Исчезло понятие о добре и зле, о правде и лжи. Выпив всю водку и не находя больше золота, чтобы купить еще, арамихо кинулись на землю соседнего племени, разграбили засеки и похитили у соседей все золото. С этого дня на них пало проклятие.
Войны истребили их ряды, а чего не сделало железо, то докончила водка. Прежде арамихо было две тысячи, а в настоящее время их не более десяти человек.
Вождь, первым напившийся водки, был мой дед. Я последний из арамихо. Из-за чего исчезло это племя? Из-за золота. Так не прав ли я, говоря, что золото приносит смерть?
Оно убило моего деда, истребило всё мое племя. Благодаря вам я избежал смерти, но не избегну своей судьбы. Тайна золота имеет роковое значение для арамихо…
Беглецы с волнением слушали эту правдивую историю и не перебивали рассказчика. Увы! Такова была судьба не одних арамихо, но почти всех индейских племен тропической Америки. Они тают, исчезают с лица земли с каждым годом — оттого что европейцы в обмен на золото снабжают их водкой, этим ужасным, истребительным ядом.
Помолчав немного, Жак продолжал глухим голосом, словно говоря сам с собой:
— Десять лет тому назад выродившиеся арамихо задумали снять с себя проклятие. Они покинули свою страну и поселились поближе к белым. Но однажды моему отцу захотелось взглянуть еще раз на колыбель своих предков. Он взял с собой всё семейство, даже меня, сходив для этого к доктору, у которого я воспитывался. Мы вернулись в Страну Золота, и с тех нор к нам ни разу не приходили европейцы. Никто из нас не притрагивался с тех пор к водке. Я один только бывал иногда в Сен-Лоране, но водки не пил. Остальные все время жили в золотых пещерах, приняв на себя их охрану. Это недалеко от вас, не более чем в трех днях ходьбы. Теперь они ведут совершенно трезвую жизнь, но спохватились все-таки поздно. Наше проклятое племя не имеет потомства.
Индеец умолк и помутившимися глазами посмотрел на своих новых знакомцев. На лбу у несчастного выступил пот, в то время как сам он дрожал всем телом и отбивал дробь зубами. Усталость, лишения и страдания расшатали его сильный организм; с ним случилась горячка.
Заболевшего индейца уложили в гамак. Честный Казимир, всегда готовый на всякое доброе дело, начал усердно ухаживать за Жаком. Больной попал в хорошие руки.
Болезнь была тяжелая. Несколько дней Жак находился при смерти.
Заболевшего индейца уложили в гамак
Однако молодость, крепкий организм и старательный уход победили. Бред унялся, жар уменьшился, больной был спасен. Выздоровление пошло по всем правилам, и через некоторое время Жак был уже на ногах, здоровый и бодрый.
Робен с удовольствием оставил бы индейца жить на засеке; но молодой человек представил ему такие убедительные контрдоводы, что изгнанник не стал настаивать. Жака снабдили саблей, топором, луком и стрелами, и он распрощался со своими друзьями, трогательно выразив им самую теплую благодарность.
Впрочем, он обещал скоро вернуться. Он пересек лес и через двадцать часов ходьбы достиг жилища своего племени в тот самый день, когда Бенуа, его товарищи и индейцы Акомбаки появились близ золотых гор.
Родные Жака были в сильном волнении. Хотя искатели золота не подозревали о присутствии в горах индейцев-арамихо, но зато те отлично видели приближение врагов.
Неужели их добровольное заключение оказалось бесполезным? Неужели белые разгадали-таки тайну золота?
Жак задрожал всем телом, когда узнал о приближении белых. Тайное предчувствие подсказало ему, что эти белые, наверное, те самые, которые мучили его. О, как он теперь раскаивался в своей неуместной откровенности перед доктором!
Он задумался и с тревогой в душе отвечал на вопросы своего тестя. То был старик огромного роста и с виду исключительно сильный и крепкий; у него были совершенно седые волосы, что редко встречается у индейцев. Они падали длинными прядями вокруг его кирпичного лица с дикими, суровыми чертами.
Он на целую голову был выше всех остальных членов своего маленького клана. Их было всего семь человек, включая Жака с женой, молодой Алемой, ее отцом с матерью и сестрой ее отца.
Старик Панаолине, имя которого известно до сих пор всем обитателям верхнего Марони, кинул на молодого человека подозрительный взгляд.
— Мой сын опять ходил в страну белых, — произнес он медленно, чеканя каждое слово.
— Мой отец сказал верно. Я ходил повидаться с тем, кто меня вспоил и вскормил.
— Несмотря на мое запрещение?
Жак опустил голову и кротко возразил:
— Благодарность — добродетель краснокожих людей.
— Добродетель краснокожих людей — повиновение родителям.
— Разве белый человек не отец мне тоже?
— Так и оставался бы у него, вместо того чтобы жениться на лучшей девушке из племени арамихо. Неужели язык моего сына сделался раздвоенным, как у европейцев? Так как у него два отца, то, быть может, у него и две жены? Не собирается ли он здесь быть господином краснокожей жены, а там — рабом белой женщины?
