Гроза и дождь застигли бандитов неподалеку от места, где наши робинзоны за несколько часов до этого устроили свою временную хижину, не ожидая катастрофы, которая совсем скоро разразилась над ними.
Бандиты слышали треск падающих деревьев, но слепая случайность, поразившая невинных, пощадила злодеев, которые совершенно были недостойны пощады.
Свирепая буря пронеслась и рассеялась быстро, точно гнев ребенка; тяжелые тучи разбежались, словно разогнанное стадо, на очистившееся небо выплыла полная луна и пролила свой ясный, ровный свет на высокие деревья, их густую листву, осыпанную жемчугом дождевых капель.
Испуганные грозой дикие обитатели леса разбежались, забились в свои норы и логовища. Под обширными зелеными сводами не слыхать было лесных голосов; не урчали тигры, гоняясь за добычей, не верещал жалобно настигаемый хищником зверь; всё притихло под страшной грозой, все притаилось и еще не смело поднять голову, хотя гроза уже пронеслась.
Вдруг среди гробовой тишины послышался одинокий звук, звук человеческого голоса. То был крик, или, вернее, стон, но не зов о помощи, а просто вопль страждущего человеческого тела.
Суеверные индейцы придвинулись к белым.
— Слышал? — спросил Акомбака, прижимаясь к Бенуа.
— Да, слышал… Это голос пиаи, который вопиет о мщении! — наудачу отвечал бандит.
Стон послышался опять, на этот раз громче и пронзительнее.
— Это человек, нет никакого сомнения, — продолжал бандит. — Кто бы это мог быть? Ах, черт возьми!.. Вдруг это те самые люди, которые утащили из пещеры золотые слитки и так вежливо заперли нас в ней?
Бенуа поделился своей догадкой с товарищами, причем Тенги согласился, что это вполне возможно, и даже сделал предположение от себя, что похищенные слитки находятся при них.
— А ты не так глуп, как кажешься, — одобрил каторжника Бенуа. — Ну, поспешим в путь, чтобы поскорее разузнать, в чем тут дело.
Индейцы последовали за бандитами, несмотря на свою боязнь ходить по ночам, которая вдобавок еще усилилась вследствие услышанного ими таинственного крика.
Вскоре они достигли места в лесу, где особенно свирепствовала гроза и произвела повальное опустошение. Луна ярко освещала широкое пространство, загроможденное поваленными бурей деревьями.
Среди этой груды ярко выделялось небольшое белое пятно. Под ногой Бенуа хрустнула сухая ветка. Белый предмет вытянулся и приподнялся. То был человек, должно быть, или раненый, или ушибленный.
Кто-то из индейцев вскрикнул.
— Кто там? — спросила по-французски белая тень.
— А сам ты кто? — грубо возразил Бенуа.
— Раненый, просящий помощи для себя и для своих товарищей.
— Много вас?
— Четверо. Ураган обрушился на нашу хижину и завалил нас деревьями. Мои товарищи лежат под грудой… и, может быть, их пришибло до смерти.
Незнакомец произнес последние слова с рыданием.
— Ну, ничего, друг, не горюй, не унывай. Может быть, они еще живы. Мы сейчас поможем вам.
Бенуа подошел к незнакомцу, которого, очевидно, не удивила и не испугала неожиданная встреча. Лунный свет упал на его лицо; это был совсем еще молодой человек.
— Ураган обрушился на нашу хижину и завалил ее деревьями.
— Черт возьми! — вполголоса проворчал изумленный Бенуа. — Я очень благодарен буре. Это тот самый!..
— Пожалуйста, идите скорее и помогите им, — говорил между тем незнакомец. — Они уж, кажется, и шевелиться перестали, я, по крайней мере, не слышу… Помогите мне раздвинуть эти ветви.
— Идем, молодой человек, идем, и с большим удовольствием, уверяю вас.
— О, спасибо вам за доброе слово.
— Вы ранены?
— Нет, но я весь разбит. Руки и ноги точно чужие.
— Этот человек, — сказал Бенуа тихо индейскому вождю, — враг твоего племени. Смотри за ним хорошенько, чтобы он не убежал. Остальных мы тоже захватим. Ты видишь, Гаду покровительствует нам и помогает?
Три каторжника и краснокожие тем временем тоже не сидели без дела. Они энергично расчищали дорогу к тому месту, где, по словам молодого человека, произошла катастрофа, обрушившая деревья на хижину четырех робинзонов.
Глава XIII
После целого часа трудных поисков откуда-то из чащи послышался приглушенный крик. То крикнул Бонне. Благодаря своей необыкновенной ловкости каторжник ухитрился добраться до места, где лежали три робинзона.
Все были без чувств, придавленные деревьями. Бандиты принялись расчищать поваленные деревья. Молодой человек под тайным надзором Акомбаки работал за четверых, проявляя необыкновенную силу и энергию. Это не особенно нравилось Бенуа.
— На этого молодца нужно будет не жалеть веревок, — ворчал бандит, косясь на юношу.
Все были без чувств, придавленные деревьями
После долгих усилий работающим удалось наконец выполнить свою задачу; робинзонов веревками и гамаками извлекли из-под груды поваленных деревьев и отнесли к разложенному костру.
