– Довольно пессимистичная теория, – сказала я.
Шон пожал плечами и поставил передо мной стакан, затем поднял свой.
– За что пьем? – спросила я.
– За план побега?
– Для кого?
– Для любого, у кого хватит мужества, – сказал Шон.
Мы чокнулись. Я допила свою порцию, положила несколько купюр на стойку и соскользнула с барного стула. Шон почти незаметно кивнул мне.
– Приходите еще, – сказал он.
– Я подумаю, – ответила я.
Впрочем, я знала, что вернусь. Больше мне идти было некуда.
На следующий день мы с Эндрю сидели на крыльце, когда Кора вышла наружу и, вытянув шею, стала вглядываться вдаль.
– Вы его видели?
– Кого?
– Мужчину, который глазел на нашу школу. Стоял за забором, пока дети обедали. Потом я снова увидела его из окна своего кабинета.
– Он пытался подзывать детей?
– Нет. Просто стоял, как будто кого-то выискивал.
– Может, чей-то родственник?
– Я знаю всех родственников.
– Правда?
– Правда, – грустно произнесла Кора. – Такой у нас город.
– Я буду начеку, – сказала я. – Думаю, все обойдется.
Увы, я понимала, что не обойдется. Представьте себе шаткую походку человека, только что запнувшегося о камень. Примерно это же происходило в моей голове.
– Вы когда-нибудь были в музее «Метрополитен»? – спросил Эндрю.
Мы говорили о внеклассном чтении. Эндрю захватила идея проникнуть в какое-нибудь заведение ночью и чрезвычайно заинтересовали художественные галереи и другие атрибуты больших городов. Дело не в том, что он не видел никаких достопримечательностей – парк Гранд-Титон, ковбойский музей, – просто он вдруг обнаружил мир, превосходящий его воображение. Сейчас, лежа на дне, я тоже почти не видела мира.
– Боюсь, что нет, – призналась я.
– А вы были в Нью-Йорке?
– Нет.
– Хм.
Он выглядел разочарованным, словно мое сияние мгновенно померкло. Если б он только знал…
Прежде чем Эндрю успел выяснить, насколько я узколоба, пришла его мать – на мое счастье.
Я пробыла в Реклюсе всего месяц и шла проторенной дорожкой. Весь день уроки, после обеда уборка класса. Несколько вечеров в неделю я оставалась в своей квартире на цокольном этаже, варила на плите лапшу и готовилась к занятиям. Еще несколько вечеров в неделю я проводила в «Фонаре» и выпивала один или два бокала пива, в редких случаях три, понимая, что пьянеть нельзя.
Одним трехбокальным вечером Шон пригласил меня на вечеринку по случаю дня рождения Эндрю в следующие выходные на озеро Мертвая Лошадь – еще одно название, не внушающее доверия. Шон одолжил у знакомого лодку и хотел взять внука и нескольких друзей семьи на рыбалку. Будь это вечер одного бокала, я постаралась бы избежать целого дня общения с людьми, однако в тот вечер согласилась.
В следующие выходные я сидела в лодке с удочкой, которую Шон принес специально для меня, и под холодным пасмурным небом ждала клева. Эндрю то и дело жаловался на плохую погоду. К нему пришел только один мальчик по имени Кларк. Он был на год младше, говорил гнусаво из-за искривленной перегородки и сильно шепелявил. Похоже было, что Эндрю не очень-то дружит с Кларком, и все же один гость лучше, чем ничего. А еще на борту «Несметных сокровищ» – владелец яхточки, как мне сказали, любил пиратские легенды – находились вечно опаздывающая мать Эндрю по имени Шона и ее бойфренд Кэл, у которого, насколько я могла судить, лимит слов на день был строго ограничен. Он отвечал на вопросы так коротко, что вызвал бы уважение и у монаха, давшего обет молчания. Если вместо «да» или «нет» можно было кивнуть или помотать головой, Кэл обходился жестами. Шон также пригласил нескольких своих приятелей-рыболовов, добродушных загорелых мужчин, интересующихся жестяными банками с пивом гораздо больше, чем любыми дарами озера.
В полдень поднялся ветер, и небо стало сизым, сырым. В холодном воздухе запахло дождем. Мы не уходили далеко от берега, поэтому Шон предложил подождать, несмотря на качку и настойчивые просьбы Эндрю вернуться на сушу. Никто ничего не поймал, а Кларк вообще проводил время, перегнувшись через ограждение и отчаянно борясь с позывами вылить содержимое желудка в неспокойную воду.
Я откупорила банку пива, но тут меня швырнуло на нос яхты, и почти все пиво оказалось на рубашке. Раздался крик; там, где Кларк цеплялся за ограждение, мальчика не было.
Мои спутники оторопело уставились в голубую бездну: паника сковывала тело. Я быстро сбросила ботинки и куртку и прыгнула за борт.
От холода у меня перехватило дыхание. Я выплыла на поверхность, глотнула воздуха и ушла под воду, ища во мраке силуэт. «В этом богом забытом озере нет ни одной чертовой рыбины», – подумала я. Кларка я тоже не видела.
