Ежегодный бал прессы ничем не отличался от тусовок, которыми она наелась у себя дома. Те же речи, те же танцы, разве что еда и выпивка изысканней. Если бы не ревнивый эскорт в виде Депардьё Грозного – она бы пользовалась бешеным успехом. Как только он отлучался, пардон, в туалет – тут же подкатывали элегантные мужчины. Но возвращался величественный носатый Депардьё – и они стушёвывались.
Беляков в это время в номере укладывал сынишку спать. Весь день водил его по экскурсиям. То-то в садике ему не поверят, что в выходные видел Красную площадь, был в московском зоопарке, катался в метро…
Алла отпивала маленькими глоточками шампанское и рассеянно разглядывала заполненный нарядными людьми зал сквозь тонкое стекло бокала. И люди, и зал казались искажёнными, уменьшенными и размытыми.
Ах, она опять влюблена в любовь! Отблеск её виден в каждом мужском существе. Помнит ли она первую? Кудрявый мальчик с голубыми, как небо, глазами – дитя двух деревенских алкоголиков… Интим – вот ключ к управлению миром! Жизнь так коротка, а красота не вечна.
Разбежался очередной кавалер – пригласил танцевать. Холодно отказала. Сама себе удивлялась: что она за баба такая и почему мужики вокруг неё хороводы водят? Доиграется когда-нибудь, лопнет у Господа Бога терпение от её выкрутасов. Сегодня настроение было особенно боевое. Мужское внимание – это такой сильнейший допинг. Аллину бы энергию – да в мирных целях…
А дома всё то же. Беляков после работы шуршит что-то там по хозяйству. Из кожи вон лезет, чтобы завоевать её расположение. Присмотрел костюмчик за 7 тысяч рублей, хотя весь в долгах: выплачивает Аллину ипотеку. Она сделала гримаску, сморщила носик: типа, можно было подарок и посущественнее. Но нехотя одобрила фасончик – завтра в клювике принесёт целлофановый пакет, обёрнутый ленточкой.
Очень его, бедненького, обидела: он проводил в её квартиру интернет. Так старался, чтобы им было удобнее и чаще общаться. А она у него на глазах сразу села писать Извицкому.
Переписка с тем получилась односторонней. Алла явно наскучила Извицкому своими приставаниями и стенаниями. Ощущение: что бьётся о стекло, а человек – по ту сторону, почти зевает. Ну, хватит. Алла накладывает мораторий в их отношениях. Она отходит в сторону.
Тем более Аллино сердце никогда не бывает незанятым. В разгаре мобильно-эпистолярный роман с иностранцем, директором рекламно-маркетинговой компании. Тоже прикольный: называет Аллу русской принцессой, шлёт виртуальные розы и поэмы. Чувствуется вкус, образованность, талант. Срочно записаться на курсы, освежить английский!
Славин названивает из Москвы: просит срочно делать загранпаспорт. План таков: взять отпуск за свой счёт, оставить сынишку на безотказного Белякова. Наплести, что хочет навестить с пирожками больную бабушку в деревне… Вот такая она коварная Красная Шапочка!
Иногда Алле казалось: она сама подсознательно делает всё, чтобы её поймали и уличили. Как будто играет с огнём, адреналина не хватает. Каждое утро просыпается – и, нежась в постели, не знает, какой будет сегодня. Безнравственной, сомневающейся, слабой, сладкой? Она для себя сама – главная тайна, а уж для мужчин – без комментариев.
Маски ли это? Скорее, раздесятерение (от слова «раздвоение»). Она, Алла, с годами научилась играть роли, без ущерба для себя. Это не предательство – это игра. Шекспир – форевер! Она, Алла – на сцене, и это ужасно захватывает. Маска деловой женщины. Маска наивной девочки. Маска страстной любовницы. Хоть курсы по соблазнению открывай.
(Эх, вот это жизнь: не скука да дрёма. Вот уж кому будет что вспомнить в старости! Хотя для таких женщин-Женщин старость не приходит. Каюсь, в какой-то момент на фоне Аллы я ощутила себя полной клухой, курицей и кошёлкой, горбящейся и слепнущей за монитором. – АВТ.)
Однако Беляков медленно, но верно, плёл вокруг Аллы свою паутину. Весь такой услужливый, на подхвате – незаметно полностью контролировал её. Знает, где была, кому писала, кому звонила. В Аллином компьютере постоянные глюки с электронкой: неужели опять Беляков крутит? Пароль сменён, Аллу не пускают ВКонтакт.
Она устраивает Белякову грандиозный скандал. Он отнекивается: врун гениальный. Не пробиваем, как услужливый заяц из детской сказки, которую Алла читает маленькому сыну. Не успеешь подумать – щас, дорогая! Йес, дорогая!
Самое страшное – приручил к себе сынишку, подучивает его. «Дядя Юра, почему ты с нами не живешь?» Полный апофегей. Но она, Аллочка, отмстит, и мстя её будет ужасна. Славин уже едет! Твои рога, Беляков, будут ветвиться и завиваться колечками!
…Этот нелюбимый февраль: колючий, ветреный, холодный. Не выдержала характер, послала письмо Извицкому – ни ответа, ни привета. После вякнул что-то вялое, невразумительное. Ну да ладно. Беляков заботливо купил билеты на балет «Щелкунчик» – туда весь город ломится, гастроли московского театра. А в выходные втроём поедут в санаторий кататься на лыжах и коньках – давно обещали сынишке.
Около девяти утра на посту администратора (по-нынешнему, на ресепшене) раздался звонок. Звонила горничная. Сказала, что из номера 126 слышится плач ребёнка, на стук и телефонные звонки никто не отвечает.
