спустя не более четверти часа возле бухты послышалось страшное рыканье. Ангоссо буквально покатился со смеху. Робен спросил его, почему он смеется?
— Тигр сердится, — отвечал негр. — Перец жжет ему желудок, и зверь идет пить воду.
— Значит, и он опьянеет, как рыба?
— Нет, от нику пьянеют только рыбы, а у людей и зверей лишь живот болит… Слышите, слышите, он опять сердится.
Тигр, напившись воды из отравленной бухты, жалобно мяукал, стонал и фыркал, точно больная кошка. Потом, не надеясь, должно быть, утолить этой слабительной водой мучившую его жажду, пустился в дикое бегство.