Выбрав хорошее место, развели костер и устроили две хижины — одну на виду, другую в чаще, так что ее нельзя было видеть; поужинав, отправились спать в заднюю, так сказать, потайную хижину, а в первой хижине оставили висеть пустые гамаки.
Ломи остался возле костра, которому нарочно дал погаснуть; набрав несколько охапок сухих листьев и ветвей, он набил ими гамаки в первой хижине, чтобы можно было подумать, что в них спят, и, посмеиваясь, пришел в заднюю хижину.
— Все устроено, Ломи? — спросил его Робен.
— Все очень хорошо устроено, господин. Если злые люди придут туда, они попадут в западню.
— Хорошо, сын мой, теперь ступай спать. Первым буду дежурить я, меня сменит Шарль, потом будет дежурить Эдмонд, потом Эжен. Тебе дежурить придется в час ночи.
С лодки послышался крик совы. То крикнул Анри, сообщая таким образом, что на лодке все благополучно. Ломи откликнулся протяжным воем, затем все стихло.
Робинзоны заснули.
Глава XII
Ночи на экваторе очень длинны, и европеец с трудом привыкает к ним. Для него медленные часы кажутся нестерпимо томительными. Темнота стоит непроглядная; утреннего рассвета и вечерних сумерек не бывает — и так круглый год, с 1 января по 31 декабря. Температура всегда одинаковая; нет там прелестных осенних вечеров, нет и очаровательных летних утр. Путешественник, ложась вечером спать и проспав 7–8 часов, начинает ворочаться с боку на бок, потому что спать ему уже больше не хочется, а вставать еще рано: совсем темно.
Хотя робинзоны уже привыкли к длинным равноденственным ночам, однако на этот раз и им ночь казалась бесконечной. Это происходило оттого, что на душе у них было неспокойно. Никому не спалось, и они долго ворочались в своих гамаках, пока наконец на них не сошел освежительный сон. Лишь ко времени дежурства Ломи они успокоились наконец и заснули.
Негр сел на корточки и, не спуская глаз с костра и второй хижины, чутко прислушивался к малейшему звуку в лесу.
Прошло с четверть часа после того, как он принял дежурство. Вдруг негру показалось, что от деревьев отделилась какая-то темная тень и направилась к полянке, освещенной догоравшим костром.
Тень имела длинную форму и остановилась как раз на той черте, где кончался свет, отбрасываемый костром. Она внимательно разглядывала хижину. Тень эта, по-видимому, не могла принадлежать человеку; скорее, она принадлежала какому-то большому четвероногому.
— Гм!.. Гм!.. — бормотал про себя Ломи. — Что это за зверь такой?
Матаао подполз к негру и хотел броситься вперед.
Тень сделала еще пару шагов вперед, и тут Ломи заметил у нее длинный пушистый хвост, которым она махала в обе стороны.
Негр улыбнулся во весь свой огромный рот, взял ружье и осторожно, чтобы не щелкнула пружинка, взвел курок. В это время костер вдруг вспыхнул ярче и осветил большого муравьеда, который, по-видимому, находился в припадке сильного восторга: он усиленно махал хвостом, выражая этим, по привычке всех муравьедов, большую радость и удовольствие.
— Что тебе здесь надо, муравьед? — шепотом разговаривал сам с собой Ломи. — Муравьев для тебя здесь нет, если же ты пойдешь дальше к хижине, я тебя застрелю. Ступай-ка лучше назад.
Ломи прицелился в муравьеда и собрался уже выстрелить, как вдруг увидел шагах в двух позади животного другую фигуру, на этот раз человеческую. Видел он ее, впрочем, не более одной секунды — тень появилась и тотчас же исчезла.
Ломи прицелился в муравьеда и собрался уже выстрелить, как вдруг…
Одновременно со стороны реки послышалось громкое тревожное гоготанье. То кричал подаренный индианкой гусь. Затем грянули два выстрела.
Негр без колебаний выстрелил по муравьеду. Животное подпрыгнуло на месте, встало на задние ланы, бросилось прочь и скрылось в темноте.
Храбрый Матаао кинулся было следом, но Ломи позвал его назад легким свистом. Послушный пес сейчас же остановился.
Робинзоны вскочили, поспешно вооружились, спросонок, не говоря ни слова, и спокойно, хладнокровно заняли оборону.
Неподалеку раздался крик обезьяны-ревуна. Так всегда кричит эта обезьяна, когда чем-нибудь напугана.
— Это Анри, — тихо сказал Робен жене. — Не бойся, дорогая, все благополучно.
Затем он обратился к негру с вопросом:
— В кого ты стрелял, Ломи?
Негр в это время снова заряжал свое ружье.
— Я стрелял в муравьеда, — отвечал он, — за то, что он оказался слишком любопытен и обнюхивал хижину. Выстрелил я удачно. В муравьеда попал.
— Неужели правда тут был муравьед? В такой поздний час — это просто невероятно. Что ему тут было нужно?
— Не знаю, господин. Кроме муравьеда, я видел еще тень человека.
— Человека?
— Да, человека. И потом, я думаю, что этот муравьед — не муравьед вовсе.
— Я тоже думаю, что муравьед был не один.
Осторожность предписывала робинзонам не выходить из хижины ни под каким предлогом. Они так и сделали. Улегшись опять в свои гамаки, они попробовали заснуть, но это им не удалось. Никто из них за всю ночь не сомкнул глаз.