Молодой человек вскрикнул от радости и хотел кинуться к ним, но не успел этого сделать, потому что вдруг почувствовал, как его опрокидывают на землю и связывают веревками по рукам и ногам.
— Тише, приятель, тише, — иронически сказал Бенуа. — Мне еще нужно сперва свести старые счеты с тем человеком, который так на тебя похож и с которым мы давно знакомы.
Молодые люди и их отец, растираемые индейцами, пришли понемногу в себя; им влили в рот немного водки, и это их окончательно оживило. Первым чувством была радость, что они живы, что они избавились от страшной опасности, но вскоре эта радость сменилась крайним изумлением, когда они увидели себя крепко связанными.
Бенуа медленными шагами подошел к ним и остановился перед костром, бросавшим красноватый отсвет на его свирепое лицо. Он быстро сдернул с себя шапку с назатыльником и вскричал резким голосом, глядя прямо в лицо Робену:
— Узнаешь ли ты меня, Робен?
Последний сразу понял все, что произошло; он с первого взгляда узнал Бенуа и не удостоил его ответа.
Негодяй побледнел от злости и едва не кинулся на беззащитного пленника, но сдержался и только разразился страшными ругательствами, задыхаясь и икая от злости.
Робен и его сыновья с холодным любопытством глядели на это дикое неистовство, словно оно не касалось их нисколько. Так семейство львов должно бы было наблюдать за кривляньем бешеного волка.
Индейцы и каторжники молчали, удивляясь, что такое случилось с Бенуа.
— Вы издохнете, как собаки! Да, как собаки! — кричал тот с пеной у рта. — Все издохнете!
Губы Робена слегка раскрылись, и он произнес спокойным голосом одно слово — только одно, в ответ на всю эту брань и угрозы:
— Подлец!
Это слово могло бы при других обстоятельствах вызвать непоправимую катастрофу, но на этот раз оно подействовало на Бенуа, как холодный душ. Он разом угомонился, как будто это не он, а кто-то другой только что метался и кричал, как бесноватый.
— Хорошо, ты мне заплатишь за все сразу, — возразил он самым спокойным голосом. — Я тебя сейчас чуть-чуть не застрелил и сделал бы большую глупость. У меня для тебя есть более сильные средства. Я поручу тебя индейцам, и ты увидишь, какие они молодцы насчет всякого рода пыток. Тебя замучат последним, а начнут с твоих товарищей. Уж не дети ли это твои? Мне почему-то кажется, что они твои дети… Посмотрим, как-то на вас на всех это подействует.
Пленники бесстрастно слушали гнусные похвальбы злодея и молчали, кидая на него время от времени презрительные взгляды.
Индейцам нравилась твердость этих людей. Таких людей и мучить гораздо приятнее, чем трусливых… И краснокожие заранее радовались, как славно проведут они завтра время, как прекрасно отомстят за смерть пиаи и какое удовлетворение получит его тень!
Бенуа с ненавистью взглянул на пленников и продолжал, обращаясь персонально к Робену:
— Почему я с тобой поступаю так, нечего, мне кажется, и объяснять. Мы в девственном лесу, где царствует право сильного: другого закона нет. Если бы между нами были только одни наши старые счеты, то и этого было бы достаточно для того, чтобы я расправился с тобой по-свойски… Но, кроме того, я убежден, что это ты навалил деревьев на нашем пути, стрелял в нас золотыми стрелами и помог бегству нашего пленника-индейца.
— Да, это все сделал я, — отчеканил Робен.
— Ну, вот видишь, ты, стало быть, сам сознаешься.
Моя совесть теперь окончательно успокоилась. Здесь вы проведете ночь под охраной индейцев. Стеречь вас будут прекрасно, бежать вам не удастся. Поэтому спите спокойно. Желаю вам приятных снов. До радостного утра, господа!
Робена и троих его сыновей посадили рядом, прислонив спинами к пучку связанных листьев ваи. Один из индейцев подошел к ним с тыквенной миской и предложил каждому по очереди какого-то густого мясного варева, но они отказались. Тогда им предложили воды, они с удовольствием напились, и это их освежило.
Бенуа отошел на поляну, и краснокожие остались стеречь пленников под предводительством Бонне, которому Бенуа объяснил наскоро, в чем дело.
Пленники тихо разговаривали между собой и, к большой досаде Бонне, на английском языке, так что каторжник ничего не мог помять. Мешать же им разговаривать он не считал себя вправе, так как Бенуа не велел ему делать это, надеясь, что после беседы друг с другом пленники раскиснут и выкажут слабость.
Но ожидание его не сбылось. Робинзоны и в нравственном отношении были такие же богатыри, как и в физическом. Ничто не могло сломить твердости их духа, никакая опасность, никакая беда.
В данном случае они знали, что разве только чудо может их спасти, и все-таки владели собой настолько, что ничем не выдавали своих сокровенных дум и чувств.
— Дети мои, дорогие дети! — говорил по-английски Робен, чувствуя в душе невыносимую тоску, но нисколько не меняясь в лице. — Кажется, нам предстоит умереть мучительной смертью. Встретим же ее мужественно.
— Мы готовы, отец, — в один голос отвечали трое юношей.