— Действительно, вышло так превосходно, что и сказать нельзя: под разрушенным деревом оказалась яма, наполненная золотом, украденным у нас; с него не была даже снята ртутная амальгама. Вор хорошо понимал, что делает, и выбрал отличное место, охраняемое народным суеверием. Падение дерева встречено было громкими криками «ура», и рабочие спокойно принялись за прерванную работу… Так вот, мистер Робен, в каком положении наши дела. Ночью, наверное, опять будет шум, и потому я хочу как можно скорее выслать с прииска уволенных.
— За чем же дело стало?
— Нужно, во-первых, доплатить тем, которые заработали больше своего задатка, а во-вторых, осмотреть их багаж.
— Последнее разве так уж необходимо?
— Совершенно необходимо. Я уверен, что они украли, по крайней мере, десять килограммов золота.
— Вы меня удивляете.
— Хотите доказательства? Извольте.
Управляющий позвал бухгалтера прииска и велел ему прислать рассчитанных рабочих.
Анри, Эдмонд, Эжен, Шарль, Андрэ и Робен собрались в рабочем кабинете управляющего. Приглашенных для расчета вызывали по именам. Они подходили по одному, получали, что каждому следовало, и молча становились на прежнее место.
Затем их повели на пристань садиться в лодки, так как Валлон должен был сам отправить их в Сен-Лоран, а оттуда на пароходе в Кайенну.
— Пойдемте на пристань, господа, — сказал управляющий робинзонам. — Вы там увидите много интересного.
Когда багаж отъезжающих рабочих был уложен в лодки и сами они приготовились к посадке, Валлон холодным тоном произнес:
— Друзья мои, вы забываете, что еще не все кончено.
— А что еще нужно, mouche?
— Надо осмотреть ваш багаж.
— О! Мы не украли ничего, — протестовали рабочие. — Право, mouche, мы не взяли ни крупинки золота.
— А вот мы увидим: откройте сперва ваши пагары.
Диггеры украдкой переглянулись и молча, как будто даже охотно, высыпали содержимое своих пагар.
Ничего найдено не было.
Робинзоны обрадовались. Им хотелось, чтобы рабочие оказались невинны.
Пересмотрены были все ящики и мешки. Ничего не оказалось, никакого золота.
Рабочие ликовали. Робинзоны начинали думать, что роль Валлона довольно жалкая.
— Подождите, имейте терпение, — говорил управляющий, — это еще не все.
— Да ведь вы уже все, кажется, пересмотрели, — возразил Анри.
— Нет, не все, а ружья?
— Как ружья?
— А вот как… Эй, молодец, дай-ка сюда твое ружье. Видели вы, господа, ружья, стоящие шесть тысяч франков? Вот вам одно такое, не смотрите, что старое и заржавленное.
С этими словами Валлон высыпал из ружья золотой песок, которым оно было набито. Негр, которому принадлежало ружье, посерел — так у негров проявляется бледность.
— Ну, что, господа? — с торжеством спросил Валлон робинзонов.
Те молчали.
Еще у нескольких негров были осмотрены ружья, и в каждом оказалось краденое золото. Наконец обыск кончился.
— Теперь можете ехать, воры! — крикнул неграм Валлон.
Те кидали на него озлобленные взгляды. Не будь рядом робинзонов, они наверняка расправились бы с ненавистным управляющим.
Стали садиться в лодки. В это время показался еще один рабочий, запоздавший, спешивший к пристани. В руках у него была деревянная большая чашка с рисом, который он на ходу брал горстями из чашки и клал в рот.
Рабочий был совершенно голый.
— Ну, уж этот едва ли украл что-нибудь, — заметил Эжен. — Он гол как сокол и не имеет никакого багажа.
— А я ему все-таки не доверяю, — возразил Валлон. — Эй, куманек, что ты это кушаешь?
— Рис, mouche.
— Рис? Покажи.
Валлон взял чашку.
— Э, да какой же он у тебя тяжелый, твой рис-то.
Негр остановился как вкопанный. В чашке рис был только сверху, а внизу — золотой песок…
— Э, да какой же он у тебя тяжелый, твой рис…
— Знаете, сколько они у нас украли всего-навсего? — сказал Валлон. — Тысяч на пятьдесят или шестьдесят.
Наконец негры были отпущены и уехали.
— Останьтесь еще здесь со мной, — попросил Валлон робинзонов. — Я замечаю, что ваше присутствие производит на рабочих хорошее впечатление.
Действительно, рабочие как будто успокоились.
Робен согласился остаться, но, беспокоясь о больной жене, велел Андрэ съездить домой на плантацию и наведаться к госпоже Робен, а сам с остальными робинзонами отправился в дом управляющего, где все они разлеглись в гамаках.
Андрэ на дорогу до плантации и обратно в паровой лодке требовалось часов десять.
Глава XXII
Уволенных негров отправили в Сен-Лоран, откуда их за счет прииска посадили на пароход «Dieu-Merci», совершающий рейсы по реке Марони, и переправили в Кайенну. Так было условлено с ними при найме: обратная дорога полагалась за счет нанимателя.
В скором времени Валлон собирался точно так же убрать с прииска и остальную половину замеченных им в неблагонадежности рабочих.
Робинзоны сидели, развалившись в гамаках, и мирно беседовали. Вдруг раздался громкий лай Боба — собаки Валлона.