Открыли дверь запасным ключом. В спальне увидели испачканный кровью матрац, из-под одеяла виднелись голые женские ноги. Рядом в прикрытом кабинете плакал маленький мальчик. Женщины его успокоили, увели и вызвали милицию.
На голове убитой было обнаружено семь ударов тупым сферическим предметом, напоминающим шар. Причём уже первый, в висок, был смертельным. На шее следы удушения: рядом валялся поясок от халата.
…Весь день в санатории был, между Аллой и Беляковым, полон размолвок, которые раз от раза лишь набирали силу. Сынишка капризничал: дядя Юра обещал сводить в бассейн. Потом дядя Юра, увидев, что мама кому-то шлёт СМС-ки, раздумал. Мама сильно рассердилась, начала гнать дядю Юру от себя. Потом они в спальне снова сильно кричали и ругались, но мальчику было не привыкать к таким сценам, он уснул под ругань.
…Юрий шёл в темноте к дорожной трассе, продираясь сквозь лес, проваливаясь в глубокий, набивающийся в ботинки, царапающий икры снег. Что-то в сумке гулко ударилось о фотоаппарат и вывело его из полузабытья. Что-то похожее на детский мячик, только тяжёленький. Родонитовый шар: ещё не обсох после того, как он тщательно мыл его в душе. Припомнилось: вот он берёт его в руку, сжимает, заносит над Аллиной, столько раз им целованной, кудрявой головой… Или она первая схватила стоящий у изголовья на столике шар, замахнулась, когда он пытался затянуть пояс на её нежной тёплой шее?
Нет, сначала была крупная ссора. В который раз она заговорила, что хватит за ней шпионить, чтобы он оставил её в покое. Напомнила, что он не муж, а любовник. Что у неё есть другие мужчины, которые дадут всё, что она захочет. Когда он напомнил о подарках, о том, что уволит её – где она найдёт такую работу, как же её ипотека? – она презрительно рассмеялась. Чтобы купить её, нужны не жалкие потраченные им 215 тысяч, а миллионы. Он со злостью спросил:
– Так ты считала, сколько я на тебя трачу?! Ну, давай рассказывай про своих любовников!
– Десять человек, от Екатеринбурга до Москвы! – выкрикнула она. – Ты же знаешь, к кому и зачем я ездила в область. Я рассказала тебе, что у меня там было с Извициким – и ты это проглотил. И 23-го снова к нему поеду, – она бесстрашно и весело смотрела ему в глаза, с раздутыми от гнева тонкими ноздрями, почти смеялась в лицо. И была красива и желанна, как никогда.
Юрий уже жалел, что спровоцировал её, и только пробормотал, что она врёт, и он ей не верит. Но распалившуюся Аллу было не остановить:
– А ещё меня и в Москве встречали! И не один! И не просто так встречали! Славин мне любовные письма пишет, но я смеюсь над ним, вот так: ха-ха-ха! А он меня за границу зовёт! Так вот, я с ним поеду, а не с тобой в твой паршивый Таиланд.
Юрия (он потом рассказывал на следствии) начало трясти, перед глазами всё поплыло. Он весь кипел, но усилием воли унял себя. Целовал её руки и сомкнутые колени, просил прощения, умолял успокоиться, что она потом сама же первая пожалеет обо всём.
Алла с отвращением отворачивалась от поцелуев. Его слова, напротив, как будто подстегнули её.
– Ах, если ты такая тряпка, у тебя нет достоинства, так вот знай: скоро ко мне приедет Славин, и ты будешь нам презервативы подносить!
Он дал ей со всей силы пощечину, так что она упала на кровать, лицом в подушку. А когда подняла лицо… В нём было столько ненависти и звериной злобы, вызывающей жуть… Она уже не смеялась, ровные зубки постукивали от ненависти:
– Только одна моя подруга знает, как я… Как я долго ждала этого момента, чтобы сказать… Чтобы сказать, как же ты мне опостылел, как я тебя ненавижу!
Она не давала накинуть на неё петлю из банного пояса, боролась как тигрица, глубоко расцарапала ногтями его шею. Беляков не помнил, откуда взялся в его руке родонитовый шар, и сколько раз он бил, бил, бил. И как он мог бить, потому что ведь он обожал её: это была его Алка, его вторая половинка, без которой вся его жизнь – ничто, страшная пустота. И наивысшее счастье на свете было: видеть Алкины счастливые глазёнки.
Адвокат Юрия выстроил защиту на том, что обвиняемый находился в сильном душевном волнении. Однако суд отклонил эту версию. В состоянии аффекта не замывают кровь на орудии убийства, не прячут его (Юрий сказал, что зашвырнул шар в сугроб). Не приводят тщательно в порядок ванну, комнату и свой внешний вид. Не запирают номер на ключ, не скрываются, желая оттянуть разоблачение. Не уничтожают улики, стирая память с офисного и домашнего системных блоков.
Именно в офис, выбравшись на трассу и тормознув частника, приезжал Беляков. Спокойно, не вызвав подозрения охранника, поздоровался с ним, поднялся в свой кабинет. Вышел с коробкой от компьютера, попрощался и ушёл.
До этого Юрий купил в магазине бутылку водки и ввалился к близкому другу, Кузнецову. Выглянула разбуженная недовольная жена. Кузнецов, странно моргая, сообщил: «У нас Беляк. Плачет, что сильно избил, а может, убил Алку. Я ему не дал пить водку. Налил валерьянки, дал таблетку – притих, вон лежит на диване. Я его покормил и одеялом укрыл».