Но вот наконец мрак начал рассеиваться. Собака весело заворчала, махая хвостом.
— Что, знать, и у вас была тревога? — спросил вдруг веселый голос.
То был Анри, неожиданно пришедший в хижину. Подошел он так тихо, что только один Матаао заметил его приход.
Госпожа Робен обняла сына и поцеловала его с обычной нежностью.
— Ты не ранен, дитя мое? — спросила она.
— Нет, мамочка, успокойся, мне ничего не сделалось. Мои товарищи тоже целы и невредимы. Впрочем, вы, конечно, слышали мой сигнал?
— Да, слышали, — отвечал Робен. — Но скажи, пожалуйста, что у тебя там случилось?
— А я и сам не понял, что это. Я лежал себе в лодке возле господина Валлона и слегка дремал, как говорится, одним глазом. Вдруг закричал гусь — вы, вероятно, это слышали? Я поднялся и заметил, что наша лодка плывет по течению. Тогда я бросил якорь, и лодка остановилась. Тем временем Андрэ, тоже проснувшись, заметил плывшее поблизости мимо лодки какое-то длинное тело, которое он принял за каймана, и выстрелил в него. Кайман исчез. Могу сказать, что кайман этот показался мне подозрительным, и я думаю, что он не зубами перегрыз канат нашего якоря, а скорее перерубил его саблей.
— Так ты думаешь, что это был человек?
— Убежден в этом… А ведь наш гусь-то оказал нам большую услугу.
— Твой муравьед, Ломи, должно быть, одной породы с этим кайманом, — сказал Робен.
— Да, кстати, я только что собирался спросить, в кого у вас стреляли?
— В муравьеда, который убежал прочь наверняка с пулей в боку, если только нашему Ломи не изменила его обычная меткость.
— В этом можно будет убедиться: Матаао наведет нас на его след, — отвечал Анри. — Ищи, Матаао, ищи!.. Человек, человек!
Умная собака понюхала влажный утренний воздух, потом влажную землю и тихими шагами направилась к хижине, не лая и не визжа.
На земле разлилась широкая лужа крови. След раненого животного обозначали кровавые капли.
Собака побежала по этому следу в лес, за ней пошел Анри и через четверть часа вернулся, неся превосходную шкуру муравьеда, выделанную индейским способом. Шкура была вся в красных пятнах, и от нее сильно пахло свежей кровью.
— Возьми, Ломи, — сказал молодой человек, — эта шкура твоя по праву. В хвосте остался еще гибкий бамбуковый прут, приводивший его в движение. Человеку, носившему ее, хорошо досталось от тебя: я видел следы, доказывающие, что его понесли на руках. Если он не умер, то, во всяком случае, ему теперь плохо. Однако, друзья мои, мы избежали большой опасности.
Солнце тем временем уже давно успело взойти. Волны света обливали деревья; вдали сверкала река.
— Тревога! Тревога! — раздался вдруг голос Андрэ. — Лодка! Плывет лодка!
Робинзоны побежали к берегу.
По реке тихо плыла парусная лодка; в ней стоял и маневрировал парусом краснокожий индеец, очевидно, не желавший прятаться от чего бы то ни было.
У руля сидел белый или, во всяком случае, человек в европейском костюме.
Паровик бумажной лодки не разводили со вчерашнего дня.
Анри и Эдмонд взялись за весла и вместе с Шарлем и Андрэ погнались за лодкой.
— Будьте осторожны, дети! — сказал им Робен на прощанье.
Вместо ответа Шарль показал ему свою полуавтоматическую винтовку.
— Тут шесть зарядов, — сказал при этом юноша. — Это митральеза. С таким оружием бояться нечего. До свиданья!
Бумажная лодка быстро настигала лодку с индейцем. По-видимому, правивший ею индеец совершенно безмятежно прогуливался; по крайней мере, он не обращал ни малейшего внимания на погоню.
— Стой! — крикнул Анри, приближаясь. — Лодка, стой!
Краснокожий даже не обернулся.
— Вздую же я его сейчас! — вскричал старший из сыновей Робена, выведенный из терпения упрямством индейца. — А ведь это чуть ли не одна из лодок Гонде, — прибавил он. — Как ты думаешь, Шарль?
— Я могу утверждать, что ты совершенно верно угадал.
— В таком случае — на абордаж!
Лодки шли в это время борт о борт.
Анри и Шарль бросились на лодку индейца. Тот очнулся от своей неподвижности, выпрямился во весь рост и молча поглядел на молодых людей.
Если этот человек стремился во что бы то ни стало произвести эффект, то он вполне достиг цели.
Вообразите себе мрачное, зловещее лицо, сплошь раскрашенное индейскими татуировочными красками. На груди его нарисована широко раскрытая пасть аймары, а на животе — огромный цветок Victoria Regia, переданный с неподражаемой точностью.
— Наверное, это один из наших воров. Что касается эмблем, изображенных у него на теле, то мы заставим его объяснить их. По правде говоря, я буду очень рад узнать наконец, что все это значит.
Анри тяжело опустил руку на плечо индейца и сказал ему по-креольски:
— Вот что, парень, нам нужно будет посчитаться с тобой. Ступай-ка с нами на берег. Там мы решим, что с тобой делать.
Индеец даже бровью не повел. Он только открыл широкий рот, усаженный длинными острыми зубами, и произнес с необычайно важным видом фразу, которая совершенно ошеломила молодых людей.