— По правде сказать, я не вижу никакого средства.
— А я вижу. Я влезу на дерево и свешу оттуда веревку, ты привяжешь к ней гамак с раненым, и я подниму его. Между небом и землей он будет в безопасности. Торопись же, вода прибывает.
Шарль взобрался на дерево и сел верхом на большую, толстую ветвь, которая приходилась как раз над хижиной.
— Ну, скорее, передавай мне раненого, а потом полезай ко мне. Тут мы будем в совершенной безопасности.
Андрэ не заставил себя просить дважды и, передав раненого, медленно полез на дерево, предварительно собрав все бывшие с его товарищем бумаги.
— Как ты долго, — говорил Шарль. — Этак ты никогда не влезешь.
— Поспею. Ведь не оставлять же было здесь наши бумаги и планы.
— Это верно… Ну, лезь же, лезь. Так. Хорошо. Раненый устроен отлично. Он еще дышит. Положение его не ухудшилось. Устроимся тут и будем ждать. Скажи, как тебе нравится наше приключение?
Шарль взобрался на дерево и сел на толстую ветвь
— Я право не знаю… не успел оценить: события следовали одно за другим так быстро.
— Как ты думаешь, что все это значит?
— Ничего не думаю.
— То есть, вернее сказать, ты тут и думать ничего не можешь.
— Это верно. А ты?
— Я тоже. Впрочем, цветок Victoria Regia что-нибудь должен непременно означать. Пожар мог произойти от несчастного случая, тем более что тут происходила всеобщая попойка — это я допускаю. Но наводнение вслед за пожаром и потом этот странный взрыв случайностью объяснить нельзя. В этом есть что-то подозрительное.
— Мне то же самое кажется, но, с другой стороны, я не допускаю, чтобы в гвианских лесах могли жить люди, умеющие повелевать стихиями.
— Зачем стихиями? Они просто могли известным образом распорядиться плотиной, и больше ничего.
— А ведь ты, пожалуй, прав.
— Я только делаю предположение. В колдовство я не верю и потому доискиваюсь естественных причин.
— Положим, это верно: неизвестные люди намудрили что-нибудь с плотиной и устроили наводнение. Но зачем? С какой целью?
— С той же целью, вероятно, с какой было совершено убийство.
— Во всяком случае, катастрофа удалась. На прииске теперь тихо, как на кладбище; из этого можно заключить, что все рабочие погибли. Хотелось бы знать, одни ли мы спаслись или это и еще кому-нибудь удалось?
— Очень может быть, что несколько человек, как и мы, взобрались на деревья.
— Не подать ли на всякий случай какой-нибудь сигнал?
— Отчего же не подать?
Молодой человек приложил к губам два пальца и резко, пронзительно свистнул.
В ответ отозвалось несколько таких же свистков.
— Мы здесь не одни, — сказал Шарль своему товарищу. — Но, по-моему, нам не следует больше свистеть: кто знает, друзья тут или враги.
Между тем ответный сигнал повторился. Казалось, что его дают с какой-то лодки, плывущей по затопленной местности.
Европейцы притаились на ветке. Темнота наступила полная. Свистки слышались все чаще и чаще, затем послышался отрывистый собачий лай.
Раненый в эту минуту тихо застонал.
— Ни слова! — прошептал Шарль. — Ни слова, иначе мы погибли.
Затем он продолжал, обращаясь к Андрэ:
— Эти люди, очевидно, не с прииска. Или я сильно ошибаюсь, или мы скоро узнаем тайну. На всякий случай будь готов.
Прошла четверть часа. Эти четверть часа показалась им за четверть века. Для людей, находящихся в опасности, время всегда движется гораздо медленнее.
Послышался плеск весел. Собака больше не лаяла — вероятно, ее уняли, но все-таки она ворчала, как ищейка, напавшая на след. Вскоре ворчанье ее стало слышно под тем деревом, на котором сидели Шарль и Андрэ.
Их зоркие глаза, привычные к темноте, разглядели внизу черное пятно, медленно и бесшумно двигавшееся по воде. Пятно имело удлиненную форму, вероятно, это была лодка.
Собака ворчала чуть слышно — очевидно, ей сдавили морду.
Проплывая мимо дерева, пирога задела за его ствол. Толчок отозвался во всем дереве до самой макушки.
Шарль взвел курок пистолета и стал ждать, что будет дальше.
Пирога медленно отплыла прочь, сделала круг вдоль берега и опять вернулась к тому месту, где подплывала к дереву в первый раз.
Плывшие в ней принялись за очень странное занятие, продолжавшееся минут десять. Тонкая кора дерева слабо потрескивала, но два друга никак не могли определить причину этого треска.
Уж не хотят ли эти люди подложить под дерево петарду и взорвать его? Это было вполне возможно: ведь перед наводнением они уже слышали какой-то взрыв.
Но нет, дело было не в петарде. Работа под деревом прекратилась, и, к удивлению двух белых, над водой послышался звучный голос, хотя и с гортанным оттенком. Голос произнес какую-то фразу на непонятном языке. На эту фразу отозвались громкие крики:
— Ренга!.. Ренга!..
Затем пирога медленно отплыла, всплескивая веслами.
Шарль спустил курок револьвера и первым нарушил молчание.
— Тут сплошные тайны, Андрэ, — сказал он. — Я думал до сих пор, что знаю все тайны девственного леса, но оказывается, что я ошибался… Или, может быть, за время нашего отсутствия тут произошло очень много перемен?
