— Спуск нам выгодней. Если они рискнут, застрянут. — Я вывернул руль вправо и дал газу.
Машину качнуло, на секунду казалось, что мы сорвёмся, но колёса вцепились в грунт, и «Нива» рванула вниз по старой трелёвке. Камни, ветки, ямы — всё это сливалось в одно сплошное испытание подвески.
И вот — тишина. Я взглянул в зеркало. «Волги» не было.
— Инна, ты её видишь? — Я замедлил ход, прислушиваясь к мотору.
— Нет. Исчезла. — Она выглянула в боковое окно, настороженно осматривая лес.
Я заглушил двигатель, вышел и присел у двери, вглядываясь в просёлок. Ветер шевелил верхушки деревьев, внизу журчала речка, пахло мхом и влажной корой. Следов за нами не было видно. Ни пыли, ни звука мотора.
Инна вышла, подошла ближе.
Я вернулся к машине, завёлся и мы поехали дальше, молча, среди звенящей тишины осеннего леса. Ощущение, что за нами всё ещё следят, не отпускало. Но больше ни одного звука, ни одной машины. Только мы и дорога, уходящая вглубь предгорий. Через километр я остановился и заглушил двигатель.
— Это ненормально. Либо они свернули, либо… — Она не договорила.
Я кивнул. — Либо они не совсем «они». Поехали дальше. Медленно, но не останавливаясь.
Мы тронулись снова. Я не торопился, глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. До трассы было ещё километров десять, но сердце стучало как задняя подвеска моей машины полчаса назад.
Что это было — проверка? Демонстрация? Или предупреждение? Я не знал. Но теперь было ясно: они здесь не случайно. И похоже, что кто-то, начал свою игру.
Когда мы снова выехали к трассе, солнце уже начало опускаться к горизонту, рассыпая по горам тёплое золотисто-оранжевое сияние. Инна молчала, только пальцы на дверной ручке дрожали слегка. Я чувствовал, как в ней борются усталость, напряжение и всё ещё не угасший адреналин от погони.
— Ну и денёк, — наконец выдохнул я, глядя в зеркало. — Похоже, оторвались.
— Ты сам это видел? — Инна обернулась ко мне. — Её как будто поглотила стена. Я видела, как она шла за нами, потом один поворот — и пусто. Ни скрежета, ни звука, ничего.
— Это не первое странное исчезновение на моей памяти, — пробормотал я, — но всё равно мурашки по коже.
Дальше ехали молча. Сердце всё ещё держало след прежнего напряжения, но с каждой минутой становилось спокойнее. К тому времени, как мы проехали Алахадзы, ветер сменился на ровный и ласковый, дышалось легко — море было близко. Инна включила магнитолу, и в салоне зазвучала старая, но удивительно уместная вещь — «Осенний вальс» в оркестровке. Я краем глаза заметил, как она улыбается, впервые за весь день.
Когда свернули с главной трассы на узкую дорожку, ведущую в Пицунду, солнце уже начинало падать за горизонт. Морской воздух ударил в лицо едва мы приоткрыли окна: терпкий, сосново-солёный, обалденный. Вдоль дороги росла реликтовая сосновая роща, деревья стояли прямо как шеренга гвардейцев, и лениво шуршала листвой под лёгким ветром.
— Вот она, — сказал я, притормозив у указателя. — Пицунда. Маленькая, но гордая страна солнца и сосен.
— Красиво. Даже слишком, — задумчиво протянула Инна. — Как будто природа тут застывает во времени.
Мы остановились у прибрежной линии, где выстроились семь высоких пансионатов. Я провёл пальцем по списку на указателе: «Маяк», «Амзара», «Амра», «Колхида», «Золотое руно», «Бзыбь» и «Апсны».
— «Амра», — решительно сказала Инна. — Звучит, как что-то благородное. Мне нравится.
— «Амра» так «Амра», — пожал я плечами. — Главное — чтобы был вид на море и приличный ремонт и обслуживание.
В холле пансионата царил полуотдыхающий хаос. Кто-то с чемоданами, кто-то с детьми, кто-то явно уже после первой рюмки. Я подошёл к стойке, отодвинув слегка стопку буклетов, и обратился к администратору — пожилому мужчине с глазами, уставшими от всего на свете.
— Добрый вечер. Нам бы номер на двоих. Желательно с видом на море. Можно «Люкс», но уютный.
Он поднял глаза, окинул нас взглядом: я — в куртке с пылью серпантина, Инна — в джинсах, волосы стянуты в хвост, но глаза яркие.
— У нас всё занято, — проговорил он устало. — Только раздельные одноместные остались. К бархатному сезону всё, считайте, разобрано под групповые заезды.
Я понимающе кивнул, не отходя. Потом, словно невзначай, достал бумажник, вложил в паспорт аккуратно сложенные путевки и четвертак.
— Всё понимаю, — сказал я спокойно. — Может, что-нибудь для уставших путников всё же найдётся?
Он не стал говорить ни слова, просто взял паспорт, заглянул в книгу и через пару минут протянул ключ.
— Двенадцатый этаж, номер 1205. Балкон на юг, море видно. Надеюсь вам понравится.
— Благодарю, — я кивнул, забирая ключ.
Лифт медленно, со скрипом поднял нас вверх, и, когда я отпер дверь, нас встретил номер, в котором пахло морем, деревом и чем-то давно забытым из детства. Просторная комната, окно от стены до стены, за которым — сосны, а за ними — синеющее море. На горизонте солнце скользило вниз, окрашивая воду в оранжево-розовые тона.