Я вынырнула и огляделась в поисках каких-нибудь следов мальчика. На палубе все жестами указывали мне плыть к носу яхты. Там я снова нырнула и наконец заметила оранжевую ветровку Кларка – с ее цветом нам явно повезло. Я ухватилась за крошечный рукав и тянула к себе, пока не смогла обхватить мальчика рукой и поднять над волнами. Он хлюпал и кашлял водой, а я гребла на спине к брошенному Шоном спасательному кругу.
Потом Шон кинул мне веревку, я обвязала ею Кларка, и команда подняла его на борт. Когда он оказался на лодке, я одним дельфиньим нырком добралась до трапа и вернулась на палубу.
Пока мы с Кларком дрожали под одеялом, Шон вел яхту к берегу. В спешке он поздно отпустил дроссель и врезался в причал – борта лодки издали звук, который владельца лодки довел бы до слез.
Эндрю, Кларк и я ехали в Реклюс на четырехместном пикапе Шона. Обогреватель работал на максимуме, и я видела, как по щекам Эндрю стекают капли пота. Однако он не сказал ни слова. Лишь осторожно поглядывал то на меня, то на Кларка.
– Ну, как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил Шон промокшего насквозь мальчика.
Кларк замялся, а потом сказал:
– Ме-ме-меня больше не тошнит.
Сначала мы отвезли Кларка родителям. Их домик выглядел таким маленьким, будто в нем и одна комната едва помещается. Я наблюдала за передачей Кларка через запотевшее окно пикапа. Мать повела мальчика в дом, чтобы переодеть, а отец серьезно кивнул и похлопал Шона по плечу – мол, без обид. В какой-то момент тот жестом указал на пикап, и отец отдал мне честь – полагаю, в знак благодарности.
Эндрю забрался на переднее сиденье рядом со мной.
– Скорей бы рассказать об этом в школе, – с восторгом сказал он.
Тогда я поняла, что мои дни в Реклюсе сочтены. Я просто еще не успела начать обратный отсчет.
Глава 13
Дети дали мне прозвище Немо – Эндрю сказал классу, что я плаваю, как дельфин. Дети никогда не бывали на море или в океанариуме, поэтому назвали меня в честь единственной известной рыбы, которую знали[11]. Вторым вариантом было Шаму[12]. Местная газета опубликовала о случившемся небольшую заметку. Обычно я отказывалась фотографироваться, но одной моей коллеге удалось сделать зернистый снимок, на котором я судила игру в вышибалы. Поскольку изданием руководил пожилой журналист, не имеющий интереса к современным технологиям, статья так и не попала в интернет. Чтобы удостовериться, я поискала информацию о Дебре Мейз. Нашла несколько тезок и одно упоминание о настоящей Дебре Мейз, пропавшей без вести в Огайо. Я пришла к выводу, что в ближайшее время я в безопасности.
Вывод был неверным.
Кларк почему-то не проникся ко мне теплотой после того, как я вытащила его из озера, и, оказываясь рядом, бросал на меня косые взгляды. В его присутствии я всегда чувствовала себя как на прицеле. Едва я к нему поворачивалась, он отводил глаза. Если я с ним здоровалась, тепло и по-дружески, он отвечал бормотанием и почти незаметным кивком.
Эндрю тоже заметил поведение Кларка и пролил свет на ситуацию, когда мы в очередной раз дежурили на крыльце в ожидании его матери.
– Думаю, некоторым мальчикам не нравится, когда их спасают девочки, – сказал Эндрю.
Вообще-то, мы обсуждали, привело ли Бостонское чаепитие[13] к повышенному содержанию кофеина в рыбе, выловленной в гавани Бостона, однако резкая смена темы меня не удивила. Я поняла, о чем говорит Эндрю.
– Почему ты так решил?
– Кларк вас вроде побаивается, – ответил он.
– Я тоже обратила внимание.
– Это неправильно, ведь вы спасли ему жизнь и все такое. Он должен быть благодарен.
– Людей спасают не ради благодарности.
– Вы раньше спасали кого-нибудь? – спросил Эндрю.
– Думаю, да.
– Что вы сделали?
Повисла пауза, пока я придумывала, как рассказать о своем прошлом. Я могла бы уклониться от вопроса, но с ребенком легко быть собой. Кроме того, я чувствовала, что Эндрю больше всех заслуживает правды.
– Я вытащила из воды человека, который тонул.
– Этот человек тоже упал с лодки?
– Нет, человек застрял в машине, когда мы упали с моста.
– А почему вы упали с моста?
– Хороший вопрос. – Я поняла, что сказала лишнее.
– Так и знал, что вы уже спасали людей, – продолжил Эндрю.
– Только одного.
– Вы спасли мальчика или девочку?
– Мальчика.
– А он вас поблагодарил?
В моем горле стоял ком. Мне едва удавалось сдерживать слезы.
– Нет. Не поблагодарил.
Эндрю хотел было задать следующий вопрос, но тут перед школой появилась его мать.
– Увидимся завтра, мисс Мейз, – попрощался он, собрав свои учебники и тетради.
– До завтра, Эндрю.
«Понтиак» Шоны скрылся из вида, когда я увидела мужчину, смотревшего на меня с той стороны улицы. Может, наблюдал за Эндрю? Ему следовало бы уйти. В наше время любой мужчина, который околачивается у школы, выглядит подозрительно, независимо от намерений. Однако он продолжал стоять на месте, позволив мне запомнить его лицо.