— Не знаю, дружок… Во всяком случае, тут происходит какая-то чертовщина… Что значат эти выкрики: «Ренга! Ренга!» и что это за люди такие — ничего не понимаю.
— Хоть бы луна показалась, мы бы тогда хоть что-нибудь разглядели… Как на грех, ночь безлунная.
— Ты бы мог послать им пулю и по крайней мере пробить их лодку. Все-таки мы бы знали, что тут такое делается.
— И получили бы, пожалуй, по меткой стреле.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала.
— Как бы то ни было, но эти люди не причинили нам никакого зла. Я, может быть, завел бы ссору с людьми совершенно безобидными, а это было бы глупо.
Разговор вдруг оборвался — опять послышался плеск весел.
Этот плеск был гораздо громче прежнего, очевидно, плыла лодка большая, минимум с четырьмя гребцами. Слышалось порывистое дыхание запыхавшихся людей.
К несчастью, луна все не показывалась, и Шарль едва мог разглядеть в темноте длинную темную тень, быстро двигавшуюся к дереву.
Впереди лодки плыл кто-то еще — в темноте нельзя было разобрать, человек или животное. Плывущий добрался до дерева и начал плескаться в воде, как это делают купальщики.
— Черт возьми! — вскричал Шарль. — Я хочу наконец знать, что все это значит. Кто там?
Ответа не было.
— Кто там?
Опять ответа не было.
— В третий раз спрашиваю: кто там? Отвечай, или я выстрелю.
Плесканье в воде возобновилось.
Раздраженный, Шарль стиснул в руке свой револьвер, кое-как прицелился и нажал курок.
У Шарля был револьвер системы Кольта, а в заряды к ним, как известно, кладется очень много пороха. Поэтому выстрел последовал очень громкий, раскатившийся далеко по воде. Огонек выстрела был до ослепительности ярок, точно молния.
Шарль взвел курок пистолета и стал ждать, что будет дальше
Послышался ужасный крик, но вместе с тем такой странный, какого никогда не слыхивали ни Шарль, ни Андрэ. Таинственный пловец быстро нырнул в воду и скрылся, подняв кругом брызги и разведя круги.
— Попало ему! Влетело! — весело сказал Шарль. — Сам виноват, пусть на себя и пеняет, зачем не откликался?
— Долго ли эта история будет продолжаться? — возразил Андрэ. — Слышишь, там со стороны реки кто-то кричит… Вот опять… Что бы это значило?
— Не знаю. А ты видишь там свет? Я, по крайней мере, вижу. Неужели мне это чудится?
— Нет, верно, я тоже вижу. Эти люди уже не прячутся, это, должно быть, друзья… Что это? В уме ли я? Мне слышится, как будто кричат мое имя… Да, так и есть!.. Мне кричат: «Андрэ! Андрэ!» И твое имя тоже кричат… О, это они, несомненно, они!
— Шарль!.. Андрэ!.. — слышались приближающиеся голоса. — Шарль! Андрэ!.. Где вы там?
— Отец!.. Братья! — закричал вне себя от радости молодой человек.
— Господин Робен!.. Дети! — бормотал Андрэ. — Сюда! Сюда! Мы вот где!
— Сюда, отец! — кричал Шарль. — К нам, сюда!
И он вторично выстрелил из револьвера, чтобы указать родным место, где находилось дерево.
Робинзоны направили лодки на то место, где сверкнул выстрел, и подплыли к дереву, гребя изо всех сил.
Робен стоял в лодке и среди дымного света факелов был ясно виден, на носу лодки чернела фигура стоящего Ломи.
Подъехав к дереву, Робен поднял голову и увидел наконец Андрэ и Шарля, а около них в подвешенном к дереву гамаке раненого управляющего прииском.
— Отец! Это мы… Мы вот где… А где мама?
— Шарль! Дитя мое! — крикнула взволнованная госпожа Робен, ехавшая во второй лодке. — Скажи: ты не ранен?
— Нет, мама, мы оба целы и невредимы.
— Шарль! — весело говорили его братья. — Это ты?
— Друзья мои, милые братья! И Андрэ со мной… Мы привезли целый короб рассказов.
— Вам нетрудно будет слезть? — спросил Анри.
— Думаю, что нетрудно. Только надо все делать по порядку. Сначала мы спустим к вам лазарет.
— У вас есть раненые?
— Один раненый — видите, там, в гамаке.
— Что с тобой, Ломи? — спросил вдруг Робен негра, который стоял, испуганно вытаращив глаза и разинув рот, не будучи в состоянии произнести ни слова. Он безмолвно указал пальцем на знакомый уже нам знак: голову аймары и цветок Victoria Regia, прикрепленный к стволу дерева.
— Что такое, Ломи? Что же тут страшного?
— О, господин!.. Это знаки Водяной Матери… О, нам придется умереть…
— Ты с ума сошел, миленький, помешался… При чем тут твоя Водяная Мать?
— О, господин, эти знаки означают смерть для каждого, кто их увидит.
— Будет тебе пустяки болтать. Помоги мне лучше принять гамак с раненым и уложить его поудобнее в лодке.
Ломи, весь дрожа, исполнил приказание, и раненого Валлона уложили в лодку. Вслед за тем Андрэ и Шарль легко, точно обезьяны, спустились с дерева и принялись обниматься со своими родными.
Молодой человек слышал восклицания негра и, подняв голову, тоже увидел на дереве таинственную эмблему. Она была точно такая же, как и на том дереве, под которым найден был раненый Валлон.