Алема подошла тоже и кинула на мужа подозрительный взгляд.
— Пусть же мой сын отвечает прямо.
— Вся моя любовь принадлежит одной Алеме.
— Надеюсь, сын Панаолине не унизится до лжи.
— Сын Панаолине говорит правду. Мой отец слышит голос человека свободного, — с гордостью отвечал молодой индеец.
— Свободный человек! — саркастически возразил ужасный старик. — Нет, мой сын не свободен. Он раб белого человека, который, в свою очередь, раб белой женщины. У индейца нет господина. Он сам себе господин и господин своей жены. У европейцев наоборот — они бывают рабами своих жен, на которых работают, которым угождают во всем.
Молодой индеец выслушал эту тираду и сказал:
— Если мой отец настаивает, то я не буду больше ходить к белым.
— Поздно. Вероятно, мой сын сделался покорным потому, что узнал о приближении белых?
Жак вздрогнул и промолчал.
Три женщины и шестеро мужчин вскрикнули от негодования.
— Тише, дети! — остановил их старик. — Нам грозит великая опасность. Покинем наши хижины и удалимся в пещеру, захватив с собой провизии. В пещерах мы будем защищаться до последней капли крови и все умрем, если нам не суждено остаться свободными.
Приказание старика было исполнено. Арамихо собрали свои пожитки и ушли в пещеру. Вождь вошел в темное убежище последним и завалил вход огромным камнем.
Зажгли факелы, и пламя их отразилось на стенах, на полу, на потолке пещеры. Все загорелось ослепительным огнем. Но индейцы были не чувствительны к великолепию золота.
Пройдя ряд пещер, арамихо остановились в самой отдаленной из них, над которой высился куполообразный свод.
— Здесь будет последнее убежище арамихо, — сказал торжественным голосом старик. — Да погибнут все враги нашего племени, которые осмелятся сюда проникнуть! Да погибнет тот изменник, который откроет врагу тайну нашего убежища! Да отсохнет моя рука, если я когда-нибудь изменю своей клятве — до последнего вздоха хранить тайну золота.
Эту клятву повторили за стариком все его соплеменники.
— А теперь, дети мои, позабавьтесь!
Забава состояла в том, что индейцы, открыв свои пагары, намазали себе тело салом и начали валяться на полу пещеры, покрытом золотым песком. Песок приставал к салу, и таким образом индейцы превращались в золотые статуи.
Затем началось угощение. Пили вику, потом танцевали. Индейцы веселились с увлечением, но без излишеств и безобразия.
Меньше всех пил Жак, но опьянел всех больше и пришел в сильное возбуждение. На него напала болтливость, и он рассказал все свои приключения — как он открыл доктору тайну золота, как его разговор с доктором подслушали злодеи, как эти злодеи взяли его в плен и мучили, как он вырвался от них и попал на засеку к гвианским беглецам.
Исповедь Жака была полной, без утайки. Арамихо слушали ее внимательно, но бесстрастно, точно и впрямь золотые статуи. Кончив свой рассказ, молодой человек попросил пить. В горле у него пересохло. Панаолине сказал:
— Пусть дочь моя даст пить своему супругу.
Алема подала мужу чашу с напитком, кинув на него проницательный взгляд.
Жак с жадностью выпил и крепко заснул.
Старый вождь подал знак. Индейцы начали собирать свои вещи и переносить их в другую пещеру. Жак лежал, положив голову на колени Алеме.
Когда индейцы вошли в пещеру в последний раз, Панаолилине взял ружье, подаренное Жаку доктором В., а остальные собрали свои сабли, луки и стрелы. Старик произнес:
— Теперь сокровища племени арамихо в безопасности. Тайна золота будет свято сохранена. Идите за мной.
Факелы внезапно погасли, и таинственная пещера погрузилась в полную темень.
Глава IX
Вопрос Бенуа об охотнике, стреляющем золотыми пулями, остался без ответа. Акомбаку и его воинов нисколько не интересовала пуля, найденная в мясе тапира. Они видели перед собой целую гору мяса, и этого было для них достаточно: желудки их проявляли необыкновенную активность. Да иначе и нельзя: надо же отдать последний долг покойному и справить но нему тризну как следует.
Давно так не пировали индейцы, и пищеварительная способность их желудков подверглась сильному испытанию.
Но все сосуды были опорожнены, и кости майпури обглоданы дочиста, точно муравьями. Бенуа с нетерпением дожидался окончания пира и с облегчением вздохнул, когда наступил, наконец желанный момент. Он снова встал во главе отряда и повел его к пещере, отверстие которой выделялось черным пятном на юго-западном склоне первого холма.
Индейцы начинали утомляться. Акомбака далеко не был уверен в исходе предприятия, в котором ему виделось много темных сторон. В сущности, из-за чего такие хлопоты? Покойника и так уже достаточно оплакали, да, наконец, ведь и смерть его была далеко не так преждевременна: он стар, пожил достаточно, преемник его налицо — чего же больше? И потом — разве мало носились с его гниющим телом? Пора бы уж и отдохнуть. Неужели не хватит времени в будущем, чтобы наказать виновника?