— Вот это я понимаю, — сказала Инна, скинув те самые туфли. — Ради такого и стоило трое суток глотать пыль Кавказа.
Мы спустились в столовую, не сильно отличающуюся от ресторана, где нас на удивление хорошо накормили: горячая кукурузная каша с маслом, рыба на углях, салат с черноморскими томатами. Заказали чай с мёдом и лимоном — простое, но родное. Сидели у окна, глядя, как медленно гаснет день.
— Знаешь, — сказала Инна, наклоняясь ко мне, — мне здесь нравится. После всего… этой погони, этих дорог, дыма и тревоги — здесь всё кажется таким надежным и уютным.
— Согласен, — ответил я.
После ужина мы вышли на набережную. Шорох сосен сопровождал нас, как тень. Море тихо плескалось у берега. В небе появились первые звёзды, неяркие, но чистые. Вдали кто-то играл на гитаре — старую абхазскую мелодию, тянущуюся, как сама ночь.
Мы шли медленно, молча. Просто впитывая в себя всё: ветер, запах сосен, тёплую руку рядом.
И в какой-то момент я понял — вот оно. Спокойствие. Впервые за долгие месяцы. Но где-то внутри — глубоко, на уровне инстинкта — ощущение, что оно ненадолго. Потому что те, кто ищет нас, наверняка не дремлют.
Вечер над Пицундой опустился неожиданно мягко, как фланелевое одеяло, запахнувшееся вокруг нас после долгого, утомительного, но всё же захватывающего пути. Мы с Инной неспешно вернулись в номер, разговаривая о деталях прогулки, запахе хвои, соли и лёгкой печали, которая приходит вместе с осенним бризом.
— Костя, знаешь, я совсем не думала, что юг осенью может быть таким… — Инна замялась, подбирая слово, — волшебным. И почти безлюдным.
— Вот почему я и настаивал на бархатном сезоне, — я подмигнул ей и снял куртку, — никакой суеты, шумных соседей, песен под гитару до рассвета и толп на пляже. Только мы и море. И редкие остатки цивилизации.
Глава 22
Она села на край кровати, потянулась и посмотрела на меня с той полуулыбкой, от которой мне всегда становилось тепло.
— А знаешь, чего не хватает? — спросила она, облокотившись на подушку.
— Предполагаю: чего-нибудь холодного, шипучего и игривого? — я открыл сумку, откуда вытащил припасённую бутылку шампанского и два бокала.
— Ты читаешь мысли! — засмеялась Инна. — Я в ванну, а ты пока настраивай праздничное настроение.
Когда в ванной послышался шум воды, я расставил бокалы, достал из сумки виноград, предусмотрительно купленный на трассе, и включил тихо радиоприёмник. Сначала хрипела грузинская станция, потом нашёл какую-то спокойную волну с джазом. В этот момент вернулась Инна — в белом халате, с влажными волосами и сияющими глазами.
— Здесь так хорошо, что я начинаю забывать, зачем мы вообще ехали, — сказала она, беря бокал.
— Чтобы вспомнить, как пахнет настоящее море, — я присел рядом, касаясь её плеча. — И чтобы, если что, отдохнуть перед бурей.
Она сделала глоток и приложилась к моей щеке.
— Какая буря, Костя? Мы же на отдыхе.
— Вокруг нас слишком много случайностей. И «Волга» эта… — я на мгновение замолчал. — Но давай отложим тревоги до завтра.
Мы сели в тёплую ванну, и между нами повисло молчание, в котором не было неловкости — только доверие и близость. Тепло воды, пузыри, бокалы, звон стекла и мягкий свет ночника. Пару раз она засмеялась, когда я поддразнивал её рассказами о наших приключениях, преувеличивая опасности и приукрашивая свою храбрость.
Но в самый разгар тихого счастья что-то резануло слух — знакомый, дребезжащий звук сигнализации. Мы одновременно замерли, замерев в полувоздушной тишине ванной.
— Это не может быть ветер, — произнесла Инна, выпрямляясь.
— Ветер не открывает двери и не дёргает за ручки, — я уже вставал, вытираясь на ходу, — оставайся здесь. Я быстро.
Схватив штаны, надел их на ходу, накинул куртку и выбежал вниз. Двор был тих и пустынен, но красная «Нива» не стояла на месте где я ее оставил, и на её панели всё ещё мигал диод сигнализации. Моя хитрая уловка сработала. Обычную сигнализацию воры отключили, но она была лишь для отвода глаз. Основным контуром защиты было обычное реле времени, которое через двадцать секунд глушило мотор и снова становилось в дежурный режим. Таким образом воры не укладываясь в свой тайминг были вынуждены прекратить попытку угона.
Я медленно обошёл машину по периметру. На земле, прямо у заднего колеса, были свежие следы — чьих-то ботинок, одна подошва была с характерной трещиной по носку. И след тыльной части ладони на стекле пассажирской двери.
— «Друг», сканируй окрестности, — тихо прошептал я, прижимаясь к кузову. — Кто-то тут был. Только что.
— Визуальный контакт потерян. Подозреваемый ушёл к пляжу через дальнюю зону парковки. «Муха » наблюдает за ним, «Птичка» в ожидании. Могу скинуть через нейроинтерфейс видео попытки угона.
Я выдохнул. Кто бы это ни был, он знал, какую машину искать.