Валлон привстал в гамаке и выглянул в окно кабинета.
— Вот тебе раз! К нам гости.
— Гости? — переспросил Анри. — Кто бы это мог быть?
— Европеец и с ним два индейца.
— Странно.
— Это первые посетители нашего прииска. Добро пожаловать… если только они не с дурными намерениями.
Робен, его сыновья и управляющий встали и пошли навстречу незнакомцу, который важным шагом шествовал по аллее, обсаженной молодыми бананами. Одет незнакомец был плохо, одежда на нем была старая, рваная. Один глаз был завязан; босые ноги сильно пострадали от долгой ходьбы. Тем не менее незнакомец вышагивал прямо, важно подняв голову. Индейцы шли по бокам. Взойдя на веранду, куда вышли встречать его робинзоны, он слегка притронулся к своей шляпе и небрежно процедил сквозь зубы на ломаном французском языке:
— Здравствуйте, господа!
— Как! Это вы, мистер Браун! — воскликнул изумленный Робен.
— Да, сэр. Я Питер Браун из Шеффилда.
— Очень рад вас видеть, мистер Браун. Добро пожаловать.
— Благодарю вас.
Англичанин обвел своим единственным глазом веранду, словно ища кого-то.
Робен опечалился при мысли, что сейчас он должен будет сообщить англичанину грустное известие.
— Ваши дочери здоровы, сэр, — сказал он голосом, в котором звучало сострадание. — Они находятся на плантации, в нашей усадьбе… Это выше по реке…
— Рад слышать, — процедил англичанин.
— Но ваша супруга… Увы! С ней случилось несчастье.
— Говорите. Я слушаю.
— Мистрис Браун приказала долго жить… Несмотря на весь наш уход за нею, несмотря на все наши усилия, она занемогла лихорадкой и скончалась.
— А-о! — воскликнул англичанин, не проявляя ни малейшего волнения. — Провидение отозвало к себе это прекрасное создание… А я самый несчастный джентльмен в Англии.
— Если горе, которое причинила вам эта невосполнимая потеря…
— Yes, sir, yes sir… О! Большое горе!.. Я не могу больше продолжать свое плаванье.
Робинзоны едва удерживались, чтобы не вскрикнуть от негодования. Их возмутило такое полное бездушие и бессердечие.
Их остановило только чувство гостеприимства.
Англичанин продолжал совершенно невозмутимо:
— Эта страна — просто ужасная. Я потерял чековую книжку, и у меня теперь нет кредита. Провизии у меня тоже нет, обуви нет… Я изранен… Я умирал, когда меня нашли краснокожие и привели к вам.
— Они очень хорошо сделали, мистер Браун, — сказал Робен. — Раны ваши будут перевязаны, вы получите одежду и пищу. Что касается денег и кредита, то моя касса к вашим услугам. Возьмите, сколько вам нужно, для возвращения в Европу. А теперь не угодно ли вам отдохнуть?
— Yes, sir!
— Дня через два мы отвезем вас на плантацию на свидание с вашими дочерьми.
— Yes, yes!
Кули-слуга отвел индейцев обедать на кухню, а мистер Браун без больших церемоний уселся к столу и принялся, как ненасытный боа, пожирать поданную ему закуску.
Наевшись и напившись, англичанин облекся в принесенную ему новую одежду, обулся в отличные сапоги и разлегся в гамаке, собираясь предаться безмятежному послеобеденному кайфу.
Скоро настала ночь.
Европейцы по очереди караулили дом, прислушиваясь к малейшему звуку, малейшему шороху. Они делали частые обходы вокруг жилища, взяв с собой несколько человек прислуги и верного индейского пса Матаао.
Однако не было ничего подозрительного.
Никаких звуков. Прииск сохранял свой обычный вид. «Водяная Мать» вела себя смирно, поклонники ее тоже притихли. Англичанин крепко спал, не обращая внимания на ходьбу дозорных. Всю ночь он проспал крепко, утром его насилу разбудили к завтраку. Пришлось долго расталкивать его.
Несмотря на свою антипатию к англичанину, робинзоны были с ним очень любезны и усердно угощали его завтраком. Они забыли его бессердечие, они видели в нем только отца симпатичных мисс Мери и мисс Люси.
Завтрак подходил к концу, когда со стороны пристани вдруг послышались радостные крики.
Молодые люди вскочили. Их отец тоже.
В воздухе стоял резкий, пронзительный свист паровой лодки.
На берег выходили многочисленные пассажиры — негры и белые.
Робинзоны узнали свою мать, которая шла под руку с Андрэ.
С ней шли обе молодые англичанки, сопровождаемые старой Агедой; Ломи, Башелико и старик Ангоссо бежали впереди, громко и радостно крича.
— Мистер Браун, — сказал англичанину Робен, — для вас сегодня большая радость. Вчера я посылал проведать мою жену и ее новых дочерей, и сегодня они все сами приехали сюда. Для нас это весьма приятный сюрприз.
Несмотря на свою флегму, мистер Браун заволновался. Он не нашелся что сказать и как бы окаменел.
Госпожа Робен, мисс Люси и мисс Мэри входили в это время на веранду.
— Милые барышни, — сказал Робен, обращаясь к англичанкам, — надо вас поскорее обрадовать хорошей вестью. Ваш батюшка отыскался… Вот он, пред вами.